Аккуратными шагами я пробирался по Спальням, стараясь выйти как можно ближе к стенам. Лицо своё старался укрыть я маской, прокрадываясь мимо спин Братских. Ворота были открыты, но путь к ним не был близким. Не был лёгким. Мне пришлось прокрадываться к ним, прячась в тени стен, и на полпути к ним…

«Иорфей сбежал! Сын Даемона сбежал из темницы!» — кто-то из Братьев уже заметил моё исчезновение. Увидел тело Брата Савелия и клетки пустые, в которых меня не было в помине. Предупреждение это заставило Братьев и Сестёр взвестись и удивиться. Все они начинали разбегаться по углам и закоулкам, дабы найти меня. И ворота… закрылись в этот момент. Моя единственная попытка сбежать прошла безуспешно. Но веры я не терял. Ещё один способ побега был мне доступен, хоть он и был… безумно опасен. И этот способ был единственной моей возможностью, ибо меня… уже успели заметить.

«Вот он!» — прокричал один из Братьев, патрулирующий стены. Он указывал на меня своим инструментом и звал своих Братьев. Я не мог оставаться на земле этой! Должен я забраться по ступеням на стену эту и бежать по ней в сторону своей свободы! Должен сражаться со своими же Братьями и Сёстрами ради свободы этой!

Меня встречали с «Присяжными» наперевес, но я был готов к сопротивлению. Каждый их взмах был предписан самой судьбой! Я знал, как сражаться с длинным инструментом Судьи! Они не боялись ударить меня Законом, и я старался увернуться от этих взмахов, находя подходящий момент для наступления. Клыки Закона ударились о стену серую, издав глухой звон. Это было моим шансом! Шансом схватиться за инструмент и ринуться вперёд, сбив Брата с лестницы его же инструментом. И инструментом павшего Брата я стал защищаться! Я не останавливался, продолжая своё возвышение на стену, сбивая с неё Братьев сильными ударами Порядка. После сражения с грешниками… Известна мне была сила Братская. Знал я, на что способны они и как я должен сражаться с ними.

Широкими взмахами инструмента Братского я освобождал путь свой. Братья падали со стен широких, или даже теряли сознание от ударов сильных, оставаясь на ней. И от силы моей… сломался инструмент. Треснуло на две половины древко, оставив в моих руках лишь Закона наконечник. И Братья сплотились на стенах широких. Встали друг рядом с другом с инструментами наперевес, закрывая меня с двух сторон. Сквозь такие сплочённые ряды не прорваться мне. Никакой инструмент не поможет мне в этом. Даже «Присяжный» Савелия не сможет мне помочь.

Я кинул в Братьев Законом расколотым в надежде открыть для себя дыру в их рядах, но попытка была… никчёмной. Слышал я, как кричат от боли Братья под нами… Те, что упали со стен, молили о помощи. Ползли по земле в криках диких. Выбора не было… Только один путь меня ждал: путь вниз! Сомнениям не было места в моём сердце! Я прыгнул вниз со стены, даже не узнав о том, что ждёт меня на земле! Довелось мне приземлиться на крышу деревянную, проломив её телом своим. Щепки, пыль и прах… Все взлетело в воздух густым облаком, скрыв меня от глаз Братских. И шевелиться я не посмел, притворяясь мёртвым.

«Его тело должно растопить костры! Принести его обратно! Живым или мёртвым!» — приказу Брата повиновались все. Братья и Сёстры спустились со стен, и колокола церковные пробили тишину в воздухе. Ворота между районами закрывались! Я должен был скрыться от глаз Братских и дождаться момента. Дождаться, когда они закончат поиски и откроют ворота. Но… где мне укрыться от их глаз?

Строение, на которое мне довелось упасть, оказалось неким подобием склада. Строение было, в основном, деревянным, и доски в нём успели прогнить и покрыться мхом. Либо им никто не пользовался уже многие годы, либо хозяин сей строения давно забыл про его существование, или даже закрыл из-за ненадобности.

Я видел ткани грубые, заплесневевший хлеб и приборы хозяйственные, покрытые ржавчиной и пылью. И среди этих забытых вещей, среди огромных слоёв грязи и пыли, нашёл я одежды тёмные. Серою накидкой укрыл я тело своё, а голову обвязал тканью поблёкшей. Лицо моё было скрыто от глаз ненужных, как и кольчуга с ремнём моим, на котором все ещё висел инструмент Савелия.

Образ мой был скрыт, и я воспользовался этим, чтобы спокойно выбраться из сооружения, скрывшись в тёмных улицах. И улицы эти… казались мне знакомыми. Знакомая, пустынная площадь… Дорога, по которой когда-то я ступал впервые… Прятаться от Братьев моих в этом районе — бессмысленно, ибо каждый переулок был открыт для них. Единственный шанс на моё спасение лежал в чужом доме. Его оставалось только найти.

Ткани мои не привлекали внимания крестьян. Они все занимались своими делами и обращали внимание на другие вещи и лица. Скоро они… начнут кричать. Бежать прочь от рук Судьи-Инквизитора, ибо на шеях я все ещё видел порочные кресты. Проходя мимо, я сорвал один такой крест с шеи прохожего, наставив его: «Не носи крест этот, или гореть будешь на кострах!» Прохожий не назвал меня вором и не возмутился речам моим. Он лишь устремил свой взор на крест тот, что утопал в грязи, и остановил движение, обдумывая нарекания мои. Если он не глуп, то он послушается меня. Я искренне надеюсь на это.

Я продолжал скрываться от взглядов Судей, пробегая от переулка к переулку. Скрываясь среди прохожих, за углами и стенами… Пробегая от тени к тени. Мне удалось дойти до нужных дверей первым. В доме знакомом горел тусклый свет, и я постучался в сломанные двери перед тем, как открыть их. Мать с двумя детьми… Они не узнавали человека в пыльной накидке. И только накидка моя раскрылась, показав им знак Ордена Инквизиции на шее моей — мать обняла детей своих и прижала их к себе. Не меня они должны были бояться… Это я… должен бояться их.

«Отец-Создатель простит меня, и вы меня простите!» — произнёс я в сторону крестьянки-матери, упав на колени перед ней. — «Простите за вторжение очередное! Пришёл я не по воле Братской! Не причиню я вреда вам руками своими! Все, чего ищу я — укрытия от Братьев моих!» — мольбами своими я загнал крестьянку-мать в ступор, а дети её взглянули на меня в страхе безбрежном, разглядывая человека в кольчуге, павшего перед ними на колени. Я молил их о прощении, о помощи. Молил их с тревогой в сердце, ибо вновь я подвергаю эту семью опасности своим присутствием. И пал я ниц перед ними. И промолвил со слезами на глазах своих, чувствуя приближение Братьев:

— «Молю вас… Укройте меня… Спасите меня…»

Крестьянка не произнесла и слова в ответ на мои мольбы. В ступоре она была, оглядывая каждый угол дома своего, наблюдая за ярким светом Порядка в руках Судьи-Инквизитора, приближающегося к нам. Руки её схватили меня за плечи, закрыв двери в дом. В доме этом был люк, ведущий в погреб. Люк был сокрыт пустым мешком, и находился он прямо под диагональным брусом, являющимся опорою. Туда и увела она меня, указав пальцем в угол тёмный. Погреб этот не был просторным, и в некоторые его части мне приходилось ползти, ибо выпрямиться в нём невозможно было. А перед тем, как ушла крестьянка эта — сорвали руки мои с шеи её порочный крест, заставив её вскрикнуть в страхе.

«Не показывайте кресты эти Судьям», — наставил я напуганную крестьянку шёпотом строгим. — «Они уносят на костёр тех, у кого найдут крест этот».

Молчанием она ответила мне. Кивком лёгким и взглядом напуганным. Закрыла люк за собой крестьянка и оставила меня одного во тьме непроглядной. Теперь мне оставалось только ждать. Ждать… и надеяться.

Долго прятался я в погребе сыром от взора Судей. Скрывался под мешками пыльными, вжимаясь в угол всем телом своим. Одному из Судей удалось найти люк в погреб, скрытый под мешком пустым, но тесноту и темноту погреба не решался испытать Судья. Никто не видел меня в доме крестьянском. Никто не знал, куда я пропал. И поиски мои не прекращались. Братья и Сестры активно искали меня во всех возможных районах, отдавай поискам этим своё бесценное время и силы свои. А пока искали меня они — не сдвинулся я с места своего. Не выглянул из погреба тесного, обдумывая шаг свой следующий. Порою я принимал к себе детей крестьянки-матери, что будили меня в часы ранние и осматривали меня с улыбками широкими, со смехом и радостью на лицах юных.