Г о р б у н о в. По существу того, что мне предъявлено, я несколько раз давал объяснения. Ничего нового я не скажу. В инциденте, возникшем на складе девяносто, я проявил невыдержанность. В этом я виноват и должен понести ответственность. Что касается остального, прошу меня выслушать...

Б е л о б р о в. Не надо мне объяснений. Читал, знаю. Вот что вы мне скажите: вы этого Селянина давно знаете? Встречались раньше?

Г о р б у н о в. Никогда.

Б е л о б р о в. Личных счетов тут нет? Правду отвечайте.

Г о р б у н о в. Я никогда не говорю неправды. Личных счетов у нас нет. Какие могут быть личные счеты с человеком, которого видишь в первый раз в жизни?

Б е л о б р о в. Ну, не всегда это так. Могли что-нибудь знать о нем. Вас касающееся. Так? Какой-нибудь случай. Вот вы назвали его изменником, предателем. Спроста ли? Русский язык богат. Почему именно - предателем?

Горбунов молчит.

Владимир Ильич говорил: "Кто не помогает всецело и беззаветно Красной Армии... тот предатель и изменник, того надо истреблять беспощадно".

Г о р б у н о в. Точно. Я согласен с Лениным.

Б е л о б р о в. Звучит гордо. Ну, хорошо. Как же теперь прикажете поступить с этим Селяниным? Вот вы сами, как видно, очень щепетильны, вас, видите ли, не тронь, а сами оскорбили человека, командира. Что ж мне теперь с ним делать? А?

Г о р б у н о в. Не мне вам указывать. В прошлые времена офицер, будучи оскорблен, должен был восстановить свое честное имя или покинуть полк. Селянин - человек без чести. Пусть уходит. Флот не много потеряет.

Б е л о б р о в. Интересно. Ловко рассудил. Прошлые времена! Вы, говорят, что-то очень уж увлекаетесь прошлым?

Г о р б у н о в. Нет. Я увлекаюсь будущим. Будущим нашего флота. Поэтому меня интересует прошлое, история, традиции. Я много думал о том, каким должен стать флот нашей страны. Меня занимает балтийский театр, проблемы современной подводной войны, мне хочется отчетливее представить себе противника, с которым я воюю, особенности его психологии, тактики. Возможно, я иногда ошибаюсь. Но у меня всегда есть свое мнение. Так я воспитываю и своих подчиненных. Я предпочитаю командовать сильными людьми, которые подчиняются мне потому, что на моей стороне власть, знания и авторитет, а не потому, что они сами не способны думать. Я им верю. И хочу, чтоб верили мне. Я готов выполнить любое приказание. Но если приказ еще не отдан и у меня спрашивают мое мнение, я не хочу гадать, попаду ли я в точку. Я солдат и обязан говорить прежде всего правду. Так, как вижу, так, как понимаю. А свой долг я от этого выполню не хуже. Это моя Балтика, мой флот, здесь моя жизнь, за это я готов умереть. (Остановился.) Простите, что я...

Б е л о б р о в. Ничего, ничего, говорите. Все сказали? Вот что, дорогой товарищ. Много на себя берете. (Пауза.) Это неплохо. Раз вы много на себя берете, следовательно, с вас и спрашивать можно много. Я так понимаю.

Г о р б у н о в. Спрашивайте, товарищ контр-адмирал.

Б е л о б р о в. Вот что. Я в вашем грязном белье рыться не собираюсь. Это мне вовсе не любопытно. Разговор будет матросский, короткий. Море любишь? Флот любишь?

Г о р б у н о в. Люблю.

Б е л о б р о в. Родину любишь? Партии нашей предан? Фашистов топить будешь? Первым пошлю в Балтику пролагать путь на Запад - пойдешь?

Г о р б у н о в. Корабль к выполнению боевого приказа готов.

Б е л о б р о в. Ну, ну, ну! Говорил дело и вдруг начал языком трещать. Где же он готов?

Г о р б у н о в. Ремонт закончен сегодня утром. Если завтра мне вернут орудие, приборы и моих людей, лодка может стать в трехсуточную готовность. Я не задержу - погода держит.

Б е л о б р о в (после паузы). Спасибо вам, мой дорогой. От всего сердца - спасибо. (Пожал ему руку.)

Горбунов хотел что-то сказать, но пошатнулся.

Что с вами? Что с тобой, дорогой? А ну, садись. (Усадил Горбунова.) Ишь, побелел совсем. Болен, что ли? А?

Г о р б у н о в. Нет. (С усилием поднялся.) Прошло. Извините, товарищ контр-адмирал. Не спал три ночи.

