- Ты почем знаешь? - встрепенулся Шкурлатов.
- По лицу видать, как взошел, видать по лицу. Забыл по што приехал, дело царское из головы вышло.
- Пособи, бабка, пособи!
Засмеялась ворожея - мелко, мелко орешки посыпала: - Счас заговор на любовь скажем. Как звать-то ее?
- Ариной.
Зашептала старушонка в углу, где бревна во мху рублены: - Исполнена есть земля дивности... На море, на окияне, на острове Буяне лежит разжигаемая доска; на ней - тоска...
Сказала заговор. Полез Шкурлатов за кошелем - вспомнил: - Меня к тебе, старая, царь послал. Околдовали царицу, лежит без памяти. Покажи дурной глаз,- пожалована будешь, а не покажешь - учнут тебя мучить, на куски порвут.
Затряслась: - Трудно это мне, соколик, ох, трудно!
- Твое дело, старая; царь велел.
- Ну, авось господь помилует,- спробую.
Приладила противу дымника зеркальный брус, зажгла травяной пучок; заклубилось чадно и с запахом.
- Сиди,- сказала,- доколе не увидишь.
Чихнул Шкурлатов, стал вбрус смотреть...
Сомлела Аринушка в тесноте, сидя за дымником. Заслышала голос потянуло выглянуть. Тут шепнула ей старушонка: - "Глянь-кась в зеркальцо скорёхонько!" - Поднялась Аринушка, увидала лишь стрелецкой кафтан отпихнула ее бабка вспять.
Зашиблась, закликала и тут скарежила ее падная немочь, перекосила. Шумотит старая, глушит Аринушкин стон - гость не услыхал бы! А уж он кричит: - Ведаю ныне, кто царицу сглазил! Приметил я боярина Данилы девку дворовую! Порченая она! Говори, бабка, где сыскать?
Подумала Степанида, пальцем золу поворошила и сказала: - Ввечеру на выгоне, что подле речки, будет тебе стреча.
- Добро! - закричал Шкурлатов и кинулся вон из избы. Отвязал коня, напылил в воротах, вскачь пустился.
Хитро плела козни ведунья старая.- Ушла к недужному на Швивую горку, Аринушке ж наказала на поемном лугу козу пасти.
Взяла хворостинку, погнала козу Аринушка. Дальше, все дальше. Уже далеко изба, далеко. Дошла до речки, до луга поемного. Глядит в воду - себя опознать не может: перекосилось лицо, брови сломались надвое - ничем непособная была болесть.
Холодная была трава. Текла, что мед, заря. Рдело небо - шелк шаморханской.
Два всадника ехали по росе.
Под одним - конь сер, правое ухо порото; парчовый чалдар в каменьях. Властный всадник бьет бровью, косит.
Другой спешился, закричал: - Царь Иван! Царь Иван! Она - это! И Аринушку за плечи - хвать! - Рванулась.
Белая сафьянная рукавица больно ударила в зубы. Поплыло над ней сизое гудящее пятно...
Трое высоких кубчатых окончив положили на полу сеточку: свет-багрец.
Лежал Иоанн в опочивальне на цветной кровати индейских черепах. Стоял в ногах планидный часник, сделанный чернецом с Афонской горы, самозвонно отбивал часы денные и нощные.
Зело был царь учен. Знал числительные художества, в козмографии и филозофии силен был...
Распахнулся на нем далматик. Торчком стоял на груди рыжий волос. Насмешила его потешная книга, особливо одна ознаменка: "Коркодил ест свинью. Коркодила бьют. Коркодилу бревно в челюсти кладут".
Взял любимую свою "Степенную книгу" митрополита Макария, отчеркнул ногтем, где сказано было: "Кесарь Август поставил государем на Прусской земле брата своего Прусса, а от Прусса - четырнадцатое колено - Рюрик, первый русский князь".
Лежали в лукошке под кроватью белые слепенькие котята. Достал царь сразу двоих, улыбнувшись, поцеловал шерстку, поклал назад.
Вошел, весь в черном, лысый сизобровый Елисей: - Чем нынче заниматься будем, государь, алхимией, або звездословием?
- Алхимией.
Поклонился Бомелий, стал подле.
- Что есть алхимия? - спросил Иоанн.
- Ал-химия сиречь - древний Египет, понеже наука сия оттуда пошла.
- Называй камни, которых не знаю.
Вычел по книжице магик: - Бадзадир-камень - иное лицо желто, яко воск, иное рябо, яко змей: аще разотрут и посыплют на вкушение змеиное, место то исцелеет. Албогат-камень - червлен и светел- неодолимость в битве дает. Камень-фероза - от ядов змеиных и многих шкод. Рубины червленые - от снов тяжких.
