- Кровь? Какая кровь? Я не вижу никакой крови. Крови не было, хотя Морган твердо помнил, что она была. Он снял очки, протер их и снова посмотрел на пол - ничего. И вновь у него неприятно заныло под ложечкой. За их дурачеством крылось нечто чудовищное, несущее смерть.

- Но...- В отчаянии Уоррен взмахнул рукой. С мольбой посмотрев на капитана, он распахнул дверь каюты, которая находилась рядом с его собственной.

На потолке горела люстра. Койка, на которой они оставили раненую девушку, была пуста; подушка не смята, постель аккуратно застелена - на простынях ни морщинки, ни складочки. Не было даже испачканного полотенца, которым Пегги вытирала кровь с лица девушки. С вешалки над умывальником свисало чистое белоснежное полотенце.

- Ну?- протянул капитан Уистлер тоном, не предвещавшим ничего хорошего.- Я жду.

Глава 7

В ЧЬЮ КАЮТУ?

Это было только начало. От одного вида пустой койки и чистого полотенца - вещей, которые сами по себе вроде бы не особенно должны внушать тревогу,- Морган испытал приступ такого дикого страха, который был ему неведом даже в прошлом, во время расследования дела с восьмеркой мечей и в ходе дела о двух виселицах. Он даже попытался уверить себя в том, что все происходящее - какой-то нелепый розыгрыш.

Но происходящее не было розыгрышем. Впоследствии писатель признавался, что больше всего его тогда потрясли именно белоснежные простыни...

В течение короткого времени, пока все заглядывали в белую каюту, он успел передумать о многом. Та девушка... Морган снова увидел перед собой ее лицо на белой подушке - густые брови, прямые, тяжелые классические черты, искаженные, залитые кровью. Ведь не пригрезилась же она им! В этом не может быть никаких сомнений. Куда же в таком случае подевалась? Возможны три объяснения.

Первое: она пришла в себя, обнаружила, что находится одна в чужой каюте, и перешла к себе. Звучит неубедительно, особенно потому, что ее ранение было тяжелым, а также потому, что всякий нормальный человек на ее месте, очнувшись, позвал бы на помощь, поднял бы шум, на худой конец позвонил бы стюарду - словом, выказал знаки слабости или любопытства. Но самое главное не это. Прежде чем выйти из каюты, она не могла бы застелить постель и переменить белье. Она не застелила бы постель свежими простынями и не надела бы чистую наволочку, уж не говоря о том, что куда-то делось грязное полотенце и точнехонько на его месте появилось новое, чистое. И все же кто-то навел в каюте порядок. Морган вспомнил: когда они укладывали девушку, простыня испачкалась кровью. Еще он помнил, что из-за качки немного виски пролилось на подушку и пододеяльник. Итак, постель перестелили! Но зачем? И кто это сделал?

Второе объяснение выглядело настолько неправдоподобным, что даже Морган засомневался. Что, если девушка притворялась? Предположим, она состоит в сговоре со своим дружком-жуликом. И вот притворилась, будто ее ударили, дабы отвлечь их внимание, а тем временем жулик преспокойно обшаривал каюту Уоррена. Каким бы нелепым это ни казалось, однако фильм, снятый Уорреном, может очень и очень не понравиться в некоторых странах, где не принято издеваться над канцлером. Не везде в мире движение происходит поступательно; кое-где наблюдается возврат к мрачному и напыщенному абсурду самодержавия. В Англии или Соединенных Штатах на выходку известного политика посмотрели бы сквозь пальцы, расценили бы его поступок как своего рода глупый дипломатический ляп, который часто совершают большие шишки; но в других странах... И все же такой сложный замысел едва ли можно было бы осуществить. Тяжелораненая девушка в соседней каюте весьма сковывала бы жулика в его действиях. Кроме того, тут все было видно: ее действительно сильно ударили по голове. Язык у девушки заплетался, глаза закатились... Такое невозможно симулировать. И кровь не походила на вишневый сок. Ее ударили, и ударили сильно.

О третьем варианте произошедшего Морган даже думать не хотел. Он его боялся. Говорят, в этих широтах глубина океана достигает пяти миль. Морган вздрогнул и испытал несказанное облегчение - в некотором роде, правда,- что Пегги Гленн не послушалась приказа и не осталась дежурить у постели больной. Хорошо, что никто ее там не застал...

Все эти мысли пронеслись в его голове так молниеносно, что капитан Уистлер успел за это время выговорить лишь одну зловещую фразу. Тучная фигура капитана съежилась в непромокаемом плаще; голову он почти вжал в плечи. При электрическом освещении его искаженное лицо еще больше заиграло всеми цветами палитры художника, особенно левый глаз, заплывший багрово-фиолетовым синяком. Он понимал, что все смотрят на него, и от этого злился еще больше.

- Итак?- спросил капитан.- Это еще что за шутки? Где та женщина, которая, по вашим словам, умирает? Где та женщина, помочь которой вы меня умоляли? Разрази меня гром! Что за мысль морочить мне голову, в то время как у меня на судне похищены изумруды стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов? В этой каморке никого нет. И никого не было! А-а!- злорадно оживился он.- Уж не собираетесь ли вы заверять меня, будто здесь сейчас кто-то есть? Отвечайте, молодой человек! Неужели вы всерьез полагаете, что кого-то здесь видите?- Отступив на шаг, он вперил взгляд в Уоррена.

- Послушай, Старый Морш,- с жаром вмешался капитан Валвик,- никаких шуток! Кофорю тепе, он не лшет. Я ее фител - щупал ей сатылок. Я сам принес ее сюта. Она пыла...- Он нагнулся, схватил подушку за уголок и яростно ее потряс. Затем заглянул под матрас и на верхнюю койку.- Ну и тела! Феть фам не кашется, шшто мы попали не в ту каюту?

Пегги, воспользовавшись временным затишьем, поспешно поправляла прическу. Потом подошла к Уистлеру и схватила его за руку.

- Капитан, разве вы не видите, что мы говорим правду? Или, по-вашему, мы способны заблуждаться в таком вопросе? Видите, вон моя пудреница. Я оставила ее на постели. Девушка была здесь. Я ее видела. Я ее трогала. Может, она просто пришла в себя и ушла? На ней было желтое крепдешиновое платье и темно-зеленая куртка с меховой опушкой...

Капитан Уистлер внимательно оглядел всех присутствующих здоровым глазом, а затем, закрыв его, провел по лбу тыльной стороной ладони.