Меня обвинили в самосуде. Нашли тела мужские и обвинили меня в деяниях грязных. Братья и Сёстры мои перестали брать меня в свои ряды, оставляя меня сидеть в старом складе, среди щепок, пыли и гниющего сена. Даже Сестра моя Элиза перестала навещать меня, а в спальнях Сестёр невозможно было её найти. Боялся я за её судьбу и молился за неё перед сном. Все, что мне оставалось делать — ждать повторного, Третьего крещения. Может тогда мне удастся… спасти свою душу. Сердце моё заливалось горем. Во сне своём я молил Отца-Создателя о спасении. Молил о благополучии Сестры своей, нашёптывая в небеса:

— «Сохрани нас Боже. Обереги от грехов и мучений вечных. Обрати свой взор на судьбу мою и скрой её от глаз чуждых. Не дай тёмной руке… забрать нас. Сохрани нас, молю».

Комментарий к Глава II: Грехи.

19.07.17 — Второе чтение этой части закончено. Изменения приняты.

Под звон церковных колоколов пробудился я. Близок был мой долгожданный момент. Час, к которому я так упорно готовился. Сердце моё билось в страхе, а руки начинали дрожать, но я не преклонился перед страхом этим! По моей воле подготовили Третье крещение, и пройти его я должен был с гордостью! Не повернуть назад! Не склонить колена! Испытание это подготавливали Братья и Сёстры мои, отдавая пот свой и силы свои! И не следует мне рушить их надежды на моё спасение! Все, что сделать я должен был — провести через неё Сестру Элизу и окунуть её в чистые воды. Ибо так доказывается чистота души людской.

«Просыпайся, Иорфей. Не заставляй нас ждать». — Именно Брат Савелий разбудил меня подобными фразами. Звенел кольчугою своей с каждым сделанным шагом. Он буквально повторял момент прошлого моего Крещения, за странный сон его выдавая. Иронии ради, я пробурчал в его сторону:

— «Иди… буди Сестёр своими песнопениями».

«Чтоб ты в бездну провалился со своими шуточками, Даемонов сын». — Савелий проклинал меня за подобный юмор, хотя в прошлый раз он без устали хохотал над этим. Воистину, прошлое Крещение было похоже на сон. Сейчас же этот сон — кошмар нескончаемый.

Часами раннее меня кормили в Обеденной и благословляли многочисленными путями, а сейчас я… голодный и холодный, в тишине и темноте. И постель моя теперь — не кровать в Братских покоях, а гниющий стог сена в старом складе. Лишь маска на лице моём указывала мне на реальность. Реальность жестокую, мрачную, беспощадную. Смириться я должен с этим. Принять правду эту и идти вперёд, не оглядываясь.

Сестра Элиза ждала моего появления у дверей церковных. С очами светлыми, в одеждах свежих. Единственное лицо, которому я мог доверять… смотрит прямо на меня, приветствуя меня улыбкой светлой. Но улыбка эта пропала, когда встал я рядом с ней, положив руку на её плечо. В теле Сестры я чувствовал дрожь. На щёках её засверкали слезы кристальной чистоты, что стекали от страха… и от боли. В ужасе убрал я руку свою и увидел… лёгкое пятно на одеяниях белых. Багровое пятно, что портило одежды Сестры моей.

«Н-не пугайся, братец», — успокаивала она меня, аккуратно схватив руку мою. — «Я буду сдерживать боль эту из последних сил, когда ты будешь нести меня на руках своих».

Я был благодарен доверию Сестры моей, но пугаться я должен не ран этих, а огней очищения на пути нашем. Представлял я картины ужасные. Как Сестра моя сгорает на руках моих, раздирая душу мою криками. От одной лишь мысли меня бросало в ужас. Не хочу я видеть от Сестры моей лишь прах да угли! Не хочу отдавать огням этим единственную душу, которую я так сильно хочу спасти! Я был готов сдаться и пасть перед судом в этот же миг… если бы не Сестра Элиза, обнявшая меня руками своими нежными. Она тоже испытывала этот страх. Представляла эту картину на глазах своих. Мы оба боимся своей судьбы… и вместе мы хотим найти истину на пути нашем.

«Усмири свой страх, Сестра. Вытри слезы», — словами своими я пытался вернуть улыбку Сестры Элизы. Смыть все страхи и мысли кошмарные прочь. Провёл я рукой своей по её щеке и произнёс: — «Бояться мы должны лишь Даемонов да грехов своих. И даже если во мне растёт Даемоническая тьма, то в одном я точно уверен — душа твоя чиста. Прими благословления мои и наберись терпения. Они нужны будут тебе в этот час».