- А что есть кровь человеков?
- Погляди, государь, сквозь тело на свет. Кровь есть солнце сгущенное.
Растопырил Иоанн узловатые пальцы - шевелился пятипалый в руке огонь.
Еще трое высоких кубчатых окончин положили сеточку: зелен лундыш-свет. Человековидно отбили часы пятнадцать раз. Вошел с поклоном Шкурлатов: Царю-государю здравствует хан Девлет-Гирей! Гонец из Крыма, государь, куды звать?
- В Грановитую,- усмехнулся Иоанн (поганые были у него зубы).- У крыльца постоит. А ты погоди. Девку ту куда схоронил?
- Как приказано было: в тайнике под теремами сидит.
Поднялся Иоанн.- Стеречь тебе ее денно и нощно. Известил нас Бомелий: великая в ней есть сила; мы ею лечиться будем. Чтоб рук на себя не наложила, гляди!
Сказал Шкурлатов: - Еще, государь, пришла Сенька Горюна вдовая жонка. Той Горюн для твоей государевой потехи медведя дражнил, и медведь его драл и ел. А ныне, как жонке его кормиться стало нечем, и она бьет челом: пожаловал бы ей што из твоей государевой казны.
Молвил Грозный: - Таково скажи Горюновой жонке.- Царь-де и сам, што Горюн: крымской медведь его драть хочет. А в казне-де царь-сирота не волен,- прибрали казну к рукам бояре. Пущай боярам и челом бьет!
Запахнул далматик, пошел с обоими на Красное крыльцо. Завидел его татарин - понял. Хлопнул ладонью по тубетею, языком защелкал, тонко закричал нехорошие дерзкие слова. Иоанн надул щеки, запыхтел на него и сказал: - Хочу великих и сильных в подчинении имети, а на хана твоего - нам плевать!
Подскочил татарин к крыльцу,- Шкурлатов его ногой пнул. Зашептал царь на ухо ближнему боярину, сказал гонцу: - Ответ будет!
Отвернулся тот, стал ждать.
Вынес боярин коробок с печатью, кинул татарину.
Пошел царь в опочивальню, и все - за ним...
СЛОН ДА АРАП
Стали у Фроловских ворот стрельцы,- зелены кафтаны на горлах лисьих. Едет большого полку воевода; на седле - шкура медвежья, кнутом в барабан бьет.
Вышел с Годуновым и боярами царь, идут купцы ашхабадские. Теснота учинилась. Тут Михаиле Осетр, царский потешный, и немец Штаден, и Лоренцо, цырульник.
Бают песни, в гусли гудут скоморохи. Приказные дворовых людишек гонят. Дива ждет стар и млад.
Подарил шах Тахмасп слона царю-государю.
Заиграли в сопели и в бубны. Бьют из пищалей.
Идет слон: на груди - грамота печатная; клыки позолочены, ушища тафтою поволочены. Впереди - персы: два верхами, а два вниз головами; арап-бородач, трубач да толмач.
Затрубил трубач, считал арап грамоту, толмач затолмачил: - "Слон Тембо. Кожею бел. Умен и добр. А еще прозывается "Слугой справедливости". Да притом зело толст, а весу в нем полтретьяста пудов с пудом. Обитает в жарких Азии и Африке, а живет двести лет и больше, как доведется. Мыть тамариндовой водою. Прислал дар царю Ивану шах Тахмасп".
Поднесли арапу вина в братинке карельчатой. Подскарбий ему торбу червонного золота отсыпал. Гул в народе пошел: - "Скуп-де царь, а знатно пожаловал!" - Всякому за охоту стало арапом быть.
Молвил Грозный: - За потеху и радость - шаху - поклон и наша верная дружба, а слону сей же день напятнать на пятенном дворе тавро!
- Тавро-абаса - в Персиде - краса! - сказал толмач и низко поклонился царскому месту.
Заиграли в сопели и в бубны. Захлопал ушищами зверь. Повели слона на Арбат... мира 7079.
Пошел арап с толмачом Москву глядеть.
Напятнали тавро ЗШД от сотворения Отвели вожаку в Кречетной слободе полаты.
Видят: цырульня; подписано на дверях: "Веницейский мастер Лоренцо. Тут стригут, чешут и кровь кидают, а ещо зубы рвут гораздо". Взошли по приступкам: есть нужда бороды подвить.
Сидят люди на лавке: рожи вощаные, глаза подбитые, шепчутся. На одном - кафтанишко зелен на зайцах; у другого - зубы подвязаны, однорядка - без рукава да рваной шлык.