- Неловко как-то. Да и спят, пожалуй, еще... - упирался Юрий Иванович, хотя ему очень хотелось бы взглянуть на дочь Ларисы.

- Ничего, разбудим, - твердо пообещала женщина. - Нечего дрыхнуть, раз такой человек пришел.

- Не делай этого, не надо, - взмолился Юрий Иванович. Глянул на часы "06.07" - и нарочито громко встревожился. - Опаздываю! Меня машина ждет.

- Подождет, никуда не денется, - голос у Ларисы был властный, пренебрежительный, но неожиданно сразу же изменился, стал неискренне умильным, чуть ли не заискивающим. - А вот и дочка моя, Оленька. Познакомьтесь.

В калитке, уперевшись руками в столбы, стояла, слегка постукивая носком белой туфельки, девушка в белом же, затейливом, платье. Лицо у нее было утомленное, бледное после бессонной, сумбурной свадебной ночи.

- Что это значит, мама? - холодно спросила Ольга.

- А ничего не значит. Мала еще допросы устраивать, - резко, почти крикливо, ответила мать. - Поздороваться надо сначала, - она еще плотней прижалась к Юрию Ивановичу.

Дочь еле заметно повела плечами, еле заметно усмехнулась.

- Здравствуйте.

А Юрий Иванович глядел на нее и видел ту, давнюю, хрупкую и стройную, Ларису - так похожа была Ольга на мать в молодости. Только у этой девушки взгляд независимей и уверенней, чем у Ларисы в юности, и губы откровенней кривятся в снисходительной усмешечке.

- Я школьный Друг вашей мамы, - кашлянув в кулак, пояснил Юрий Иванович. - Мы целую вечность не виделись, и вот - случай помог. Я тут ненароком оказался. Мы с Владькой, с Борэенковым... - уточнил, глянув на Ларису: помнит ли она Владьку?

- Ах, так вы с Владиславом Николаевичем приехали? - Ольга смутилась. Простите меня, я не знала. - Она слегка отступила в глубь двора. Проходите, пожалуйста. Мы очень рады, - но в голосе была неуверенность, почти растерянность. Юрий Иванович догадался, что девушка обеспокоена: мало ли как гость воспримет беспорядок после пира.

- Прошу, ради бога, не обижаться и не сердиться, я не могу, - он прижал руку к груди. - Никак не могу... В семь у нас очень важный эксперимент, - и сделал серьезное, значительное лицо.

- Знаю, знаю. Пуск установки "Ретро". Я ведь тоже у Владислава Николаевича работаю. Программисткой, - Ольга откровенно обрадовалась, что приезжий отказался зайти, но сочла нужным сделать опечаленный вид.

- Все же надеюсь, что вы как-нибудь заглянете к нам? - и с уважением посмотрела на мать.

Та победно глянула на нее, приказала:

- Принеси нам сюда чего-нибудь, - открыла калитку в палисадник. - Мы выпьем за встречу и за твое счастье...

- Но товарищу...

- Бодрову, - с гордостью подсказала Лариса.

- Товарищу Бодрову, наверно, нельзя? - с утвердительными интонациями предположила дочь.

- Можно, - резко заявил Юрий Иванович. Ему не понравилось, что эта девочка решает за него, да еще так уверенно.

- Ты же знаешь, мама, что у нас... - Ольга сделала страшные глаза, растопырила в сдержанном возмущении пальчики.

- Ничего, давай, что осталось. Тащи водку, - разрешила Лариса. Пропустила Юрия Ивановича вперед, похлопала его по широкой кожаной спине. Он хоть и академик, а прежде всего - мужик.

- Что-то очень уж ты меня вознесла - академик! - хмыкнул Юрий Иванович, втискиваясь между хлипким садовым столиком и скамейкой.

- А чем ты хуже Борзенкова? - удивилась Лариса. - Ты был способней, напористей, всегда на виду. - Она села напротив, перекачнулась, поерзала, устраиваясь поудобней. Оправила платье. - Владька членкор, а тебе, выходит, сам бог велел действительным быть. Пожалуй, уж и Героя Труда получил? А? без любопытства, из вежливости, поинтересовалась и польстила неумело. Глядишь, в твою честь улицы называть будут.

Юрий Иванович, хакнув, наморщил лоб, яростно почесал его. "Владька членкор! - ошалело повторил он. - Академик! С ума сойти..."

- Чего молчишь? Засекреченный, что ли? - насмешливо полюбопытствовала Лариса. Уперлась локтями в стол, положила подбородок на сцепленные пальцы, и взгляд женщины, доброжелательный, ласковый, постепенно затуманился, стал далеким и печальным. - Ох, Юрий Иванович, - неглубоко, по-бабьи, вздохнула она, - как же я тебя, дура, любила, как сохла по тебе, как ревела... Сейчас даже вспомнить смешно.

Юрий Иванович рывком поднял лицо, заморгал, чувствуя, что кровь ударила в голову.

- Не веришь? - Лариса вяло улыбнулась. - И не надо, - потерла щеки ладонями, потом аккуратно, точно школьница, положила руки на стол, навалилась на них грудью. - Я ведь почти из-за тебя на второй год в девятом осталась. Думала, вместе учиться будем. А потом испугалась, в "А" попросилась. - Она засмеялась, крутанула головой. - Вот дуреха-то была, ей-богу. С Лидкой Матофоновой, выдрой этой, сдружилась. Она мне все про тебя рассказывает, лопочет вот так, - закатила глаза, прижала ладони к груди, быстро-быстро зашевелила губами, - а я думаю: придушила бы тебя, ведьму... Потом Тонечка эта появилась. Нашел тоже! - презрительно поджала губы, передернулась.

Юрий Иванович почувствовал, что покраснел окончательно, удивился: "Смотри-ка, краснеть не разучился!" Хотел сказать, что и он к ней, Ларисе, был, как бы это выразиться, неравнодушен, Что ли, но вместо этого зло буркнул:

- Что же ты тогда с Цыпой? С Генкой?

- С Цыпой? - поразилась женщина. Всплеснула руками и даже от стола откачнулась. - Так ведь тебе назло! Знала, что ты его ненавидишь. Вот и решила побесить. А с Генкой... - склонила, словно в вальсе, голову, плавно повела руками. - Здесь дело сложнее. Во-первых, он сидел с тобой на одной парте, во-вторых...

Но тут припорхнула Ольга. За ней, как в классической драме, шел высокий парень в черном костюме и белом галстуке, держал в вытянутых руках поднос, прикрытый салфеткой.

- Вы извините, у нас ничего такого особенного нет. Мы ведь не думали, что вы придете, поэтому уж не обессудьте, - щебетала Ольга, составляя на стол графинчики, тарелочки, рюмки и посматривая на гостя восхищенно, хотя и с некоторым испугом. - А это Володя, мой муж, - показала взглядом на парня с подносом, поалела секундочку, посмущалась, но тут же с трогательной и неумелой властностью молодой жены прикрикнула на него: - Помоги, чего стоишь!.. Он у меня застенчивый, - пояснила деловито,