Прошло еще пару дней, но сон к Гардану по-прежнему не шел. Днем еще худо-бедно он тревожно поспал несколько часов, а ночью никак не мог сомкнуть глаз. И аппетит пропал. С трудом он заставлял себя отведать немного щей горячих, к которым привык уже, живя с русскими, да мяса пожевать с луком.

Вот и в эту ночь он сопел, вглядывался в темноту конюшни, ворочался с боку на бок. Парень устроил себе нору в сене и залезал туда на ночь ногами вперед. Слушал перестук конских копыт, вздохи, хрумчанье жующих ртов. Теплый дух шел от животных, а из щелей в дверях тянуло противным холодом.

Гардан задремал, но тут же встрепенулся. До него донесся какой-то звук. Это снег тихо поскрипывал под осторожными шагами. Пес Рябчик радостно повизгивал, видно, встречал знакомого и надеялся на лакомый кусочек. Но надежды не оправдались. Послышался недовольный, сдержанный визг, совсем негромкий, но Гардан сразу определил, что пса пнули ногой. Скрип снега приближался, и Гардан счел за лучшее тихонько выбраться из своей норы и посмотреть – кто это шастает в такое позднее время по двору.

Пока он вылезал и ковылял к дверям, шаги приблизились. Что-то тяжелое привалили к стене. Наступила тишина. Потом Гардан даже не услышал, а просто заметил на более светлом фоне неба, как тихо открывается дверь. И что странно, не было слышно никакого скрипа петель.

Рука парня сама нашарила рукоять кинжала – он последнее время постоянно носил его на поясе. Сердце рванулось к горлу и забухало там, мешая наблюдать и слушать.

Щель увеличилась настолько, чтобы пропустить темную фигуру человека. Разобрать его черты было невозможно. Гардан стоял в двух шагах от двери и старался унять участившееся дыхание. Страх помаленьку закрадывался под тулуп. Слух обострился до предела. И он увидел, как тень медленно прошла мимо него в направлении норы, в которой Гардан постоянно спал. Теперь не осталось и тени сомнения, что это мог быть только Кузьма, и шел он по Гарданову душу. Нора находилась не более как в пяти шагах, татарин не видел, но чувствовал, что Кузьма уже добрался до нее. Послышались торопливые частые удары. Сено шуршало, шумное дыхание Кузьмы долетало до притаившегося Гардана.

Вдруг раздался сипловатый, напряженный голос Кузьмы:

– Где ты, басурман поганый? Подай только голос, и я тебя прикончу. – И за этим последовал забористый мат сквозь стиснутые зубы.

Наступила недолгая тишина. Потом снова раздалось:

– Молчишь, трусливая крыса! Ничего, я тебя и так достану!

Гардан затаился, не зная, что предпринять. Он ничего не видел, только в стене слегка выделялось более светлое пятно маленького оконца. Оно находилось недалеко от норы, но давало такой слабый свет, что рассчитывать на него не приходилось.

В тишине опять послышались осторожные шаги. Кузьма пробирался к стойлам коней, а они находились в каких-то двух шагах от стены, к которой прижался Гардан. Он боялся, что грабли, вилы, лопаты вдруг загремят от его неожиданного и непроизвольного движения и выдадут его местонахождение.

Вдруг в тишине послышались характерные удары кресала. Посыпались искры. Кузьма высекал огонь, пытаясь осветить конюшню. Гардан тут же понял, что ждать больше никак нельзя. И условия для него сложились самые выгодные – он уже видел врага и мог подобраться к нему ближе. За звуками кресала тот не так уж внимательно всматривался и вслушивался в посторонние звуки.

Сделав осторожный шаг, за ним другой, Гардан приостановился, наблюдая, как Кузя всего-то в трех шагах от него раздувает трут. Еще один небольшой шаг, и рука с кинжалом поднялась для удара. И когда Кузя готов был двинуться к фонарю на стене, Гардан бросил тело вперед и нанес удар кинжалом в спину врага. От неожиданности и силы удара, а уж Гардан постарался вложить в него все, что только мог, Кузя повалился на пол со сдавленным возгласом не то удивления, не то боли. Гардан свалился на него, только и думая о том, как бы не выронить кинжал. И пока Кузьма пытался подняться, изрыгая хриплые звуки, Гардан еще дважды с силой ударил того кинжалом. Но он чувствовал, что полушубок, в который тот был одет, сильно ослаблял удары. Так оно и оказалось. Кузя поднялся и с ревом взмахнул рукой с ножом. Но Гардан уже откатился в сторону и сам беспорядочно махал кинжалом.

