Вскоре ее постригли в монахини под именем Елены. Для матери и брата она была потеряна навсегда.

В Тверь приехали два новгородца — Данила Писарь и Беек. Кони их были стомлены неблизким переходом. Явились к Михаилу, едва выпив по ковшу воды.

— Михаил Ярославич, великий князь Дмитрий на тебя рать собрал,— сказал Данила.— Мы приехали предупредить тебя.

— Где он сейчас?

— Идет на Кашин с новгородцами.

— Почему именно на Кашин?

— Туда он велел привести полк ростовского князя Дмитрия Борисовича. А уж с ним идти на тебя.

Михаил взглянул на пестуна, стоявшего у окна.

— С чего это он вздумал на нас, Александр Маркович?

— Это его спросить надо. Может, еще Святослав в чем ему не угодил, на тебе взыскать хочет. А может, погрозить, чтоб не забывали, кто он есть.

Новгородцев пригласили за стол вместе с князем пообедать. Гостям Михаил велел подать хмельного меду в корчаге, сам пил сыту.

— Что вас подвигло меня предупредить? — спросил Михаил.— Не Дмитрий же вас послал.

— Нет. Дмитрий не знает, что мы к тебе отъехали. А подвигла нас благодарность за родителей наших,— сказал Беек,— Когда твой отец, князь Ярослав, княжил в Новгороде, он моего отца на вече защитил от клеветы. Отец, помирая, наказал мне, чтоб я при любых обстоятельствах всегда сторону Твери держал.

— А моему родителю Ярослав Ярославич пособил строиться после пожара, денег дал,— молвил Данила Писарь.— Такое не забывается, Михаил Ярославич, друг-то в беде познается. А ныне беда в твои ворота стучится. Вот мы и решили с Веском хоть предупредить тебя. Ты еще молод, а Дмитрий зубы на которах²⁵ съел. И Кашин для сбора он не случайно избрал, там близко его Переяславль, Ростов, Углич. Раз уговорил ростовского князя Дмитрия Борисовича, то надеется, что тот приведет и брата своего угличского князя Константина Борисовича.

. — Надо послать в Москву к князю Даниле,— посоветовал Александр Маркович.— Он при Святославе всегда нашу сторону держал.

— Езжай к нему сам, Александр Маркович, а? А я займусь дружиной.

— Хорошо.

Отпустив новгородцев, Михаил Ярославич стал срочно вооружать своих ратников. В кузницах с утра до вечера звенели наковальни, ковали оружие — наконечники для копий и стрел. Визжали точильные камни, изостривая мечи и сабли.

Перед выступлением в поход Ксения Юрьевна призвала к себе сына.

— Мишенька, постарайся все миром уладить. Бери пример со Святослава.

— Но не я ж начал-то, мама.

— Все равно. В прошлом годе из-за неурожая сколько людей перемерло. Что ж остальных-то на смерть посылать? Помирись с Дмитрием, не задирай его. Он старше, ты моложе, предложь мир ты.

— Но он не один, с ним еще князь ростовский Дмитрий Борисович.

— Вот и он много тебя старше. И ему кланяйся с миром, тем более что Кашин в его уделе, какой ему интерес, если, ратоборствуя, сожжете этот город.

Тверской полк остановился, не доходя до Кашина три поприща. Михаил Ярославич отправил вперед лазутчиков, велел ратникам разбивать лагерь. Княжий шатер ставил Сысой с помощью трех гридей.

Московский полк под началом князя Данилы Александровича подошел на следующий день. Увидев тверского князя, Данила не удержался от восклицания:

— Ба-а, кого я вижу! Давно ль под стол пешком ходил, и вот уж муж ныне.

Самолюбие юного князя было несколько уязвлено этим, но он вида не подал, отвечал в том же духе:

— Но и ты ж не молод, князь Данила. Был безус, безбород, а ныне...

— Да, брат,— согласился тот,— У меня уж два сына, Юрий да Иван, жду третьего.

— А если дочь? — усмехнулся Михаил.

— Ну что ж, пусть дочь. А ты-то когда на свадьбу пригласишь?

— Приглашу, Данила Александрович. Еще невесту найти надо.

— Этого товару вон у ростовского князя довольно.

— У Дмитрия Борисовича?

— Ну да.

— Надо сперва помириться.

