Луиза и не подумала подчиниться указаниям герцога Торндейла. Она не только не закрыла уши, но ещё и повернула голову и стала подсматривать. Ей очень хотелось увидеть, как именно не поздоровится.
– Слезь с неё к чёртовой матери! – Схватив кучера за ворот ливреи, герцог вытащил его из кареты и швырнул на землю, как рабочий - мешок с углём. – Чем ты, чёрт возьми, занимаешься, похотливая сволочь? Да ещё и в моём экипаже!
Подружка кучера выскользнула из кареты и, запахнув помятое платье, поспешила прочь. Луиза надеялась, что женщина потребовала плату вперёд.
– В-ваша светлость. – Мужчина с трудом выпрямился и поднял спущенные штаны, что было довольно сложно сделать одновременно. – Позвольте мне объяснить. Я... Да мы так просто...
Стоило герцогу лишь слегка толкнуть его носком туфли, тот бы снова грохнулся на голый зад.
– Убирайся с глаз моих долой, тупой ублюдок! И советую не возвращаться. Это к добру не приведёт.
Кучер заковылял прочь, одной рукой придерживая штаны, а другой - хватаясь за больные ребра. Луиза едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
Затем герцог обернулся к ней, и она резко повернула голову, чтобы он не застукал её за подглядыванием, задев щекой тонкорунную шерстяную ткань фрака. Его желанное тепло обещало согреть от холода, а исходивший аромат был просто божественным. Не одеколона или модной помады для волос, а мыла и ночного ветра. Запах мужских объятий, когда он возвращается домой из поездки и врывается в дверь с порозовевшими от мороза щеками, топая ногами.
Черт! Нужно прекратить такие мысли. Она совсем не желала ненароком испытать к нему симпатию, даже в самой малой степени.
Он стянул перчатки и бросил их в карету.
– В таком случае я должен многое объяснить вашему отцу.
Да, Торндейлу действительно следовало многое объяснить папе. Например, почему он столь безжалостно потребовал вернуть долг с выплатой процентов за все годы, не считаясь с желаниями собственного дяди. Доставив её домой, герцогу придётся встретиться лицом к лицу с добросердечным, честным человеком, чьи мольбы он месяцами оставлял без внимания. И пусть ищет скользкие отговорки и даёт какие угодно объяснения. Лично.
– Нужно найти другой экипаж, чтобы отвезти вас домой, – проговорил он. – Я не посажу вас в карету, в которой после такого разврата пахнет дешёвыми духами и зловонием.
– Можно поймать наёмный экипаж, – предложила Луиза.
– Наёмный экипаж? Я не повезу вас домой в наёмном экипаже. – Он издал раздражительный звук. – Разумеется, мы можем найти решение получше.
Она напряглась.
– Обычно именно так я передвигаюсь по городу. У нашей семьи нет кареты и лошадей. Я знаю, что вы - состоятельный герцог, которому не приходится беспокоиться об оплате счетов из овощной лавки. Но отнюдь не всем семьям в Лондоне так повезло. Мой отец - третий сын. Без наследства. Он сделал для нас больше, чем следовало ожидать. Я не стыжусь ни своей семьи, ни нашего финансового положения.
– Я вовсе не это имел в виду. – Он положил руку ей на спину и бесцеремонно повёл по дороге. – Нужно придумать что-нибудь получше, чем наёмный экипаж, потому что вы заслуживаете большего после такого балагана. Вот и всё.
– О! – С этим она спорить не станет. Вся её семья заслуживала лучшего обращения с его стороны.
– Я и сам второй сын, – продолжал он, пока они неторопливо шли по узкой улице. – Меня воспитывали, не рассчитывая, что я получу титул. По правде говоря, я не ожидал, что буду заниматься чем-то, кроме сельского хозяйства, пока... – он замолчал.
– Пока не умер ваш брат, – закончила она за него.
Если он второй сын, а теперь стал герцогом, значит, его старшего брата нет в живых. Возможно, это обстоятельство не должно её волновать, но оно тронуло сердце Луизы. Люди умирают. Многие её знакомые потеряли брата или сестру, если не обоих сразу, кто-то в младенчестве, кто-то позднее. Но семье Уордов посчастливилось, и ей самой не пришлось познать боль утраты. Она даже не могла себе представить, каково это - потерять кого-то из любимых братьев или сестёр. Она бы не пожелала этого и злейшему врагу.
