Что я делаю, если люди хотят делать зло? Такие люди ко мне не приходят. Тот, кто хочет делать зло, в советах не нуждается. Он и без советов сам хорошо знает, как это делать. Кроме того, я не учу ни добру, ни злу. Я учу тому, как жить в таком разрезе бытия, в котором теряют смысл понятия добра и зла. Вот против меня за столиком в дешевом кафе сидит почтенный отец семейства. На ресторан у него денег нет. Да и на эту беседу он, я чувствую, экономил за счет желудка. У него сын кончает школу. Парень способный, но далеко не гений. Особых склонностей ни к чему нет. Хороший комсомолец, но не активист. На карьеру ни желания особого, ни энергии не имеет. Как быть? Отцу, естественно, хочется, чтобы сын хорошо устроился в жизни. Чтобы не был рабочим или мелким служащим. Но не хочется, чтобы сын становился обычным хапугой, горлопаном, холуем и все такое прочее. Как быть? Где тут добро и где тут зло? Простая жизненная проблема. Я уж не говорю о таких проблемах, как улучшение фигуры, похудение, накачивание мускулов, сохранение половых потенций до крайней старости, преодоление бессонницы, преодоление страха смерти... Где тут зло и где добро? А вот вам другой случай. Лучший ресторан города. На столе лучшие вина и лучшие закуски. Два официанта почтительно изогнулись перед нами. Мой собеседник на сей раз профессиональный грабитель, вор, мошенник. Он не спрашивает меня о том, как убивать, не оставляя следов, как воровать и мошенничать, оставаясь неуловимым для правосудия. В этих делах он сам выдающийся специалист, профессор, академик. Его интересует другое. В последнее время у него стали появляться признаки страха, нерешительности, сомнений и прочих нежелательных в его деле состояний. Как их преодолеть или хотя бы ослабить? Что должен делать я? Отказать ему в моих советах? Это не соответствует моим принципам: то, чему я учу, не зависит от того; кого я этому учу. Кроме того, этот человек есть злодей с юридической точки зрения, а я на себя брать функции официального судьи не хочу. Для меня он просто человек, нуждающийся в моей помощи. "Если бы Вы знали (он обращается ко мне на "Вы" в отличие от многих добропорядочных людей), с какой мразью мне приходится иметь дело, - говорит он, - Вы бы сочли меня самым благородным человеком в этом гнусном обществе".

Если этот человек снимет хотя бы половину драгоценностей с той толстой бабы, которая требовала оторвать ее от пола, не прикасаясь к ней руками, сделает он доброе или злое дело? Судить об этом есть функция суда мирского, а не божьего.

В одном, несомненно, даю я поруку,

Что эту российскую серость и скуку,

Российскую пошлость до боли и рвоты

Не буду менять на любые красоты.

Я рожден именно для этой безысходной русской тоски, для решения неразрешимых русских проблем. Нельзя быть пророком в своем отечестве, считал Христос. Мое положение иное: мне не суждено стать пророком вне своего отечества.

ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ

- Мы тебя, Лаптев, под землей найдем, - сказали мне эти люди, - от нас не спрячешься. Но не бойся, сегодня мы тебя не берем, а приглашаем для консультации.

Меня посадили в черную "Волгу" и повезли в район, где расположены загородные дома высших чиновников города. И вот меня ввели в кабинет самого товарища Корытова. - Вы абсолютно здоровы, - сказал я ему вместо приветствия. - Сам знаю! - грубо ответил товарищ Корытов, - Я тебя не за тем позвал. Вот что, Лаптев! Есть важное партийное поручение. Выручишь - награжу, нет - пеняй на себя. Завтра в городском театре выступает Ермилкин. Как, ты не знаешь, кто он такой?! Тем лучше. Так вот, ты должен сделать так, чтобы он в ответах на вопросы... В докладе ничего не сделаешь, он его читать будет, а в ответах можно. Так вот, в ответах на вопросы Ермилкин должен допустить серьезную идеологическую ошибку.

- Кто меня туда пустит?! - пробовал отделаться от такой задачи я. - Откуда мне знать вопросы, что считать ошибкой? Я же не знаю и знать не хочу вашего учения! Я же не знаю, что у вас считается истиной и что заблуждением!

- Все будет устроено, Лаптев, - спокойно сказал товарищ Корытов, - Будешь сидеть в ложе, совсем рядом с трибуной. Вот тут вопросы, которые будут заданы Ермилкину. А вот ответы на них, которые заготовлены заранее Ермилкину. - Так как же.., - заикнулся было я.