— Оно бы неплохо,— вздохнул князь Данила.— Да братец Дмитрий, видно, зол ныне. От Андрея бегал как заяц, а на нас ныне выспаться хочет. Небось на Городец не пошел.

— Но он же с Андреем вроде помирился? Да и в Городце у Андрея татары еще есть.

— С Андреем-то помирился, надолго ли только... А на нас озлился, что его против Андрея не поддерживали ранее.

— И все-таки надо попробовать уговориться, Данила Александрович, чай, все мы христиане и одного корня дети.

— Ну что ж, давай будем пересылаться. У тебя есть кто надежный?

— Александр Маркович чем плох?

— Ну ладно, давай его. Он у меня был как-то, муж видный, серьезный.

Отправили в Кашин Александра Марковича с поклоном великому князю и с предложением встретиться в поле меж полками.

— Обязательно упроси,— наказал Михаил пестуну,— если вдруг упрется.

Посланец воротился уже к вечеру, когда ратники ужинали, ели походную кашу.

— Кое-как уговорил,— сказал он, слезая с коня.— Если б не ростовский князь, он бы, наверное, не согласился. Одно твердит: хочу с ними копье в чистом поле преломить.

— Вот еще петух сыскался,— проворчал князь Данила.

— Еще ж и посадник новгородский его поддерживал.

— А кто у них ныне? — спросил Данила.

— Юрий Мишинич.

— Опять у них новый. Вроде был Андрей Климович.

— Климовича свергли.

— Ну, славяне! Что ни неделя, нового вопят. Ну, рассказывай, как получилось?

— Великий князь уперся, и Мишинич ему подталдыкивает: мол, драться пришли, так драться и надо.

— Новгородцам, ясно, кулаки почесать да пограбить. А как ростовский князь вступился?

— Он все молчал, пока сам великий князь его не спросил: «А ты, сват, как думаешь?»

— Сват? — удивился Михаил.— Они что, породнились?

— Сын великого князя, Иван, взял в жены себе старшую дочь Дмитрия Борисовича.

— Видал? — повернулся Данила к Михаилу.— Тебе еще там младшая есть.

— Сколько ей?

— Лет десять — одиннадцать.

— У-у, еще соплюшка.

— Ты, чай, тоже не сразу постарел,— усмехнулся Данила, намекая на юный возраст Михаила.

Но Александр Маркович вмешался, продолжая прерванное:

— А Дмитрий Борисович и говорит ему, а что мне, мол, думать, ты все равно меня не послушаешь. А Дмитрия Александровича, видно, заело: «Как это я свата да не послушаю, говори, как думаешь». Ну тот и говорит: «Раз просят встретиться, чего ж им отказывать? Один, мол, твой родной брат, другой — двоюродный». Ну, великий князь и молвил: «Ладно, послушаем молодежь». Повернулся ко мне и говорит: «Скажи им, завтра, как солнце взойдет, так у кривого дуба и встретимся, да чтоб гридей не более двух с собой».

— А где этот кривой дуб?

— Да на взлобке, как раз на виду города.

Съехались князья еще по росе. Оставив коней под присмотром гридей, сошлись под дубом.

— Ну? — супя брови, спросил Дмитрий Александрович.— И что вы сказать мне хотели?

— Я не хочу драться с тобой, великий князь,— сказал Михаил.— Прошлогодний голод выкосил у нас людей. Зачем же мы последних станем губить в сече? Зачем? С кем останемся?

— А с кем меня вы оставили, когда Андрей Орду на меня привел? А?

— Я еще не был тогда князем, Дмитрий Александрович.

— Знаю. Тверь как улитка спряталась в раковину, наша, мол, хата с краю.

— Какая там хата, дядя Митя! Мы ж горели, сидели на угольях. Даже татары оттого, наверно, нас обошли.

— А ты? — обратился великий князь к Даниле.— Тоже на углях сидел?

— Митя, вы с детства с Андрюхой не ладили, что ж мне-то соваться? Дали мне захудалую Москву в удел, ты ж сам тогда говорил, сиди, мол, не высовывайся.

— И ты решил не высовываться? Когда тебя на Москве садили, ты еще мальчишкой был. А ныне вон забородел, семьей обзавелся, пора и умишком каким-нито обзавестись.

— Что делать, Митя,— вздохнул Данила.— Как рожен, так и заморожен.

Видно, смиренное согласие младшего брата несколько смягчило великого князя, обернулся опять к Михаилу: