Пение приближалось. Слов по прежнему разобрать было нельзя, но уже отчетливо слышались голоса — мужские и женские.

— Псалом какой-то! — пробомотал Борис, но Паганель шикнул на него.

Мы крались по сырому коридору, держась руками за стену — Паганель на всякий случай погасил фонарь, чтобы не выдать себя неосторжным светом.

Вдруг пение смолкло. Мы шли в полной темноте, и тут, буквально в нескольких шагах от нас, зазвучал гулкий, раскатистый голос. Эхо запрыгало под низкими сводами, искажая смысл слов.

— Латынь… — еле слышно пробомотал Паганель.

Неожиданно мглу, сгустившуюся в коридоре, рассеяли отблески огня. Впереди, где-то справа, горел костер. В воздухе ощутимо запахло гарью, каким-то церковным запахом — то ли воском, то ли ладаном.

Мы остановились. Прыгающий свет от не далекого костра уже позволял нам видеть друг друга. Паганель жестом поманил нас, а когда мы склонили головы, прошептал, чуть шевеля губами:

— Другого пути у нас нет! Придется красться дальше, но я боюсь, что минут их нам не удастся! Там, впереди, коридор расширяется вправо, образуя что-то вроде комнаты. Боюсь, эти певуны собрались именно там!

— Может быть, есть смысл кому-то одному пробраться вперед, посмотреть, что там и как? — предположил Борис. Меня же волновало другое:

— Максим Кузьмич, а как вы их не заметили?

— Сам не пойму! — удивленно прошептал в ответ Паганель: — Когда я ходил на разведку, тут ничего такого не было!

У меня засосало по ложечкой. Еще не хватало нам всяких привидений!

Мы посовещались еще с минуту, и решили, что Борис пойдет вперед, узнать обстановку.

Тем временем голос, торжественно гудящий у костра, смолк, и разом заговорили несколько человек, в основном женщины. Слов по прежнему нельзя было разобрать — мешало эхо.

Борис, согнувшись, мелкими шажками убрел в темноту. Мы с Паганелем притаились у сырой кирпичной стены, и замерли в ожидании…

Искатель вернулся через несколько минут.

— Там их человек десять! Самих людей не разглядеть — костер слепит! Они там что-то вещают, руками машут, вроде бы все взрослые, не пацаны какие-нибудь! Если нагибаться, то можно прошмыгнуть по коридору — они не заметят!

— Наверное, это какая-нибудь секта! — предположил Паганель: — Значит так! Боря, вы идете первым, Сергей за вами, я — замыкаю! Ну, пошли!

Мы буквально на четвереньках двинулись вперед. Я касался пальцами мокрой земли, стараясь не упустить согнутую спину Бориса, виднеющуюся впереди.

Гомон у костра стих, неожиданно раздался резкий, визгливый клич, и сразу же ударила громкая, режущая музыка. Я не очень разбираюсь в современных музыкальных течениях, но, кажется, это был какой-то треш-металл, что-то очень громкое, с диким, хаотическим ритмом.

Пламя костра заплясало, черные тени людей запрыгали по стенам и потолку тоннеля впереди нас. Видимо, у сектантов начались ритуальные пляски.

Борис, распластавшись по земле, стремительно перебежал освещенный участок коридора, нырнув в темноту. Все нормально, никто не обратил на искателя внимания.

Я покосился на крадущегося сзади Паганеля, тот махнул рукой — давай! Глубоко вдохнув, я на четвереньках как можно быстрее, перебежал освещенный участок. По дороге, скосив глаза на костер, я заметил несколько обнаженных женских и мужских фигур, извивающихся под музыку, а на стене позади них мне бросился в глаза освещенный багровым пламенем перевернутый крест!

Я кинулся в спасительную темноту коридора, где меня уже поджидал Борис.

— Все нормально?

Я кивнул.

— Ну, только бы Паганель не сплоховал! — шепнул Борис, и как будто сглазил!

Едва длинная, пригнувшаяся фигура Паганеля появилась в освещенном костром круге, как тут же завопила какая-то женщина! Музыка разом смолкла, вспыхнули фонари, раздались басовитые голоса мужчин.

Паганель, заметавшись в лучах света, кинулся обратно, и за ним тут же бросилось несколько фигур с какими-то темными палками в руках.

