Теодора Бёрч тяжело опустилась на облезлые ступеньки старого дома. Построенный еще в викторианскую эпоху, он до недавнего времени принадлежал ее тете. Дав наконец волю слезам, Тея обвила колени руками и разрыдалась. Вообще-то Дора приходилась ей двоюродной бабушкой, но Тея с детства привыкла называть ее просто тетей. Письмо от адвоката Доры выскользнуло из рук и, подгоняемое легким ветерком, закружилось по запущенному саду.

Тея даже не обратила на это внимания. Весь путь из Арлингтона, штат Вирджиния, в Пайн-Бьют, Монтана, она проехала с мечтой, которая разбилась, едва Теодора переступила порог гостиной. Дом находился в столь плачевном состоянии, что надежда превратить его в небольшой пансион, о котором они с Дорой всегда мечтали, казалась просто несбыточной.

Больше всего ее расстраивало то, что свои последние дни тетя провела в таких жутких условиях. Теодоре было больно даже думать об этом. Ну почему, почему Дора не сообщила ей о том, что дом стал слишком велик для нее одной?

Давным-давно они с тетей договорились, что перед окончательным переселением на Запад Тея закончит свое обучение и станет профессиональным бухгалтером. Но, разумеется, она бы не раздумывая все бросила и примчалась сюда по первому тетиному зову. К сожалению, Дора была слишком горда, чтобы обращаться за помощью к своим надменным бостонским родственникам.

Новая волна слез захлестнула Теодору. Тетя тоже мечтала о пансионе и, может, именно потому не хотела обращаться за помощью — чтобы никто не узнал, в каком плачевном состоянии оказался дом. Да, теперь он мало походил на то элегантное строение, которое запомнилось Tee с детства. Теодоре шел двенадцатый год, когда ей впервые разрешили погостить у тети, и уже тогда она сочла этот дом самым прекрасным местом на свете.

Всхлипывания Теодоры постепенно превратились в настоящие рыдания. Отец и Челси, мачеха, чьи предки были уроженцами Кантона [1], пришли бы в ужас от ее нынешнего поведения. По меньшей мере ей следует войти в дом и плакать там. Но сейчас даже эти несколько шагов представляли для нее неодолимую трудность.

Всю свою жизнь Тея прожила в больших городах, где редко удавалось побыть одной. Тетин же дом, расположенный недалеко от холмистого предгорья второй по величине горной цепи Монтаны, позволял ей почувствовать уединение, даже сидя на парадном крыльце. Такого она нигде больше не испытывала.

Но времена изменились. Она заметила это еще по дороге сюда. Теперь поселок кишел новостройками. Маленькие, недорогие домишки принадлежали жителям Пайн-Бьюта. Обладателями же шикарных особняков, расположенных на огромных участках земли, без сомнения, были люди не бедные, приезжавшие сюда на лето из городов. Полное уединение, даже в городке, где количество жителей не превышает двух тысяч, в нынешние времена стало редкостью.

Неожиданно Тея услышала какой-то звук, заглушавший ее рыдания. Для горожанки не составило труда определить природу этого шума — ревел мотоцикл.

Рев приближался, пока наконец мотоцикл не остановился — судя по звуку, прямо напротив нее. Слишком удрученная собственным горем, она даже не подняла головы, чтобы выяснить, кто так бесцеремонно нарушил ее покой.

— Кто вы? — раздался грубый мужской голос. — Что вам здесь нужно?

Молчание, прерываемое лишь ее всхлипами, затянулось, и мужчина заговорил снова:

— А не поплакать ли вам где-нибудь в другом месте?

Не поднимая лица, Теодора лишь покачала головой. Какое ему, собственно, дело, у нее есть полное право плакать именно здесь. Сквозь пелену слез она заметила, что на одну ступеньку ниже стоят мужские ноги, обутые в массивные ботинки.

— Я… — Слезы душили Теодору.

— Ну?.. — Тон мужчины выдавал нетерпение.

— Может быть, она потерялась? — предположил приятный женский голос.

Тея снова отрицательно покачала головой и вытерла мокрые щеки о колени, размазывая черные от туши слезы по бежевой ткани брюк. Это ничуть ее не волновало — после долгого пути брюки прямо-таки просились в стиральную машину.

