Ж е н щ и н а. Товарищ военный, невмоготу. Хлебушка бы кусочек.
Г о р б у н о в. Отойдите от трапа. (Идет к кипятильнику.)
Ж е н щ и н а (следует за ним). Товарищ командир! Деточка ты моя! Не сердись на старуху. Карточки потеряла, а может, украли... Хожу, как в тумане, никакой памяти нет. Что ж мне теперь, погибать, значит?
Г о р б у н о в. Это правда? (Пауза.) Держите. Прячьте скорей. Теперь идите и больше не приходите...
Ж е н щ и н а. Дал! От себя, последнее дал. Как вас звать, скажите, я за вас молиться буду. Я на колени встану...
Г о р б у н о в. Это еще что такое? Марш отсюда! Быстро! (Отворачивается и раскуривает трубку.)
Женщина уходит бормоча. Пауза.
Пропадет старуха. Этой не вытянуть... Галету дал - это пустяки. А помочь нечем. Что молчите, Федор Михайлыч?
Ж д а н о в с к и й. А что говорить?
Г о р б у н о в (идет к кипятильнику, греет руки). Как дела, Туляков?
Т у л я к о в. Все нормально. Поршневые кольца сменили, нынче соберем. С праздником вас, товарищ капитан-лейтенант. С корабельной годовщиной.
Г о р б у н о в. Спасибо. И вас также.
Кто-то подъехал к дому на мотоцикле.
А помните... (Быстро.) Вернитесь, товарищ краснофлотец!
С о к о л о в (оставил мотоцикл под аркой и хотел прошмыгнуть мимо Горбунова.) В чем дело?
Г о р б у н о в. Подойдите ближе. Разве на флоте отменены приветствия?
С о к о л о в. Я вас не видел.
Г о р б у н о в. Неправда. Почему вы в таком виде? Где ваш ремень?
С о к о л о в. Уж очень вы требуете, товарищ капитан-лейтенант. Не такое нынче время...
Г о р б у н о в. А что такое? Светопреставление? Встаньте как следует. Фамилия? Какой части?
С о к о л о в. Старший краснофлотец Соколов. От военинженера третьего ранга Селянина.
Г о р б у н о в. Селянина? (Нахмурился вспоминая, но ничего не вспомнил и пожал плечами.) Ко мне?
С о к о л о в. Да нет, тут во дворе гражданочка живет - Тамара...
Г о р б у н о в. Я вас о ней не спрашивал. Так вот, отправляйтесь назад и доложите своему командиру, что капитан-лейтенант Горбунов просит его наложить на вас взыскание. Ясно? Вот так.
С о к о л о в. Так как же я...
Г о р б у н о в. Выполняйте приказание.
Соколов ретируется.
Безобразие!..
Т у л я к о в. Что вы, товарищ командир?
Г о р б у н о в. Ничего... Так к субботе переборку дизелей закончим?
Т у л я к о в. Все будет нормально, товарищ командир.
Г о р б у н о в (подошел к Ждановскому). Холодина, а?
Тот молча кивнул.
Я ночью на лодке так продрог, что, кажется, вовек не согреюсь.
Т у р о в ц е в (подошел. Молодой крепыш, задорный и щеголеватый). Товарищ командир корабля...
Г о р б у н о в. Слушайте, товарищ помощник. Когда вы шли к нам на лодку, вас предупреждали, что у меня скверный характер?
Т у р о в ц е в (замялся). Н-не знаю...
Г о р б у н о в. Что - не знаю? Говорили - Горбунов-де тяжелый человек: сухарь, упрямый, мелочный... А? Говорили?
Т у р о в ц е в. Точно.
Г о р б у н о в. Так вот имейте в виду: все это - чистая правда. Со мной служить трудно. А мне про вас тоже говорили, что вы очень симпатичный товарищ, но лентяй. Вам, стало быть, будет еще трудней. Давал я вам указание подыскать на берегу помещение для команды? Давал. Что сделано? Ничего. Хотите ссориться - давайте.
Т у р о в ц е в. Товарищ командир, ведь насчет помещения вы это так, вскользь сказали...
Г о р б у н о в. На ветер, значит? Так вот: сегодня в двадцать один час доложить. И прошу помнить: у нас на лодке двадцать один час - это значит двадцать один ноль-ноль, а не ноль одна и не ноль две. Дальше. Что у вас произошло с Границей?
Т у р о в ц е в (неохотно). Ничего особенного. Он мне нагрубил.
Г о р б у н о в. Вот так ничего особенного! Что же он сказал?
Т у р о в ц е в. Я просил его дать мне вперед пачку галет...
