Вот и сегодня возрождать ленинские принципы - значит не прибегать к методам "давания по рукам". Надо только открыто, убедительно обличать всяческую дрянь. И тогда она развалится, отпадет. Есть такие злокачественные бактерии - анаэробы, которые не выносят воздуха. Наследники Сталина из той же породы. Они не могут преуспевать в чистой атмосфере откровенных, страстных, но деловых, товарищеских, творческих споров. В таких условиях они перестают быть опасными.
И не надо пытаться планировать и "направлять" новаторство. Не то оно перестанет быть новаторством. Мы все согласны с тем, что следует запрещать пропаганду контрреволюции и порнографию. Но если кто-то малюет абстрактные картины, которые не нравятся даже большинству из нас, то пусть малюет, пока ему не надоест, пока его не переубедят, не переспорят его коллеги И если кто пишет стихи лесенкой или решеткой, да пусть хоть колесом, пусть пишет, пока находит читателей. Будем спорить, критиковать
Но честный спор означает, что и тот, кого оспаривают, критикуют, может отвечать беспрепятственно. Так вот, надо не прорабатывать, не "давать по рукам", а честно и смело спорить. Номенклатурных "блюстителей традиций" надо лишить критической неприкосновен-ности. Никто у нас не должен быть недоступен для критики. Никакие заслуги и достоинства не могут служить охранной грамотой. Но, с другой стороны, не надо под предлогом борьбы "против ложного новаторства" или против "формализма" ничего запрещать; никого не нужно загонять в подполье.
Нужно раз и навсегда запретить запреты.
М. Ромм - известный режиссер, автор фильмов о Ленине и картины "Обыкновенный
фашизм".
С. Юткевич - известный режиссер, автор фильма "Гамлет".
"Люди и звери" - фильм С. Герасимова.
"Секретарь обкома" - роман В. Кочетова.
Текст этого выступления не был никогда опубликован. Однако стенограмму сразу же передали в ЦК и в конце декабря 1962 года, Л. Ф. Ильичев, тогдашний председатель идеологической комиссии ЦК (его называли "хрущевский Жданов") , в речи на совещании при ЦК ВЛКСМ осудил меня за "примиренчество к формализму". Безапелляционный отзыв Ильичева привел к тому, что меня стали "прорабатывать" в партбюро в секции критики московской организации Союза Писателей и в партийной организации Института Искусств. После долгих изнурительных разговоров и доброжелательных уговоров меня вынудили написать "объяснительную записку", в которой, не oпровергая ни чего по существу, я, все же, признавал ошибочным то, что , недостаточно компетентно и недостаточно вразумительно формулировал некоторые мысли".
"Записка" так же не была нигде оглашена, она требовалась лишь как некое ритуальное действо для соблюдения традиционных форм и норм "партийности".
Это был последний мой компромисс со своей совестью, последняя уступка мертвым ритуалам.
ОБ АРЕСТЕ АНДРЕЯ СИНЯВСКОГО
Открытое письмо в секретариат ЦК КПСС, в идеологическую комиссию при ЦК КПСС, в Президиум Правления Союза писателей СССР.
22-го ноября с.г., выступая на открытом партийном собрании в институте истории искусств, тов. Г. И. Куницын высказал немало интересных мыслей, которые встретили одобрение большинства присутствующих и после собрания помогают многим, в том числе и мне, плодотворно думать о своей работе. Однако я не могу согласиться с тем, что, говоря об отдельных нездоровых явлениях, о вражеской агентуре в нашей среде, тов. Куницын назвал подряд имена: Тарсис, Синявский и Рабин. Тогда же, на собрании, я высказал сомнение в том, правомерно ли называть эти три имени в одном ряду. Тов. Куницын отверг это сомнение. И поэтому я хочу здесь более подробно его обосновать.
В. Тарсис - бездарный и озлобленный графоман; его последние выступления в зарубежной печати действительно носят характер политических нападок. Талантливый живописец О. Рабин, - как бы ни относиться к его картинам, - конечно же, не заслуживает ни политических обвинений, ни оскорбительного подверстывания к Тарсису.
