— Я это переживу, — уверенно сказал он.
— Легко говорить, когда они этого не делали, — он начал возражать, но я остановила его. — Ты так старался, чтобы получить это место. Я не позволю тебе лишиться этого, — я подумала о Сивилле и ее печали. Я не могла поступить так с Натом.
На его лице проступило упрямство.
— Я буду делать то, что хочу.
Но я тоже была упрямой, упрямой и уставшей, переживающей за то, как всех спасти. Я старалась не звучать резко.
— А я? Думаешь, я хочу жить с тем, кто отдал все за меня? Репутация — это меньшее. Нат. Подумай, что ты потеряешь. Если мы будем вместе, твоя жизнь не будет приятной, не будет нормальной. Я всегда буду путешествовать для короля, и…
— Он заставляет тебя путешествовать слишком много, — сказал Нат.
Эти споры и портили бы нам совместную жизнь.
— Мне нужно путешествовать, Нат. И мой спутник должен принимать это.
— Я могу многое принять, — сказал Нат. — Но это не отменяет факта, что король стал слишком зависеть от тебя, а это не хорошо. Твою магию лучше использовать реже.
Я сама о таком подумывала, и слова Ната не помогали. Я крепче сжала брошюру.
— Если ты хочешь нормальную жизнь…
— Не хочу, — янтарный свет лампы озарил его лицо, и я опешила, увидев его серьезность. — Я думал, что объяснил понятно, Люси. Я хочу тебя.
Он говорил это прямо и честно, и мое горло сжалось. Но это не меняло ситуацию.
— Может, ты сейчас так думаешь, — тихо сказала я. — Но рано или поздно ты захочешь выбрать кого-то еще, с кем проще жить, ради кого не нужно так много терять. Ты захочешь вернуть свою независимость. Ты захочешь жить. Так мой отец бросил мою маму.
— Я не уйду.
Я посмотрела на него.
— Ты уже бросал меня.
Он замолчал.
— Я не переживу этого снова, — рана все еще болела. — Это не сработает.
На его лице проступил гнев.
— Значит, это конец? Мне стоит искать кого-то еще?
Моя голова болела. Я словно раскачивалась на краю пропасти, все зависело от моих слов. Но я не могла вернуть сказанное, не могла изменить того, кем мы были, не могла изменить мир.
Никому не нужна была жена с магией.
— Да, — сказала я. — Тебе нужно найти другую.
Он отвернулся от меня и подошел к угасающему огню.
— Если ты так думаешь, то, может, мне стоит так поступить.
Больше нечего было сказать. Я, с трудом держась, схватила фонарь и ушла. Во дворе темное небо все еще плакало дождем. Я передвигала дрожащие ноги по затопленным камням.
Я спасла человека, которого любила, от жизни, которую он возненавидел бы. Я спасла нас от ошибки. Это было правильно.
Почему тогда мне казалось, что я потеряла все, что было важно?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ:
ПОИСКИ КОРОЛЕВЫ
Я не давала себе останавливаться, иначе я заплакала бы. Вместо этого я пошла к главному залу, чтобы поговорить с Сивиллой о гадании. Если люди будут защищаться от меня крестиками, я просто смирюсь с этим. У меня была работа.
Но проблемы начались раньше, чем я вошла в главный зал. У дверей несколько фрейлин стояли и сплетничали. Когда они увидели меня, они расступились. Они сплетничали обо мне? Они видели брошюру?
Видимо, да. Они и до этого не были дружелюбными, но теперь были настроены враждебно. Я видела, как некоторые обхватили крестики. Впервые я задумалась, кто сунул брошюру под дверь Нату.
Я не собиралась спрашивать, у меня оставалась гордость. Но я не собиралась отступать, хоть они и преградили путь.
Я показала железный браслет, чтобы доказать добрую волю.
— Мне нужно поговорить с королевой. Вы знаете, где она?
Тишина. А потом сзади кто-то заговорил робко, но вежливо. Клеменс.
— Королева? Она в комнатке, где мы храним припасы.
— Спасибо, — я могла попасть туда без главного зала, без пересечения линии фрейлин.
Я уходила и слышала, как остальные ругают Клеменс. Но она оказалась лучше, чем я ожидала, у нее были доброта и независимость мысли, каких не было у других. Потому Ната тянуло к ней? Он теперь выберет ее?