Б е л о б р о в. Куда же это годится! Ну, хватит, поговорили. Иди спи! Даю тебе своей властью за все твои беззакония трое суток ареста...

Г о р б у н о в. Есть, товарищ контр-адмирал.

Б е л о б р о в. Домашнего. Спи без просыпу. Потом поговорим. Марш! Прямо на трап - и домой! А что пошумел на тебя - не сердись. Я постарше годами. Старый матрос, могу иной раз и совсем непечатное ляпнуть. Вот вы, молодые, - вы уж поглянцевитее нас будете. А закваску мы вам дали все же неплохую. Как видно, не выветрилась. Прощай. (Обнял его и оттолкнул.) Уходи.

Г о р б у н о в. Разрешите идти?

Б е л о б р о в. Вот человек! Не разрешаю, а гоню. Проваливай. (Захлопывает за ним дверь.) Комдив!

К о н д р а т ь е в (вошел). Слушаю, товарищ контр-адмирал.

Б е л о б р о в. Слушаете, да мало чего слышите. Я вот глуховат немного, а и то побольше вашего услышал. Ладно уж. А видно, пушку-то придется этому озорнику отдать. А?

К о н д р а т ь е в. Есть.

Б е л о б р о в. То-то же, "есть"... И знаете, что я вам скажу? Будь этот парень моим другом, я бы его не так защищал, как вы. Я бы уж постарался. (Пауза.) А как вы думаете, комдив? Может, этот парень правду врет? Будем называться офицерами, будут у нас гвардейские части. Может быть, даже и погоны наденем? А? Как, по-вашему?

К о н д р а т ь е в. Не знаю, товарищ контр-адмирал.

Б е л о б р о в. Ну вот - не знаю. Я тоже не знаю. Но - возможно. К тому идет.

К о н д р а т ь е в. Селянина вызывать?

Б е л о б р о в. Да-да. Давайте. Я с ним недолго.

Кондратьев звонит. Появляется вестовой.

К о н д р а т ь е в. Из нижней кают-компании военинженера Селянина. Живо!

В е с т о в о й. Он здесь, товарищ капитан третьего ранга.

Б е л о б р о в. Пусть войдет.

Вестовой исчезает. Затем стук.

Да!

С е л я н и н (вошел). Разрешите? Товарищ контр-адмирал, военинженер третьего ранга Селянин по вашему приказанию прибыл.

Б е л о б р о в. Это вы - гражданин Селянин? У меня к вам есть только один вопрос.

С е л я н и н. Слушаю вас, товарищ контр-адмирал.

Б е л о б р о в (приподнялся из-за стола. В этот момент он страшен). Что вы делаете у нас на флоте?

Конец третьего действия

Действие четвертое

Картина шестая

Знакомый каждому ленинградцу памятник "Стерегущему"

на Петроградской стороне. Бронзовая вода хлещет в

иллюминатор, бронзовые матросы погибают, но не

сдаются. Весна. Голубое небо. Где-то чирикает птица.

Прозвенел трамвай. У памятника - Катя. Она ждет,

вполголоса напевая: "Где бы ты ни был, моряк, в этот

час..."

К а т я. Наконец! Почему так долго?

Г о р б у н о в (в плаще, с портфелем и небольшим чемоданчиком). Прошу прощения. Задержали в штабе...

К а т я. Вы хорошо выглядите. Посвежели. И глаза веселые. Я видела, вы шли и улыбались. Совсем по-детски. Как мальчишка, которому подарили игрушку.

Г о р б у н о в. Так оно и есть. Я ехал на трамвае. На самой обыкновенной "тройке". Сегодня у всех людей в трамвае были такие лица, как будто они катаются на карусели. И потом - солнце.

К а т я. Как я давно вас не видела! Почти три недели.

Г о р б у н о в. Девятнадцать суток и девять часов. (Пауза.) Что у вас слышно?

К а т я. У меня есть для вас замечательная новость. Сядем.

Они садятся.

Вот, читайте.

Г о р б у н о в (взял открытку). "Сообщается, что Горбунов Владимир Викторович...". Не понимаю... "...Владимир Викторович, двух с половиной лет...". Вовка!

К а т я. Вы счастливы?

Г о р б у н о в. Минуточку. Бугурусланский район, ясли номер два. Так. Бугуруслан, где это?

К а т я. Где-то под Чкаловом.

Г о р б у н о в. Вовка! (Смеется.)

К а т я. Открытка пришла еще третьего дня. Я хотела дать вам телеграмму, но не знала кронштадтского адреса.