Баранкин сказал это с неожиданной злобой и омерзением.

– В нашей ситуации, Слава, лучше побыть пять минут жалким трусом, чем героическим мертвецом.

– И это говоришь ты, прошедший пекло Афгана?!

– Слушай, не заставляй меня отправить тебя подальше! И постарайся мне больше не напоминать об Афгане. Если ты считаешь, что на той войне я уцелел благодаря своей чрезмерной храбрости, то здорово ошибаешься. Я просто не лез туда, куда не нужно и куда меня не посылали. – Как я в тебе ошибался… Побледневший Баранкин, не глядя на меня, поспешил к выходу. – Все, закончили. Мне пора…

Я шел по городу словно по раскаленной сковороде. Глаза застилала багровая пелена, в душе бушевал пожар, а над головой плавилось полуденное солнце.

Хороший день, ничего не скажешь – сегодня я, по-моему, потерял друга. При всех своих недостатках Баранкин временами бывал прямой, как гвоздь.

И упрям – по-хорошему упрям – словно библейский осел.

Мне и самому не нравилось то, что я затеял. Но каким образом добраться до нашей мафиозной верхушки, подмявшей под себя все и вся?

Как можно сохранить те самые, набившие оскомину при прежней власти "чистые руки", что подразумевало точное исполнение закона, если сейчас, куда ни кинь глазом, сплошная грязь, круговая порука власть имущих и воинствующий дебилизм, щедро замешанный на спиртном и наркотиках?

Все словно сошли с ума, а кровавые разборки так вписались в повседневную жизнь, что без них рядовой обыватель уже просто не представляет нынешнего бытия.

И когда какое-то время царит спокойствие, на душе у него становится муторно – значит, нужно ждать чего-то еще более страшного, более кровавого…

День до вечера я дотянул на голом энтузиазме.

Я копался в бумагах, а перед глазами маячил сосновый лес, речка и костерок с булькающей над ним ушицей в котелке. Хотелось все бросить к чертям собачьим и забиться в какой-нибудь медвежий угол, где на сотни верст вокруг ни единой души.

С этим неистовым и, наверное, глупым желанием я и ушел с работы, едва часовая стрелка переползла цифру "шесть". Что уже было необычно для нашей конторы, нередко сверкающей светящимися окнами до полуночи – в чем, в чем, а в показухе Саенко знал толк.

Промусолив для отшибки мозгов какой-то муторный фантастический роман до одиннадцати вечера, я уснул, как ни странно, сном младенца – быстро, крепко и без обычных сновидений.

Но выспаться как следует мне не удалось…

Телефонный звонок вспорол тишину спальни, будто десантный нож палаточную ткань.

Я вскочил, словно подстреленный, и в темноте – окна были занавешены плотными шторами – вначале свалил на пол настольную лампу, а затем больно стукнулся ногой о прикроватную тумбочку.

Взвыв от боли и популярно объяснив тумбочке, какая она нехорошая, я схватил телефонную трубку и, услышав в ней голос Баранкина – сегодня он был помощником дежурного по управлению, – хотел для начала отвести душу в добротном русском матерке.

Но первые же Славкины слова оглушили меня почище крепкого удара дубиной по башке.

…Голос Баранкина уже давно отзвучал и превратился в гудки отбоя, а я все сидел, держа в руках телефонную трубку и бессмысленно глядя куда-то в пространство.

Нужно ехать… вызов в управление…

Чрезвычайное происшествие… убит Сторожук…

А вместе с ним (нет, я этого не хотел!!!) еще двое мужчин (кто? – пока неизвестно) и две женщины.

Все расстреляны из автомата…

Где-то в квартире на окраине города…

Судя по всему, у них была вечеринка или что-то в этом роде…

Пять трупов! Пять…

И виноват в этом кровавом побоище в первую голову я – тем, что спровоцировал Сандульского на обращение за помощью к Саше Грузину.

Я виноват!

Будто в трансе, я достал свой пистолет и снял его с предохранителя…

Мы с Сидором "пасли" Сашу Грузина уже вторую неделю.

К глубокому сожалению, нам пришлось оставить полюбившийся тихий уголок – дом отдыха, – потому что слежка отнимала чересчур много времени и частые отлучки могли вызвать подозрение.

Мы сняли двухкомнатную квартиру почти в центре города, заплатив при этом немалые деньги за год вперед.

