– Ты мастер соображать на бегу, Гарри.

– Да-а… Но вообще-то я сидел. Смекнул, что вряд ли ты жаждешь приютить эту девицу и её дружка. Посоветовал, если ей нужно с тобой связаться, оставить сообщение в редакции. Сказал ещё, что вокруг Брр много кемпингов, где разрешается спать в машине и пользоваться общими удобствами. Но дело в том, что она, боюсь, хочет изрядно всем напакостить из-за потери Маунт-Вернона. И смекалки у неё хватит. Это тебе каждый скажет. Как ты думаешь, может, предупредить городские власти?

– Не помешает. – Квиллер уже жалел, что поручил ей расследование родословной Коко. Ведь маленький четвероногий детектив изначально отнёсся к ней с подозрением. – Ну а хорошая новость, Гарри?

– Билеты на «Великий ураган» разошлись подчистую. Придётся устроить несколько дополнительных представлений. Хоть мы и сделали вход свободным, все добровольно жертвуют по десять, а то и по двадцать долларов.

– Надеюсь, они не будут разочарованы, – сказал Квиллер. – Ведь здесь куда меньше ужасов, чем в «Грандиозном пожаре».

– Им всё равно что слушать, лишь бы ты был на сцене, чудило! Да и о чём ты говоришь? Я ведь видел всё сам – и это было потрясающе! Мы устроим два дополнительных утренних спектакля и ещё несколько вечерних, в июле и августе.

– Что ж, я не возражаю – скромно потупился Квиллер. Перед тем как заняться журналистикой, он всерьёз подумывал об актерской карьере (впрочем, подумывал и о том, чтобы стать футболистом или джазовым пианистом, но это уже другая история). – А как отнесётся к этому Максина? Менять её на другую помощницу мне не хочется.

– Ба! Моя жена неожиданно заболела театром. Можешь поверить, она уже загорелась идеей устроить гастрольный тур!

Всё следующее утро Квиллер провёл за шлифовкой колонки, посвященной Агате Бернс, в первую очередь заботясь о том, чтобы рассказ выглядел как дань уважения здравствующей столетней даме, а не как некролог. Срок сдачи материала в пятничную «Всякую всячину» был жестким: газеты с заголовком «Поздравляем с двухсотлетием!» должны были появиться в продаже ровно в десять.

Выйдя за газетой, Квиллер заглянул по дороге в цветочный магазин – заказать украшения для свадебного стола. Клодин бурно приветствовала его, но в её больших голубых глазах светилось что-то вроде тревожного ожидания.

– Я хотел бы заказать лилии с короткими стеблями, у вас есть такие? – спросил её Квиллер.

Она беспомощно осмотрелась.

– Я даже не слышала о лилиях с короткими стеблями. Они растут на длинных… во всяком случае, обычно так бывает. Я попробую позвонить поставщику в Чикаго. Когда вы хотели бы получить их?

– Речь идёт о цветах для свадебного ужина в субботу вечером. Меня попросили заказать две плоские чаши с цветочными композициями из белых и жёлтых лилий. Без зелени.

– Думаю, длинные стебли можно укоротить.

– А подходящие вазы у вас найдутся?

Несколько плоских ваз было выставлено на прилавок и подверглось всестороннему обсуждению Нужно ли предпочесть одинаковые? Сколько цветов должно быть в каждой? Четыре недостаточно шесть – слишком много, но пять создадут новые проблемы: поставить две белые и три жёлтые лилии или наоборот? Решили так: в одной из ваз будут доминировать желтые цветы, в другой – белые. Обе композиции должны быть отправлены в «Валун» с указанием: «Для стола мистера Квиллера».

Облегчённо вздохнув, Клодин заверила, что немедленно позвонит в Чикаго.

В середине дня Квиллер вошёл в самый дорогой и элегантный магазин города. Скромные золотые буквы в углу витрины из цельного стекла гласили: «Эксбридж и Кобб. Высокохудожественный антиквариат».

– У вас когда-нибудь бывали миниатюрные фарфоровые туфельки? – спросил Квиллер у Сьюзан Эксбридж.

– Нет, но я знаю, где их можно раздобыть. Ты надумал заняться коллекционированием? Здесь и в Локмастере есть люди, которые увлекаются этим всерьез.