- Мы все продумали, Лаптев, - оборвал мою попытку Корытов, - Когда руководители отвечают на вопросы "трудящихся", они стараются делать вид, будто отвечают без бумажки, кое-что стараются запомнить, допускают некоторые вольности и иногда даже импровизируют. Психологический контроль ослаблен. Вот тут-то их можно сбить с панталыку. Умело, конечно. Вот тебе ответы на вопросы, которые ты должен внушать Ермилкину. Понял? Хотя бы один. Но обязательно хотя бы один. Иначе... Что тебе нужно для этого?

- Отдохнуть и сосредоточиться, - сказал я, почувствовав себя бездарным учеником великого маэстро Корытова.

Отсыпался я на даче у Корытова под охраной (как бы не сбежал). Первый раз за полгода принял ванну. Мне хотели сбрить бороду, но я запротестовал: без бороды я потеряю свою "психицкую силу". Вечером, одетый с иголочки, и даже с галстуком, я сидел в ложе бенуара, всего метрах в шести от трибуны, с которой начал произносить пламенную речь секретарь обкома партии по идеологии (как я узнал от охранников) товарищ Ермилкин. Начал и... споткнулся на слове "реорганизация". Он несколько раз пытался преодолеть его и каждый раз допускал ошибку. В ложу ворвался побледневший помощник Корытова. - Тебе, м...к, сказано было.., - зашипел он мне в ухо. - Я тут ни при чем, - зашипел я в ответ, - это он сам.,. Наконец товарищ Ермилкин одолел коварное место доклада, и речь его снова ликующе-уверенно загремела в зале.

Пока товарищ Ермилкин читал речь (он еще раз пять споткнулся аналогичным образом) я изучал его и пытался установить с ним духовный контакт: мне нужно было, чтобы он сам почувствовал мою заинтересованность в нем и чтобы я ощутил в себе способность воздействовать на его душу. Контакт не получался. Я почувствовал, что это существо либо покрыто некоей духовно непроницаемой оболочкой, либо у него нет вообще такого органа, на который можно было бы оказать духовное влияние.

- Ну как, - зашептал помощник Корытова, - подготовился? Сейчас начнутся ответы на вопросы. Действуй!

- Он не поддается духовному воздействию, - прошептал я в ухо помощника. Тот умчался куда-то, вернулся бледный, запыхавшийся.

- Ищи. Лаптев, выход из положения, - зашептал он, - ищи! Иначе!..

- Я могу работать вон с тем жирным типом в президиуме, который перебирает бумажки, - прошипел я. Помощник опять убежал.

- Ладно, - сказал он, вернувшись, - Действуй хотя бы так. Пусть он спутает бумажки с вопросами, понял? Пусть седьмую положит на место пятой, пятую на место девятой, а девятую- на место седьмой. Действуй!

Эта задача для меня оказалась примитивной. После первого нелепого ответа Ермилкина в зале началось веселое оживление. После второй нелепости начался сдержанный смех. До третьей нелепости дело не дошло: объявили, что вопросы исчерпаны, устроили товарищу Ермилкину овацию и прикрыли совещание. Помощник Корытова похвалил меня за то, что я нашел выход из затруднения, но в наказание не выплатил гонорар. Думаю, что он зажал его себе. Я не стал настаивать: я был рад, что меня отпустили с миром. По дороге в свою "берлогу" я думал над проблемой духовного опустошения и духовной непроницаемости советских чиновников. Для религии тут, конечно, не остается никакой надежды.

СНОВА О ДОБРЕ И ЗЛЕ

То, что человек делает лично для себя, не есть добро и не есть зло. И не все приятное другим людям есть добро. И не все неприятное есть зло. Если ты делаешь приятное злодею, ты не делаешь добро, хотя, может быть, не делаешь и зло. Нет общих критериев добра и зла. Их можно выдумать, но их нельзя применять. Надо просто составить список дел, считаемых добром или злом. Христос так и поступал. Его заповеди во многом потеряли смысл для нашего времени. И их очень мало. Нужны новые заповеди. Может быть, сотни или тысячи. Их надо найти так, чтобы советы для конкретных случаев получались как их следствия. Для этого нужен гений такого масштаба, что имя "Бог" не будет сильным преувеличением.