Но чего-чего, а денег теперь у нас хватало, даже с избытком: в кассе казино оказалось ни много ни мало – сто двадцать четыре тысячи долларов. Это в пересчете на американскую валюту.

Для "девятки" мы купили гараж неподалеку от дома, где квартировали. И хотя он тоже обошелся недешево, однако для наших целей подходил идеально.

В гараже Сидор оборудовал мастерскую, в которой по вечерам изготавливал мудреные взрывные устройства, в чем был великий мастер.

Ни он, ни я пока не представляли, где и как можно их применить. Но в том, что они могут понадобиться, мы не сомневались. – Слушай, Ерш, может, взорвем этого пидора к ядреной бабушке – и дело с концом?!

Сидор, которому наши мотания по городу надоели до чертиков, кипел от злости. Был поздний вечер, и мы, после трудов праведных, устроили легкий ужин с чаепитием.

– Прежде чем отправить его ногами вперед, я должен с ним побеседовать, – сказал я жестко. Я был в этом вопросе непреклонен. – Бля буду, мы его хрен достанем! – горячился Сидор. – Не переживай, обязательно достанем. – Когда!? – Всему свое время. Не рви душу. – А я и не рву. Но хитер, этот говнюк, хитер… – Волк тоже хитрый и осторожный, а все равно случается, что попадает в капкан.

– То волк… А к этому уроду ни на какой козе не подъедешь. Мне Чиж предлагал гранатомет, классная штучка, "муха" называется. Прицелился, нажал на скобу – и ку-ку, привет с небес. А?

– Для его бронированного "мерса" нужна пушка. Но я сомневаюсь, что нам позволят точно прицелиться. – Эт точно… Сидор задумчиво посасывал потухшую сигарету. – Охраны вокруг него как собак не резаных, – сказал он через минуту.

– Я не думаю, что там крутые профессионалы. А с такими справиться можно.

– Это как пойдет. Шкуру может любой дурак продырявить. Чуток зевнул – и привет. У меня случались такие обломы. Чудом жив остался.

– Будем шевелить мозгами…

– Не знаю, как ты, а моя башка к умственному труду не приспособлена. Вот ежели кому рога обломать – так это пожалуйста. – Я тоже умишком не шибко силен. Но иного выхода нет. Надеюсь, это ты понимаешь.

– Понимаю… – буркнул Сидор. – Просто безделья меня уже достало до печенок. Пить нельзя, так как мы постоянно должны быть в полном боевом, газеты мне до лампочки – там одна брехня, а по телеку муру показывают, в основном американские боевики… – Он смачно выматерился. – Приходилось мне встречать этих рейнджеров… Дерьмо. Они только на рекламных картинках хорошо смотрятся. А в бою мечтают лишь об одном: как бы побыстрее ноги унести, чтобы им задницы не надрали. Неженки. – А где ты их встречал?

– Знаешь, как раньше в нашем кино обычно называли африканскую страну – не суть важно, какую именно – о которой шла речь в фильме? – Нет. Просвети. – Ну, например, Бурухтания. Так вот, в Бурухтании я и столкнулся с америкосами. – И они тебя не впечатлили…

– Не то слово… Правда, мы какое-то время не знали, с кем вступили в бой. Пока не взяли нескольких пленных. – А кто это "мы"? – Тебе нужно все знать… – Сидор посмотрел на меня с осуждением. – Не хочешь или не можешь говорить – не говори. Я не страдаю манией любопытства.

– А! – Сидор махнул рукой. – Ладно. Делать все равно нечего, будем чесать языки. Расскажу все, как было. Не думаю, что ты способен меня заложить. – Правильно мыслишь. – Я не скрывал иронии. – Как ты до этого додумался? – Извини, брат, и не обижайся. Я полжизни в бегах, так что сам понимаешь… – Понимаю.

– Ну и ладушки… – Сидор закурил. – Пришлось мне как-то записаться в "солдаты удачи". А что, бабки платили неплохие, жратва – от пуза, и никакой политики. Бей, на кого босс укажет – и все дела. Нам было все равно, кого мочить – правых или левых, коммунистов или демократов, "зеленых" или "голубых". Первое время мы жили как на курорте. А потом началась заваруха. Переворот. Там у них меняются правительства пять раз на год. Вот тогда мы и попали, как кур в ощип…