Глупцы. Загнали Нивена в угол. И теперь ему нечего терять.

Человек снова захрипел и задергался.

— Тебе трудно говорить. Моя рука на шее, — сказал Нивен. — Я уберу. Во второй руке нож. Возле живота. Ее не уберу. Понял?

Человек странно дернулся, Нивен решил, что это либо предсмертные конвульсии, либо кивок. В любом случае захват с шеи можно убрать. Разжал пальцы, подождал, пока жертва несколько раз судорожно схватит ртом воздух и прокашляется. Повторил вопрос:

— Кто послал?

Человек криво ухмыльнулся. Хоть что-то он понимал: что ему уже не уйти. Разве что — в царство мертвых. И уходить туда решил по-своему.

— Могу разрезать тебя на куски. Не хочу — это долго. Но могу, — честно сообщил Нивен. — Разрезать?

— Ты хочешь услышать, что мы сами так решили? — хрипло спросил человек, продолжая криво ухмыляться. — Мы все желаем тебе сдохнуть, но не стали бы руки марать. Приказ сверху.

— Чей?

— Ты понимаешь, что тебе конец, да? — ухмылка была уже болезненной маской, кривым оскалом. И человек старался ударить напоследок хотя бы так — словом. — Тебя найдут, куда бы ты ни…

— Бордрер? — спросил Нивен.

— Да все! — с ненавистью выдохнул человек. — Все хотят от тебя избавиться!

— Почему? — спросил Нивен. И хоть прозвучало ровно, на него вместе с этим вопросом навалилось отчаяние.

— Понятия не имею, — выдохнул человек, и Нивен поморщился. Пахло от него ничуть не лучше, чем от того, недавнего. Ничуть не лучше, чем от любого из них. Гнилые изнутри. — Может, потому что Хозяин наконец понял, что с такими тварями, как ты, нельзя работать? — и уже не просто с ненавистью, с отвращением выплюнул. — В‍ыродок!

Нивен коротко резанул по его горлу. Тот захрипел и дер‍нулся в последний раз.

Нивен какое-то время не шевелился, глядя, как кровь заливает руку с ножом. Пусть — все смоется.

“С такими тварями… — мысленно повторил он. — Как я... Глупцы. Они еще не знают, с какой тварью связались”.

Наконец шевельнулся и только сейчас почувствовал, как все болит. Ноет плечо, огнем горит в боку, на который пришелся удар, — так, что дышать тяжело. Рука и вовсе не сжимается в кулак. И в крови. Всё — в крови.

“Смоется”, — вновь пообещал он себе. Поднялся, схватил тело за ноги и потащил к лесу.

А через несколько часов после рассвета ступил на людную улицу Мадага.

В лесу он все сжег. Обобрал карманы пришедших за ним, стер кровь — и сжег. Уничтожил следы. Теперь от него пахло лишь дымом костра. Ирхан уже залил щедрым светом все вокруг, и Нивен непроизвольно поглядывал на рукава, на полы плаща, на сапоги: вдруг, пропустил в темноте пятно?

А потом думал: даже если пропустил — что с того? Он идет туда, куда не должен был. Но в том и дело — он больше никому ничего не должен. Нет больше правил.

В частности, нет правила не пополнять припасы в городе, где только что сработал. Потому что — кто его остановит? Кто ему что скажет?

Он собрался в Нат-Кад.

Так — кто его остановит?