– С одним из увлечённых коллекционеров я только что познакомился. Речь идет об Эдит Кэрролл Она пригласила меня на чай, и мне хотелось бы порадовать её, прислав в подарок такую туфельку.

– Не советую, – возразила Сьюзан. – С этой коллекцией у неё связаны глубоко личные переживания. Они с мужем собирали её на протяжении всей совместной жизни. И она говорила мне, что теперь, после его ухода, ей не хочется что-либо менять. Последняя их совместная покупка – мейсенский фарфоровый башмачок, который они отыскали, когда путешествовали по Германии, Эдит держит его на столике у кровати.

– Да-да, понимаю, – сочувственно кивнул Квиллер. – В стеклянной горке у неё сотня, если не больше, экспонатов. Крошечные башмачки – необычный предмет для коллекционирования. Интересно, кто подсказал Эдит такую идею?

– Пойдём в мой кабинет, выпьем по чашечке кофе, и я расскажу тебе, что знаю.

Все стенки офиса были обшиты полками, на которых рядами выстроились справочники по антиквариату.

– Все эти книги собрала в своё время наша милая Айрис Кобб, – сказала Сьюзан, заметив одобрительный взгляд, брошенный Квиллером на стеллажи. – Я стольким ей обязана!..

– Мы все перед ней в долгу, – сказал Квиллер, отхлёбывая кофе. – Но, возвращаясь к маленьким туфелькам… кто додумался выпускать такие безделушки?

– В викторианскую эпоху они служили спичечницами, стаканчиками для зубочисток, солонками, табакерками. Иногда в них вкладывали подушечки для булавок. Спрос на них был велик, и фарфоровые заводы во всех уголках Европы занимались изготовлением миниатюрных туфелек на высоких каблучках, сапожков, домашних туфель, ботиночек со шнурками. При этом чем только их не украшали: фарфоровыми цветами, птичками, херувимами – перечислять можно до бесконечности. Коллекционеры учитывают время изготовления, фабрику-производителя, типы глазурного покрытия и многое другое. Цена на отдельные вещицы достигает тысячи долларов!..

– Хмм, – промычал в усы Квиллер. – Твои познания просто удивительны – в особенности если учесть, что ты не торгуешь ими в своём магазине.

– Я немало беседовала с Эдит. Овдовев, она попросила меня помочь ей составить каталог всего антиквариата Маунт-Вернона. Большинство вещей принадлежало её семейству в нескольких поколениях. Она ведь урожденная Гудвинтер. Так вот, когда она решила передать дом и всю обстановку в дар городу, имея в виду открытие в нём музея, необходимо было, разумеется, провести полную инвентаризацию и оценку даримого. Перед своим переездом в «Уголок на Иттибиттивасси» она советовалась со мной, что именно взять с собой. Наибольшую ценность представляла горка с фарфоровыми башмачками. Господи, и почему я все это тебе рассказываю?

– Потому что мне интересно и я слушаю со вниманием.

– И ещё потому, что ты не сплетник, дорогуша! – воскликнула она, вдруг возвращаясь к своей обычной экзальтированной манере. – А может, ты всё-таки что-нибудь у меня купишь?

– За сколько отдашь вон того долговязого монстра, отдаленно смахивающего на буфет?

– Тебе он не по карману, – хмыкнула она и выпроводила его из магазина.

Когда наступил шотландский вечер, Квиллер облачился в килт и завернулся в плед клана Макинтош – красный в тонкую зелёную полоску. Полли украсила себя шарфом из шотландки, петлёй пропустив его под мышку и заколов на противоположном плече брошью из дымчатого кварца. Цвета клана Дункан были такими же яркими, как расцветка, принятая в клане Робертсонов.

– Квилл, ты выглядишь потрясающе! Я сейчас разрыдаюсь! – воскликнула Полли.

– Это связано с тем, что, надев килт, человек сразу же обретает чувство собственного достоинства. Сдвинутая набекрень шапочка-гленгарри создаёт ощущение «мне сам чёрт не брат»; кинжал, заткнутый за гольф, рождает гордость оттого, что ты – Макинтош!

– На таком фоне люди, лишенные права блеснуть шотландским костюмом, смотрятся как-то… тускло, – с ноткой сочувствия в голосе добавила Полли.

Тускло выглядящие граждане провели этот вечер дома и наблюдали за ходом празднества по телевизору. Такую возможность обеспечили им работавшие в прямом эфире отряды телевизионщиков.