И вновь словами своими я радовал Сестру Элизу. И вновь я чувствовал тепло в сердце своём. А только массивные двери церквей начинали раскрываться перед нами, представляя нам жар огней святых — ни страха, ни слез, ни единой капли сомнения не было в наших душах. Мы были чисты. Непорочны.

«О, Отец наш Создатель! Благослови и очисти их! Благослови детей своих тёплым взором! Проведи же ты слепое стадо по путям Чистым рукою своей твёрдой!» — мольбы Епископа предзнаменовали час нашего с Сестрой испытания. Молитвы его были мне известны, но Епископ читал их без интонации. Без желания. Не как в прошлый раз. Он даже не стал наблюдать за нашим продвижением, отдав свой взгляд другим занятиям и вещам. Только Братья и Сестры мои отдавали должное, воспевая молитвы нам с Сестрой Элизой.

Я был готов пройти сквозь огонь и пламя в любой момент, но Сестра Элиза… Её пугали эти огни.

«Прости меня, Сестра, за руки грубые», — с этими словами я брал её на руки свои, стараясь разглядывать землю под её ногами и не поднимать взгляда своего. Своими руками я причинял ей боль, нажимая на раны свежие. И сквозь слезы свои… она не вскрикнула. Не показала боли своей Братьям и Сёстрам нашим. Губы её были крепко сомкнуты, а пальцы рук сжимали одеяния мои от страха и боли невыносимой. Не упадёт она с рук моих, я уверен был в этом. — «Да поможет нам Отец-Создатель».

Каждый мой шаг приближал нас к огням жарким. Сердцем своим я чувствовал неладное, и чувство это я отбрасывал прочь. Во мне нет места сомнениям и страху! Гордо ступал я по тропе очищения! Наблюдал, как языки пламени танцуют вокруг нас! Как обручи деревянные трещат и трескаются, пугая нас своими предостерегающими звуками! Сестра моя Элиза шипела от боли сильной, нашёптывая молитвы губами дрожащими. Я же молчал. Не произносил и слова, спокойно проходя сквозь огонь и пламя. Не оглядываясь на трескающиеся обручи, рассыпающиеся за моей спиной! Не сходя с пути своего!

Я чувствовал, как огни пытались окружить нас, ослепляя жаром своим! Чувствовал, как уголь древесный падает на мой головной убор и плечи мои! И если же пламя очищения найдёт в Сестре моей грехи и пороки — я не отдам её! Лишь крепче схвачу я Сестру свою! Прижму к плечу своему и продолжу свой путь, вслушиваясь в её шёпот. Путь мой казался нескончаемым, но спустя мгновения, обливаясь потом и чувствуя усталость в руках своих — тело моё погрузилось в чистые воды. Вода эта смыла с меня сомнения и усталость, омыв тело моё волнами лёгкими. Чистыми были наши души. Непорочными. И я, своими собственными силами и целеустремлённостью, своей верою и правдою… доказал это.

«Язычники! Дети Даемоновы!» — внезапно закричал Епископ, обратив на себя взгляды удивлённые. Указывая на нас с Сестрой Элизой жезлом своим, он кричал что есть духу, отрицая чистоту душ наших. — «Они должны были сгореть в огнях святых! Обратиться в прах и пыль! Не читаны молитвы! Не благословлены души!»

«Что же нашло на вас, Отче Епископ?!» — в ответ на подобную клевету я повысил тон свой. В душе моей горело беспокойство и гнев, ибо Отче мой, что заставил меня пройти путями очищения, отрицал чистоту души моей! На предостережения Сестры моей я не обращал внимания, продолжая окрывать Епископа словами громкими: — «На глазах ваших я прошёл Крещение! Доказал всем вам, что душа моя чиста! Что Сестра моя Элиза — мученица, огнями и плетью оклеймованная — безгрешна!»

Я высказывал свою правду Сёстрам и Братьям своим, и не могли они упрекнуть меня во лжи! Не могли, ибо видели меня в огнях и пламени! Всё они видели! И только Епископ отрицал правду мою! Отбрасывал её прочь:

— «Безгрешной она может быть… но ты! Лик твой все ещё обезображен семенем тёмным! Ни разу не коснулась тебя рука огненная! Врата пламенные рушились за твоей спиной, не задев тебя даже щепкой горящей! Никому не по силам пережить подобный хаос!»