Я знала, что должна была ощущать благодарность за помощь, но меня терзала боль.
Сивилла считала одеяла, когда я вошла. Я не сразу узнала ее. Она уже не была идеальным изображением королевского изящества. Она была в тяжелых сапогах и платье, испорченном дождем. Ее волосы были спутаны, ее шея и руки были обнажены, кроме железного кольца.
Ее глаза были теплыми, как всегда, и ожившими.
— Люси! — она не оставила работу, но поманила меня к себе. — Джоан говорила, что ты в порядке, но я рада видеть это своими глазами.
Она обняла меня и нахмурилась с тревогой.
— Ох, что такое?
— Ничего. Я в порядке.
— Нет, — возразила она. — Думаешь, я не вижу?
Не было смысла скрывать правду от Сивиллы.
— Я поссорилась с Натом.
— О, Люси! Из-за чего?
— Н-не важно, — я быстро перешла к цели своего визита, рассказала ей о Мелисанде, о гадании и о словах Пенебригга.
— Стена между мирами, — медленно сказала она, когда я закончила. — Что-то я об этом слышала… и о двух змеях тоже.
— Ты это узнала?
— Ничего ценного, боюсь, рассказать не могу. Но я слышала, что Певчие были вовлечены в запечатывание какой-то стены, или они ее расширяли… Не знаю, что они делали, или когда, но мама как-то говорила, что Певчие удерживали за гранью Других.
— Других? Так она называла их? — спросила я. — Не Матери?
— Думаю, она говорила Другие, но я не уверена. Она говорила с кем-то, я подслушала разговор. Так что не все поняла.
— Она говорила еще что-нибудь об этой стене?
— Не помню, — медленно сказала Сивилла. — Хотя… может… она говорила, что запечатывание стены как-то связано с Мелузиной.
— С Мелузиной? — я была удивлена. — Ты уверена?
— Не очень, — призналась Сивилла. — И, конечно, мама могла это сочинить.
Мы словно ходили кругами. А потом я спросила:
— С кем говорила твоя мама?
Сивилла опустила голову, задумавшись.
— Знаешь, думаю, это было, когда домой приходила странная женщина с глазами цвета моря, чтобы исцелить меня.
Я заволновалась. Могла это быть Мелисанда?
— Помнишь что-нибудь еще?
Сивилла закрыла глаза.
— Воде… вроде женщина задавала вопросы. И она напомнила маме, что, если магия Певчей что-то сделала, только магия Певчей может это уничтожить, — она вздохнула и открыла глаза. — Боюсь, это все. Жаль, что я не могу вспомнить больше.
— Это уже много, — убедила я ее, хотя мне тоже было жаль. Если бы Мелисанда не сбежала! Я могла описать ее Сивилле, но она не узнала бы женщину, не увидев ее лично. И можно ли было доверять такому далекому воспоминанию?
Я посмотрела на Сивиллу, вернувшуюся к одеялам.
— У той женщины было ожерелье в виде двух змей? Как у Мелисанды?
— Я не видела. Она была укутана, — Сивилла сделала запись на листке и замерла. — Но змеи звучат знакомо, — она покачала головой. — Жаль. Не могу вспомнить.
— Может, вспомнится позже. Найдешь меня тогда?
— Конечно, как только вспомню. Или отправлю Норри. Она хочет остаться в главном зале со мной на ночь, — Сивилла потянулась и отложила список. — Она такая сильная, Люси! Честно, у нее сегодня сила десятерых.
Я вспомнила, какой уверенной была Норри, она была спокойной. Я с неохотой доверяла ей проблемы, боясь, что она слишком хрупкая, старая, но оказалось, что я недооценила ее.
Я недооценила и Сивиллу. В простой одежде, занятая работой, она источала уверенность, какой не было раньше. И я видела кое-что еще.
— Ты счастлива, — удивилась я.
Сивилла растерялась.
— Страшно такое говорить, когда столько людей страдает, но да. Так приятно сделать что-то настоящее, полезное. Никому в главном зале не нужен придворный этикет. Они просто хотят кровать, немного еды и доброе слово, и я могу это сделать, — она улыбнулась. — Это как моя старая жизнь с мамой. Я доставала припасы, разбиралась с проблемами и успокаивала работников на кухне…