Г о р б у н о в. Нечего просить, надо было приказать. Что же он?
Т у р о в ц е в. Разворчался, что у нас-де так не водится, в кают-компании хлеб не делят, все, что есть, то и на столе, нечего, мол, традицию портить...
Г о р б у н о в. Не его дело указывать, но в общем правильно. В грубом тоне?
Т у р о в ц е в. Да.
Г о р б у н о в. Ну?
Т у р о в ц е в. Десять суток.
Г о р б у н о в. Порядочно! Видно, очень рассердились?
Т у р о в ц е в. Погорячился, товарищ командир.
Г о р б у н о в. Что же... Придется завтра отправить.
Т у р о в ц е в. А не отставить ли это дело?
Г о р б у н о в. Э, нет... Раньше надо было думать. Власть, дорогой товарищ, - это как нож в руках хирурга. Очень острая штука - к ней надо ясную голову. Нет, уж теперь извольте. Мне не нужен помощник, у которого слова расходятся с делом.
Туровцев мнется.
А теперь скажите, зачем вам нужны галеты?
Туровцев молчит.
Говорят, здесь во дворе живет особа, у которой происходят какие-то вечеринки. Вы бываете там?
Т у р о в ц е в. Я думаю, это мое личное дело.
Г о р б у н о в. Не совсем. Вы служите у меня на лодке. Мне это не нравится. И вы носите форму. Вы - офицер.
Т у р о в ц е в (усмехнулся). Офицер?
Г о р б у н о в. Так точно. Что вас так поражает? Слова "генерал" вы уже не пугаетесь, потому что оно напечатано в газетах. А тут ничего не известно, надо самому решать: хорошо я сказал или плохо. (Смотрит на часы.) Проверьте все к торжественному подъему флага. Потом уборка, ремонт. Смотра не будет.
Т у р о в ц е в. Почему, товарищ командир корабля?
Г о р б у н о в. Потому что и так видно, что грязь. Замазали ржавчину масляной краской - и довольны. А колупнешь ногтем - гниль. Этак у нас на лодке скоро змеи заведутся...
Т у р о в ц е в. Товарищ командир! Если я вам не гожусь, отпустите меня. Вам у меня все не нравится...
Г о р б у н о в. Скажите, как просто! Ничего, я из вас сделаю настоящего помощника. А если нам все-таки придется расстаться, я вам об этом скажу. Идите.
Туровцев поворачивается и уходит. Пауза. Горбунов и
Ждановский прислушиваются к журчанию радио. Оба
улыбнулись.
Ж д а н о в с к и й. Верно - хорош.
Г о р б у н о в. Да. (Встрепенулся.) Вы о чем?
Ж д а н о в с к и й. Голос.
Г о р б у н о в. Удивительный, а? В душу просится. Черт его знает, что в нем такое... Не будете смеяться? По-моему, женщина с таким голосом не может лгать. А мне в жизни много лгали, и я не очень доверчив.
Ж д а н о в с к и й. Бросьте об этом думать. Не стоит.
Г о р б у н о в. Да нет, я так только... Слушайте, механик, вы о чем говорите?
Ж д а н о в с к и й. О вашей жене. Выкиньте из головы. Не стоит.
Г о р б у н о в. У меня нет жены. Нет и не было. Ясно? (Пауза.) Знаете, я давно хотел вас спросить, почему вы всегда угадываете мои мысли? Иной раз я еще не успеваю задать вопроса, как вы уже отвечаете. Что это?
Ж д а н о в с к и й. Не знаю. Наверное, привычка.
С улицы появляется боцман Халецкий, огромный, похожий
на негра, но рыжий. За ним Джулая, с автоматом на
шее, ведет прихрамывающего мужчину в штатском пальто
и с палкой в руках. Немолодое бритое лицо в резких
морщинах.
Х а л е ц к и й. Разрешите?..
Г о р б у н о в. В чем дело, боцман?
Х а л е ц к и й. Подозрительный. Стоит и смотрит.
Д ж у л а я. Сигнальщики говорят - уж который раз он здесь ходит...
С т р о и т е л ь (спокойно). Здорово, Виктор.
Г о р б у н о в. Павел Анкудинович?
С т р о и т е л ь. Он. Здорово, механик. (Обнимается с обоими.) Тише, черт, ногу... Ну, чего глядите? Зачем пришел? Потянуло. Годовщину вспомнил. Поздравлю и уйду.
Х а л е ц к и й. Ясно. Разрешите идти?
Г о р б у н о в. Погодите. Боцман!
Х а л е ц к и й. Есть.
Г о р б у н о в. Видите этого человека? Он построил нашу лодку. Любить и почитать!