«Вечером из темного закоулка к солидному старичку приближается типичная мегера и почти шепчет на ухо: „Не желаете ли, ваше превосходительство, посетить хорошенькую свеженькую 10-летнюю девочку, только что приехавшую из провинции?“, или что-то другое в том же роде. Бывает, что старичок гневно закричит и позовет городового. Тогда факторша исчезает за угол, как и появилась. А бывает, что, подумав и пошептавшись, солидный старичок отправляется вслед за этой особой. Приобретен новый заказчик – быть может, на многие годы…»

Так в своей книге «Торгующая телом» (1910) описывает типовую сделку по «купле-продаже» детского тела врач венерологического отделения Калинкинской больницы Б. И. Бентовин.

Особой статьей тайной проституции всегда была проституция детская. Эта тенденция усилилась в Петербурге в 10-х годах XX века, а особенный размах приобрела с началом Первой мировой войны, когда массы взрослых «бланковых» проституток потянулись вслед за армией к западным границам Российской империи, а в столице «на трудовом посту» их сменили малолетки.

Об этом свидетельствует и отчет Врачебно-полицейского комитета за 1914 год (по правилам комитета официальную санкцию на проституирование, т. е. «бланку», можно было получить только с 17 лет): «Что касается малолетних, задержанных на улице полицией за приставание к мужчинам и доставляемых в комитет, то таковых комитет надзору не подчиняет, так как это не дозволено законом, а передает их посредством той же полиции родителям или их родственникам. Но так как последние сами часто толкают девочек на разврат с корыстной целью, то эта мера оказывается мало действенной».

Действительно, дети часто примыкали к группе «семейной проституции». На панель их посылали отцы, матери, старшие братья и сестры. Но чаще детьми торговали разные «тети», сделавшие этот прибыльный промысел своей специальностью. Держать у себя целый пансион девочек-подростков было опасно, но предлагать услуги двух-трех малолетних «племянниц» не представляло особых хлопот. Сами «тети» приискивали и создавали контингент заказчиков, узнавая об этих «благодетелях» стороной, получая их «по рекомендации». Иногда детей отпускали на дом к этим «дядям», и такие визиты оплачивались по существенно повышенному тарифу. Но чаще «любители» приезжали на квартиры к «тетям», где всё было отлично приспособлено.

Случались, конечно, в этой отлаженной системе и казусы. Так, в 1913 году внимание общественности Петербурга привлекли попытки членов Общества защиты женщин организовать суд над неким генералом Н., имевшим постоянные контакты с известной полиции сводней, поставлявшей ему десяти-двенадцатилетних девочек.

Те, кто вовлекал в проституцию девочек именно этого возраста, отлично знали, что как раз именно этот возрастной контингент легче всего приспособить к «особым запросам» клиентов.

Например, в отчете Дома милосердия за 1908 г. приводились данные о 14-летней девочке, которая уже некоторое время специализировалась на обслуживании пожилых эротоманов. На вопрос о том, не тяготится ли она своей жизнью, девочка отвечала так: «Я теперь зарабатываю гораздо больше, чем гуляя, как все».

Действительно, многие малолетки зарабатывали немалые по тем временам деньги – от 60 до 90 рублей в месяц. Неудивительно, что пополнение рядов детской проституции часто происходило по инициативе неимущих родителей.

Вообще же надо заметить, что девочки, торгующие собой, представляли наиболее безразличную в нравственном отношении категорию проституток. Иногда продавались и за коробку конфет. Вот характерное высказывание одной малолетки: «Ничего нет худого. Пью всё сладкое да вкусное. А платья у меня какие!»

Часто на панель выходили и в самом раннем возрасте. На упомянутом съезде по борьбе с торгом женщинами отмечались случаи «ночной работы» детей с семи лет.

Начальница Дома милосердия для несовершеннолетних рассказала о десятилетней девочке, которую полиция в течение двух лет регулярно задерживала в «разгульной ночной компании, где она торговала собой». Девочка была явно психически неуравновешенной, и «вид мужчин безумно ее возбуждал, электризовал». В целом же в числе тайных проституток Петербурга дети 10–12 лет составляли более десяти процентов.

К 1910 году в Петербурге существовали гостиницы, где процветала детская проституция. Дурной славой в этом отношении пользовался «Лондон» на углу Муринского проспекта и Спасской улицы. Аналогично прославилась и гостиница «Черногорье», но ее посещали не буфетчики и околоточные, а «приличная публика».

Распространенной была торговля девочками при мастерских. Об одном таком заведении под названием «Белошвейка» проинформировал общественность в 1912 г. врач Р. М. Шихман.

Потребители детской проституции традиционно собирались также в Екатерининском саду, где часто гуляли дети. Но главным рынком малолеток оставался парк при Народном доме (здание, где находится нынешний «Мюзик-холл»).

Основной контингент несовершеннолетних публичных девиц, по наблюдениям врачей и юристов, составляли «дети из низшей рабочей среды, безродные, дочери проституток».

Если прежде детская проституция была уделом пожилых педофилов, «маститых гурманов», то в описываемое время она, по меткому выражению, «оплебеилась» и в отношении возраста потребителей – помолодела.

Попытки наставить юных проституток на путь истинный делал уже упомянутый Дом милосердия для несовершеннолетних, куда направлялись девушки до 16 лет. Имелось два отделения: «исправительное» для уже «падших» и «предупредительное» – для тех, кто «пасть» еще не успел, хотя вращался в соответствующей среде – дети проституток, бродячие, бездомные и т. п.

Рассказывая о режиме Дома милосердия (подъем в шесть утра, молитвы, церковные спевки, работы – кройка, шитье, вязание, вышивание, занятия в классах) Бентовин замечает: «Уже самый перечень дневных занятий говорит о казарменном однообразии и томительности обстановки. Какая сила контраста с той предшествовавшей, разгульной, „подлой“, но часто очень свободной и очень веселой жизнью… Всё для ранжиру, всё для порядка и ничего для радости, для истинных запросов души малолетней девушки. Один час прогулки и 9 с половиной часов занятий!.. Какому подростку не опротивеет такой режим…»

Вполне можно согласиться с тем, что скука и тоска царили в Доме милосердия и «истинные запросы души» не удовлетворялись. Однако вскоре грянул 1917 год, и всем стало не до милосердия вообще.