Герцог был её злейшим врагом, и всё же её сердце разрывалось от постигшей его утраты.
Она прикоснулась к его руке.
– Мне очень жаль.
В ответ он лишь резко кивнул.
Луизе оставалось только удивляться, как взрослым мужчинам порой так трудно произнести самые простые слова. "Спасибо”, “пожалуйста”, "извините"... Судя по тому, как они запинались, можно было подумать, что это латинские названия экзотических грибов. А когда речь заходила о “любви”, некоторые умудрялись совсем потерять дар речи.
Они добрались до главной улицы в конце переулка. Мимо проехало несколько наёмных экипажей, даже не замедлив хода, когда Торндейл им махнул рукой.
– Полагаю, в это время они все заняты, – сказала она.
– Должен же быть другой выход. – Он провёл рукой по тёмным волосам, стряхивая снежинки.
– Ох, – выдохнула Луиза. – Пошёл снег.
Она подняла руку и смотрела, как кружащиеся белые кристаллики падают на тёмный рукав его фрака. От этого вида она ощутила искреннее неудержимое счастье. Она всегда любила снег. В это время года он был редкостью в Лондоне.
Она пришла к неожиданному решению.
– Я пойду домой пешком.
– Что?
– Вы уже в достаточной мере проявили учтивость. Я освобождаю вас от всего остального. Вам следует вернуться на бал. Иначе разочаруете остальных своих партнёрш и их матерей. Забудьте обо мне. Я могу сама дойти пешком.
И Луиза действительно могла. Она знала и любила Мейфэр. Прогулка под снегом будет радостным и одновременно грустным прощанием с местом, которое она всегда называла домом.
Впрочем, одинокая прогулка - это не совсем то, к чему она стремилась в данный момент.
– Дойти самой? – повторил он. – Что за вздор!
– Мы живём здесь недалеко.
– Мне всё равно, даже если в десяти шагах отсюда, – нетерпеливо бросил он. – Я не позволю вам идти пешком без сопровождения.
«О да, знаю, что не позволите. Собственно на это я и рассчитываю».
– Но ваша свет...
– Хватит спорить. Как я уже говорил, если я решил, то это окончательно. – Он взял её под руку. – Если настаиваете на прогулке, я пойду с вами.
Она театрально вздохнула.
– Если настаиваете.
Про себя она обрадовалась своей маленькой победе. Обхватив пальцами накрахмаленный рукав его рубашки, она ощутила твёрдое, как камень, предплечье, но, возможно, где-то в глубине души герцога скрывалась мягкость.
Как и папа, Торндейл был младшим сыном. Он познал боль утраты. В какой-то степени он обладал благородством. Разумеется, предложить даме свой фрак - это одно, а простить долг в несколько тысяч фунтов - совсем другое. Но, даже несмотря на то, что он отказал в удовлетворении написанных её отцом прошений, может, всё-таки есть шанс, что герцога удастся убедить изменить принятое решение при личной встрече. Ведь уже почти Рождество.
Зная о его невысоком мнении о лондонских дамах, Луиза не осмелилась сразу объяснить сложившуюся ситуацию и умолять его. Если бы она попыталась, Торндейл подумал бы, что их встреча в бальном зале была лишь уловкой. Он бы обвинил её во лжи и интригах ради достижения собственных целей.
А если ей удастся заставить его хотя бы в малейшей степени понять, как важен для её семьи их дом и что значит для неё Мейфэр...
Возможно, к концу прогулки, когда он встретится с папой, его каменное сердце смягчится.
Возможно.
Луиза понимала, что возлагает все свои хрупкие надежды на одного единственного герцога. Но что ей оставалось. Она не могла сдаться, даже не попытавшись, хоть и шансы на успех стремились к нулю.
С самого начала она знала, что это случится сегодня либо не произойдёт никогда.
Что ж, сегодняшний вечер ещё не закончился.
Пока.