А. Синявский - очень талантливый и образованный литератор-ученый, пользуется заслуженным авторитетом в широких кругах интеллигенции, известен за пределами нашей страны. Тов. Куницын сказал, что Синявский арестован по обвинению в том, что он выступал в иностранной печати под псевдонимом "Абрам Терц". Слухи об этом аресте и обвинении распространяются уже некоторое время, усиленно муссируются отнюдь не дружественными нам зарубежными газетами и радиопередачами, но вызывают недоумение, тревожные запросы и настоящих друзей.
Считаю своим гражданским и партийным долгом обратить Ваше внимание на следующие обстоятельства:
1. Я не знаю, разумеется, в какой мере обоснованы обвинения, предъявленные Синявскому, но я читал повесть пресловутого Терца "Суд идет" в немецком журнале. Это литературно-беспомощное произведение, изобилующее неточностями и фактическими ошибками, которые свидетельствуют о крайне приблизительном знании советской жизни. Почти невозможно представить себе, что одаренный и образованный литератор может на протяжении многих страниц притворяться бездарным невеждой. Еще труднее понять причины и цели такого притворства.
Но, даже независимо от этих соображений, сама по себе эта повесть, описывающая события 1952-53 г.г., как бы сомнительны ни были ее идеологические предпосылки и ее историческая достоверность, все же не дает повода для уголовного преследования, для ареста и следствия, протекающего в обстановке такой секретности, которая напоминает о достаточно памятных событиях прошлого, решительно осужденных 20-м и 22-м съездами.
2. Именно поэтому арест Синявского возбуждает слухи и настроения, представляющие реальную опасность и для наших позиций в международной идеологической борьбе и для решения многих проблем идейного воспитания, прежде всего воспитания молодежи.
Опыт недавних лет однозначно свидетельствует о том, что кампания против Пастернака в 1958 году, грубая проработка Евтушенко за "Автобиографию" в 1963 году, "дело" Бродского в 1964 году не принесли нам ничего, кроме вреда, часто почти непоправимого. Они вредили международному престижу нашего государства и нашей литературы, давали аргументы врагам, дезориентировали, отпугивали друзей за рубежом. И не меньше вредили морально-политическому воспитанию нашей молодежи, вызывая те печальные кризисы доверия, которые нельзя преодолеть никакими риторическими поучениями, никакими окриками и наказаниями.
3. Это нельзя забывать, а помня это, нельзя не спросить: к каким же результатам может привести "Дело Синявского", если даже будет доказано, что он как-то связан с сочинительством Терца?
Разумеется, такое "дело" вызовет многочисленные отклики, искренне осуждающие Синявского в самых резких выражениях. Но с точки зрения реальных интересов партии и государства оно будет ни что иное, как лекции по атеизму для безбожников.
Напротив, именно для той части молодежи и той части интеллигенции, о воспитании которых надо особенно серьезно заботиться, это дело - только новый аргумент против утверждения, что у нас уже восстановлена законность, новый возбудитель активного или пассивного, скрытого, - но тем более опасного, - противодействия идеологическим влияниям нашей печати и нашей литературы.
4. Такие результаты неизбежны, потому что Синявский арестован за то же, за что других только критиковали, а Тарсису даже не мешали получать гонорары в иностранной валюте. Потому что Синявский арестован по подозрению в действиях, которые не могут считаться преступными с точки зрения нашего основного закона.
Если бы у меня сегодня был тот же строй мышления, что 25-30 лет тому назад, то я, наверно, думал бы, что все эти "дела" (Пастернака, Евтушенко, Бродского, Синявского) затевают сознательные, злоумышленные враги, желающие дискредитировать нашу страну и литературу. Но печальный опыт многих лет убеждает, что есть, к сожалению, более, чем достаточно, таких услужливых друзей, которые опаснее самого коварного врага.
5. В свете конкретных задач и нелегких проблем сегодняшней идеологической борьбы представляется необходимым возможно скорее освободать Синявского, а материалы этого дела передать в Институт Мировой Литературы, где он работает, и в Союз Писателей, членом которого он состоит.