Все еще не поднимая лица, она поинтересовалась:

— У вас не найдется случайно носового платка?

— Разумеется, найдется, — ответил полный сарказма голос, в котором Tee почудилось на этот раз что-то неприятно знакомое. — Мой дворецкий каждое утро гладит мне свежий.

Она оглянулась вокруг в поисках своей сумки, но тут вспомнила, что все, кроме коробочки с рецептами, оставила в машине.

Кроме того, она успела заметить мрачную фигуру, склонившуюся над ней, огромный черный мотоцикл и красивую длинноногую брюнетку на багажнике.

— Будь я проклят! — прорычал мужчина, когда Тея подняла лицо. — Дора говорила, что ты приедешь, но я, откровенно говоря, не верил.

Он одарил ее взглядом серых глаз, темных, как океан во время шторма, взглядом, который вызвал волну неприятных воспоминаний. Нет, этого не может быть!

— Что, черт возьми, ты сделала со своими волосами?

Тея рассеянно провела рукой по голове. Неужели пучок растрепался? Утром она довольно туго собрала волосы, потратив уйму шпилек и лака для волос.

— Цвет, я имею в виду цвет. Насколько я помню, он был ярко-рыжим.

О Господи, значит, это действительно он. Из-под мокрых ресниц она решилась бросить на него еще один взгляд в надежде, что ошиблась. Нет, не ошиблась.

Он не слишком изменился за последние семь лет, но если в двадцать один в нем была хоть капля человечности, то теперь от нее не осталось и следа. Длинные темные волосы уже давно не мешало подстричь. Сейчас, после езды на мотоцикле, они растрепались и выбились из хвостика.

Линялые джинсы, черная безрукавка, черные ботинки. Похоже, ему нравится черный цвет. Не удивительно, если учесть, как эффектно он оттеняет его оливковую кожу. Широкие плечи и мускулистые руки, не закрытые майкой, казались особенно темными под слоем пыли.

Тея стряхнула с себя охватившие ее воспоминания.

— Пусть цвет моих волос тебя не волнует, — произнесла она высокомерно в надежде предупредить более личные замечания, да и вообще любые замечания.

Он только фыркнул.

— Сомневаюсь, что твои волосы волнуют хоть одного представителя моего пола, — согласился он, поднимаясь по ступенькам, чтобы присмотреться к ним сзади. — Цвет грязной лужи. Ты нарочно такой выбрала?

— Да ладно тебе, Дэймон! — сказала брюнетка, слезая с мотоцикла. — Успокойся, она же не сделала никому ничего плохого.

— Никому, кроме Доры, — прорычал Дэймон.

Тея почувствовала благодарность к этой женщине за то, что ей удалось хоть на какое-то время отвлечь его внимание. Дэймон Фри! Ей хотелось забыть его, но не тут-то было. Доре хватало такта не упоминать о нем по телефону, а Тея в свою очередь никогда не спрашивала о нем.

Теодора решительно заставила себя встать на ноги и притвориться, что не имеет ничего против их случайной встречи. Но лучше бы она осталась сидеть. Он был почти на целую голову выше ее, а поскольку она стояла на ступеньку ниже, ей приходилось смотреть на него, высоко задрав голову.

На Тею нахлынули воспоминания. Заодно и все ее страхи, опасения, страдания, чувство вины… и желание — именно те чувства, какие она испытывала когда-то на этом же крыльце. Семь лет она пыталась все забыть; а если не забыть, то хотя бы избавиться от горечи, вызываемой воспоминаниями. Но стоило только заглянуть в эти глаза-угольки, и она поняла, что все ее чувства живы. Живы, как семь лет назад…

Семь лет назад она оказалась здесь проездом. Из Германии, где располагалась воинская часть ее отца, Тея ехала в Калифорнию, в колледж «Миллс». Дора согласилась встретить самолет племянницы в Бозмане, сопровождать ее оставшуюся часть пути и помочь устроиться в колледже.

Теодоре не терпелось сойти с самолета, чтобы встретиться с тетей, поговорить с ней по душам без свидетелей — отец и Челси вечно мешали их разговорам. К тому же они давно не виделись и в последнее время общались только по телефону.