— Линяем! — Борис потащил меня за руку в глубь коридора, но было поздно — нас осветило несколько фонарей, и здоровенный мужик, занося огромный кухонный нож, с ревом устремился к нам.

Мы бросились бежать. Коридор шел прямо, никуда не сворачивая, свет фонарей преследователей бил нам в спину, освещая дорогу.

За нами неслось пять или шесть человек, вооруженных кто — чем. О сопротивлении нечего было и думать — нас просто забили бы, не спрашивая, кто мы, и зачем здесь!

Топот за спиной приближался. Сектанты что-то орали, подбадривая себя, им вторил женский виг, один раз по стене прозвенел брошенный нам вслед небольшой железный ломик.

— Влево! — отчянно закричал Борис, ныряя в какой-то едва заметный сворот. Я еле успел затормозить, кидаясь вслед за искателем в непроглядную тьму нового коридора.

Теперь мы бежали под уклон. Под ногами зачавкала грязь, мокрая глина, брызгала вода — тут явно тек подземный ручей. Погоня задержалась у поворота, и теперь лучи фонарей светили нам по верх голов, выхватывая из тьмы блестящую грязь на полу коридора.

Внезапно спуск кончился, пол под ногами выровнялся, и мне в глаза бросился отблеск фонарей на черной, покрытой тиной и какими-то коричневыми разводами воде, но было поздно, остановиться мы не успели, и сходу влетели в воду, поднимая тучи брызг, сперва по колено, и почти тут же — по пояс.

— Е-мое! — прокричал запыхавшийся Борис, взбаламутив вокруг себя затхлую воду: — Вляпались!

Я оглянулся — сектанты подбегали к берегу подземного пруда, или, скорее, болота — дно у меня под ногами скрывал толстый слой ила и каких-то осклизлых палок, железяк, бревен.

Я глянул вперед, воспользовавшись метнувшимся туда лучом — конца и края водной поверхности было не видно.

Преследователи не спешили лезть в тухлую, маслянистую воду, и совещались, собравшись на берегу. Мы с Борисом, отбредя метров на пятнадцать, тоже остановились, тяжело дыша.

— Сейчас кто-нибудь из них достанет шпалер — и привет! — грустно проговорил Борис, стирая со лба пот — в поземелье было очень душно, вдобавок, взбаламутив придонные слои ила и прочей дряни, мы выпустили на свободу мерзкопахнущие, гнилостные газы — вокруг нас то и дело с противным бульканьем лопались белесые пузыри.

— Если бы они были вооружены… — ответил я, сплевывая тягучую слюну: — Нас с тобой угрохали бы раньше! Ясно одно — они за нами не полезут! Но и выйти на сухое место не дадут! Надо идти вперед!

— А куда — вперед? — сердито спросил Борис: — Вдруг там глубина — во! Или вообще завал?!

— Да что ты на меня-то орешь? — психанул я: — Предложи что-нибудь другое!

— И предложу! — спокойно отозвался Борис, обернулся к сектантам и миролюбивым голосом крикнул:

— Эй! Мужики! Давайте поговорим!

— Нам с тобой, сучий выползок, говорить не о чем! — немедленно донесся оттуда ответ.

— Сам ты… Трах-тарарах, и мать твою с загибом! — зло крикнул Борис, выругавшись так виртуозно, что даже преследователи наши разразились аплодисментами, о чем-то оживленно переговариваясь. Потом раздался тяжелый бас того самого, первым кинувшегося на нас мужика:

— Идите прямо, держитесь правой стены! Если плавать умеете, выберетесь! Назад мы вас не пустим, а если сунетесь…

— То что? — напряженно спросил Борис: — Не убьете же вы нас?

— Вот именно — убьем! — спокойно пробасил сектант: — Убьем — и утопим! Тут много таких, как вы!

Я невольно пождал одну ногу, опирающуюся на что-то осклизлое. Вспомнился читанный в школьные годы Гиляровский: «По людям ходим, барин!».

— Б-борька, пошли на хер отсюда! — я дернул искателя за рукав.

— А если там тупик? — мотнул он головой, но потом обреченно махнул рукой: — Ладно, пошли!

— Валите, валите, журналюги гребанные! — донеслось до нас с берега.

— От кого слышу? Эй, вы — баптисты херовы! — ответил Борис, который, как я понял, в словесных перепалках любил оставлять последнее слово за собой, и мы двинулись в неизвестность, осторожно ощупывая ногами скользкое дно.