Первыми появились глаза.

Их было много, этих глаз, десятки пар. Они опоясали комнату своеобразным настенным бордюром. Разной расцветки, они казались одинаковыми - полуприкрытые, ничего не выражающие, пустые, неподвижные. Можно было решить, что они слепые. Йохо по-прежнему таращился себе под нос, Зейда тихо и протяжно мычала, а Яйтер, держа обоих за руки и чувствуя, как те скользят от пота, следил за глазами. Глаза приобретали объемность, таща за собой носы и подбородки. Целые лица выступали из стен, напоминая мрачноватые барельефы. Многие из них Яйтер узнавал, это были ненастоящие, которых он отлично знал и с которыми свыкся, но на сей раз они выглядели иначе, а их явление, их просачивание сквозь стены сильнейшим образом удивляло, ибо прежде ничего похожего за визитерами не водилось. Все, если не считать мычания Зейды, творилось в полной тишине. Это производило довольно гнетущее впечатление, которое усиливалось под действием редких уличных звуков. На выступавших телах какое-то время сохранялся рисунок обоев, но быстро переползал, перетекал назад, перемещался к ним за спины. Фигуры стояли, подобные египетским коконам-саркофагам. В нарядах различных эпох и народов они не походили ни на статуи, ни на роботов. Они обретали телесность, с которой Яйтер ни разу не сталкивался: те силуэты, какие он видел прежде, были двумерными и прозрачными. Иногда с ними удавалось перекинуться словом, но чаще - нет.

– Новенький в углу, - глухо произнес Йохо.

В дальнем углу проступил молодой мужчина. В отличие от других ненастоящих, он не был безнадежно мертв: у него прыгали губы.

– Сосредоточьтесь на нем, - распорядился Йохо, и Зейда замолчала. - Просто смотрите на него. Говори! - обратился он к мужчине. - Теперь я вижу, тебя зовут Антонио.

Лицо незнакомца ожило, но сам он по-прежнему не шевелился.

– Убейте меня, - прошелестел он слабым голосом. - Я не хочу здесь быть. Пожалуйста.

– Где ты находишься? - спросил Йохо.

– Не знаю. Здесь очень плохо. Позвольте мне уйти навсегда.

– Что я должен сделать?

– Убить меня. В голову. Обязательно - в голову. Не должно остаться памяти. Память - проклятье. Память - червь.

– Будут к нему вопросы? - обратился Йохо к товарищам.

Яйтера осенило:

– Кто такой жаркий? Или огненный? Зачем мне его тянуть?

Антонио помолчал.

– Жаркий здесь, - выговорил он после раздумья. - Он хочет сюда. Ему трудно. Ему нужна помощь. Мне нужна помощь. Убейте меня в голову, только в голову. Пожалуйста. Жаркий хочет о чем-то рассказать. Мне не добраться до него, там горячо.

Зейда вдруг задрожала.

– Они слишком настоящие, - пожаловалась она. - Эти еще хуже прежних.

В ответ Йохо слегка пожал ей руку в ответ:

– Не бойся. Мы теперь соображаем на троих - а значит, нам многое по плечу. Как я и думал. Давайте поможем товарищу, а потом уберем остальных. На время. Мы их активируем на следующем сеансе.

То, как Йохо предложил помощь Антонио, не понравилось Яйтеру. В интонациях седого таилась трепетная сладость, жадноватое предвкушение.

– Как мы ему поможем? - спросил Яйтер.

– Мы попробуем его убить, - объяснил Йохо будничным голосом, однако в самом конце фразы сорвался на возбужденное придыхание. - Коли он просит. Мне попадались такие, хотя и нечасто. Я уже пытался на них воздействовать, когда был один. И с нею вместе, - он кивнул на Зейду. - Она трусливая, и я брал ее за руку, когда она спала. Всего этого было мало. Но сегодня дельце может и выгореть. Нам, правда, придется расцепить руки - еще неизвестно, чем это аукнется. Я боюсь, что связь ухудшится.

– Я не хочу никого убивать, - твердо заявил Яйтер.

– Дурак, - оскалился Йохо. И прикрикнул на Зейду: - Прекрати скулить! Дурак, - повторил он. - Они уже и так мертвые. Ты что, не знал? Это покойники. Мы умеем их вызывать - ты, я, она. Наши кураторы-благодетели знают об этом и хотят вывести новую породу таких… - Он запнулся, подбирая слова. - Операторов связи, - придумал он наконец и посмотрел на Антонио, у которого, пока длился совет, выступили слезы. - Допрашивать их, вербовать.

– Зачем вербовать? - Яйтер, наконец, осознал, что до сих пор мало задумывался о сущности ненастоящих, относясь к ним как к досадному феномену, природному выверту.

– Откуда я знаю? Может, они умеют чужие мысли читать. Ты представь: бродит такой невидимка и вынюхивает. Бесценные кадры!

Антонио, жаждавший скорейшего решения своей судьбы, упал на колени.

– В голову, говоришь? - прищурился Йохо. - Мы сейчас расцепим руки. Ты не убежишь?

– Не знаю, - простонал Антонио.

– Ну, мы тебя потом вернем, если что.

– А как же с жарким? - напомнил Яйтер.

– Доберемся и до твоего жаркого. Сейчас меня больше занимает эксперимент, - Йохо разжал пальцы и встал. Барельефы остались стоять, как стояли, а Антонио с надеждой поднял лицо. - Очень хорошо, - одобрительно молвил Йохо. - Я даже не ожидал.

Стоя во весь свой невысокий рост, он поискал глазами, пока не остановил взор на балалайке. Пройдя в угол, Йохо поднял ее и взвесил в руке.

– Это хрупкая вещь, инструмент, - всполошился Яйтер.

Он выпустил руку Зейды и приподнялся, намереваясь отобрать балалайку, но Йохо был проворнее. Он достиг Антонио прыжком, замахнулся и с силой ударил острым углом в темя, где только-только намечалась ранняя лысина. Раздался чавкающий хруст. По действием струнного дерева обломки костей провалились внутрь черепа, так что Антонио мгновенно залился розовой жидкостью, лишь отдаленно напоминавшей кровь. С пола, куда упали брызги, взвились струйки пара. Жидкость исчезала на глазах. Лицо Антонио исказилось в подобии благодарной улыбки. Правая рука подтянулась к сердцу, ловя его последние удары, а левая кисть судорожно сжималась и разжималась, как будто разминала воздух. Антонио начал бледнеть, уже падая. Он был бледен и без того - бледнел, теряя объемность, сам силуэт.

Потрясенный Яйтер стал бездумно напевать, как это с ним часто случалось в минуты душевного смятения. Он стоял, смотрел на Йохо, выжидающе нависшего над Антонио, и не двигался с места. Зейда уронила голову на клеенку и вновь замычала - на сей раз мучительно, тоскливо, безысходно.