Матерясь, Кузьма шарил руками в темноте. Он потерял трут, и тот затух, затоптанный в свалке. А Кузя хрипел из темноты:

– Ах ты, паскуда татарская! Вздумал ножом играть! Погоди, я все одно доберусь до тебя!

Он был совсем рядом с Гарданом, и тот тихо отполз к стене. Рука уткнулась в бревна и нащупала выроненный костыль. Пальцы судорожно вцепились в него. И тут Гардан осознал, что кинжал выпал и потерялся. Его бросило в холодный пот. А Кузьма приближался осторожными шагами. Отчаяние придало сил Гардану. Взмахнув костылем, он со всех сил ударил по ногам близкого уже Кузьмы. Тот был не в валенках, а в сапогах, и удар оказался чувствительным. Он взвыл и рухнул на пол. А Гардан с остервенением стал наносить обломком костыля удары по лежащему человеку. Не все они достигали цели, но на время вывели того из боевого состояния. Надолго ли?

Уверенности в этом у Гардана не было, и он отполз к стене. Там он нащупал какую-то длинную палку, перебирая пальцами вниз, определил, что это вилы, и взял их в руки. Теперь его положение оказалось намного лучше.

Кузьма тихо постанывал, но по этим звукам Гардан понял, что тот уже на ногах и не собирается отказываться от своего замысла. Уж слишком далеко он зашел. Кузьма неразборчиво бормотал что-то, да Гардан и не вслушивался в слова. Ему важно было знать, где враг, на каком расстоянии.

Это он определил довольно точно. Кузьма шарил рукой в двух шагах от него, а может, и ближе. Весь мокрый от усилий, боли в ноге и волнения, Гардан нацелил вилы на уровень головы. Он решил, что пробить полушубок Кузи будет не так уж легко, а потом может оказаться, что ослабевший Гардан и вил лишится. Он не знал, как сильно ранен Кузьма и долго ли тот будет истекать кровью.

Чуточку обождав, уточняя направление удара, Гардан с силой ткнул в вилы на слух, по шуму. Он попал, но куда – не знал. Вскрик, стон и шум падающего тела показал, что удар получился. Кузьма лежал на полу, и по его стону можно было понять, что ранен тот основательно.

На дворе залаял Рябчик, он просунул голову в щель двери и, втягивая воздух носом, осматривал поле сражения. Холодный воздух освежал разгоряченное лицо Гардана, который с упорством обреченного шарил вилами по полу. Наконец он нашел тело Кузи, но ударить еще раз не успел. Со двора донесся недовольный и грозный окрик Спиридона и работника, карела Армаса. Гардан обернулся.

Желтый круг света пометался по подворью и проник в конюшню. Рябчик смело ринулся вглубь. На пороге стояли темные тени и шарили фонарным светом вокруг. Вошедшие увидели Гардана с вилами, Кузьму на полу, который силился что-то сказать, но никак не мог. Спиридон спросил:

– Чего это вы тут? Никак до смертоубийства у вас дошло? Сказывай!

– Да вот, значит, – начал Гардан, – Кузька хотел меня прирезать, да не получилось. Я его раньше учуял.

– Господи, да что с ним? Армаска, погляди.

Лошади беспокойно стучали копытами, похрапывали, а Рябчик времени не терял. Пес торопливо слизывал кровь с сена и соломы. При свете фонаря обнаружилось, что два железных штыря вил пропороли щеку и ухо, а один сломал зубы и прошел внутрь. Видимо, во рту была сильная боль, рана не давала говорить, кровь стекала по бороде и тут же сгущалась на холоде. Рябчик поскуливал и торопливо перебирал лапами, норовясь подобраться поближе.

– Хозяин, плох Кузя, – сказал Армас, обследовав Кузьму. – Кровь ушла, жить не будет.

– Разбуди остальных, Армаска. Пусть помогут. – И Спиридон спросил Гардана:

– С чего тут у вас драка-то началась, Гарданка? Сказывай!

– Это пусть хозяин Сафрон Никанорыч тебе скажет. А я устал, и нога изболелась. Присяду. Прости, хозяин.

– Ишь как запел, ирод басурманский! Православного сгубил, говорить не хочет! Погоди ужо ты у меня! В железах посидишь, на дыбе повисишь, так все выложишь! – Он замолчал, утерся рукой и запахнул тулуп. Присел рядом с Кузьмой, поправив фонарь. Тот лежал и кряхтел, держась руками за лицо. Сквозь пальцы пробивалась темная кровь. Спиридон расстегнул на нем полушубок, кое-как развернул его и со страхом в голосе забормотал: