– Трудно поверить, что изысканная красота уживается с крайней жестокостью. – Невозмутимый голос Пола Харлоу заставил ее снова повернуться к нему, и она взглянула в его глаза, в который раз поражаясь, как точно ему удается угадывать ее мысли.

– Возможно, они слишком совершенны и слишком послушны, – ответила она. – И дают выход своим эмоциям таким вот образом.

– Интересная теория, – вежливо признал он. – Я полагаю, что вы не относите себя к поклонникам японского искусства?

– Оно слишком холодно для меня, – ответила она.

– Значит, вы предпочитаете что-то более теплое. Может быть, это? – Быстрым движением он поднял с кресла большую коробку и протянул ей.

Люси неохотно взяла ее в руки и стала неловкими пальцами развязывать тесьму. Справившись, наконец, с тугим бантом, она откинула крышку и развернула папиросную бумагу, в которую было упаковано длинное кашемировое пальто, мягкое как шелк, теплое как мех, легкое как пух.

– Ох! – выдохнула она и прижалась лицом к мягкой ткани.

– Вы не примерите? – спросил он.

– Вы хотите сказать, что это мне?

– Конечно.

– Но… но я не могу его принять.

– Вы не можете быть настолько неблагодарны, чтобы отказаться. – Он решительно накинул пальто ей на плечи, одной рукой приподняв ее волосы над воротником, и она вздрогнула, почувствовав его прикосновение.

– У меня никогда не было такой чудесной вещи! Но это слишком дорого для меня. Если бы вы привезли мне книгу или даже кимоно, я бы…

– Такие пустяки годятся для моей сестры или тетки, у которых уже и так есть все, что душе угодно. А вам мне хотелось привезти что-нибудь полезное и одновременно красивое.

– Но я не могу взять его, – сказала она твердо. – Это слишком щедрый подарок.

– Давайте больше не будем спорить. Пальто ваше. Делайте с ним что хотите.

Он произнес последние слова таким скучным тоном, что она покраснела и, чувствуя себя, страшно неуклюжей, выскользнула из пальто и отнесла его к себе комнату.

К ее облегчению, в этот вечер она не оставалась больше с Полом наедине, поскольку сразу после ужина он пожаловался на усталость и ушел спать. В субботу он целый день провел со своим управляющим, а к ужину съехались местные землевладельцы. Люси была рада этой временной передышке, хотя понимала, что ей все равно не избежать разговора с ним. Кроме того, она опасалась, что Мюррей, устав ждать, возьмет дело в свои руки. «Я поговорю с ним завтра, – пообещала она себе, – даже если для этого мне придется назначить ему свидание!»

После того как подали кофе, Пол предложил гостям сыграть в рулетку и, пока слуги занимались необходимыми приготовлениями, подошел к Люси.

– Надеюсь, вам нравится эта игра? – поинтересовался он.

Она посмотрела на квадратики с числами, нарисованные на зеленом сукне, и ответила:

– Я никогда прежде не играла.

– Я вас научу.

– Мне, наверное, лучше сначала посмотреть.

– Лучший способ научиться – это сыграть.

Пока она раздумывала, как поступить, он занял свое место во главе стола.

– Делайте ставки, господа, – объявил он. – Ставка в шесть пенсов вас устроит?

По удивленным взглядам присутствующих Люси догадалась, что такая ставка не была в Чартерсе обычным делом, и инстинктивно поняла, что он сделал это ради нее. Что за удивительный человек! Холодный, высокомерный и одновременно такой чуткий.

Он сделал ей знак сесть рядом, и она неловко опустилась на соседний стул. Правила оказались просты, и она быстро освоила их. Вскоре девушка уже вовсю наслаждалась игрой. Правда, она все еще смущалась в его присутствии и время от времени ловила себя на том, что смотрит на него, а не на вращающееся колесо, зачарованная тем, с какой тщательностью он делает ставки. Глядя на него, можно было подумать, что игра идет на шестьдесят фунтов, а не на какие-то жалкие шесть пенсов. Она почувствовала, как улыбка кривит ей губы, и прикрыла рот рукой.

Видимо, сделала она это недостаточно быстро, так как он заметил, что она улыбается.

– Что вас так забавляет?

– Вы. – Она показала на его руку, занесенную над красным полем. – Вы играете так, будто эти фишки действительно чего-то стоят.

– Я играю, чтобы выиграть, а ставки не имеют значения. Игра – вот что важно.

– Вам нравится выигрывать? – спросила она.

– Я должен выигрывать. – Он говорил тихо, но с таким напряжением, что по спине у нее пробежал холодок, хотя в комнате было довольно тепло.

– Но что случится, если вы проиграете?

– Я никогда не упускаю то, что хочу.

– И женщину тоже? – спросила она, слишком поздно вспомнив о том, что рассказывал Барри про его неудачный роман.

– Женщину я однажды потерял, – последовал невозмутимый ответ, – но это была моя собственная ошибка. Я позволил эмоциям возобладать над разумом.

Эти слова напомнили ей о Мюррее, и снова она поежилась, более, чем когда-либо, осознавая, какую опасную игру затеял молодой художник, решившись бросить вызов Полу Харлоу. Как же осторожно должна она действовать, если хочет, чтобы ее вмешательство не принесло вреда вместо пользы.

Размышляя подобным образом, она позволила выходным идти своим чередом, не избегая намеренно хозяина дома, но и не ища с ним встречи.

В воскресенье сразу после обеда Харлоу уехал осматривать поместье; Синди объявила о своем намерении посетить жену одного из арендаторов, которая только что вернулась из больницы после родов, а тетя Беатрис отправилась к себе отдохнуть перед ужином.

В другое время Люси присоединилась бы к Синди, но накануне она поздно легла и теперь чувствовала себя усталой. Так что она осталась дома и устроилась в библиотеке, читая газеты и просматривая заинтересовавшие ее книги. В камине, как обычно, горел огонь.

Тепло от камина в сочетании с выпитым за обедом бокалом вина навеяло дремоту, и Люси, прикрыв глаза, погрузилась в волшебное забытье где-то между явью и сном.

Звук открывающейся двери потревожил ее, она подскочила и увидела перед собой Пола Харлоу. Заметив, что юбка задралась слишком высоко, она смущенно поправила ее и поднялась. Сердце ее бешено колотилось в груди, а руки дрожали так заметно, что ей оставалось лишь надеяться, что он этого не заметит.

– Здравствуйте, – пробормотала она. – Ну, как прошел день… удачно?

Банальность вопроса была настолько очевидной, что они оба улыбнулись.

– Да, – ответил он, – а погода была ужасной!

Он подошел ближе, и она увидела, что он выглядит даже более усталым, чем в день приезда. Охватившее ее желание – внезапное и необъяснимое – разгладить прорезавшие его лоб морщины, дотронуться до его губ было таким сильным, что она поспешно сделала шаг назад. При этом она наступила на каминную решетку и непременно упала бы, если бы он не подхватил ее. Его рука была такой надежной, что она позволила себе опереться на нее.

– Вы дрожите, – заметил он. – Это от страсти или от нервов?

– От нервов. Вы напугали меня до смерти!

Он улыбнулся:

– Ваши ответы всегда непредсказуемы. Обычно я наперед знаю все, что может сказать женщина.

– Как это, наверное, скучно!

Он пожал плечами и взял одну из книг, которые она отобрала для чтения.

– Джон Донн. Это ваш любимый поэт? Разговор о поэзии помог Люси вновь обрести утраченное достоинство.

– Мне скорее нравится то, как он пишет, чем то, что он пишет.

– Вы не разделяете его мнение о женщинах?

– Определенно нет. Оно слишком цинично. Большинство женщин вовсе не такие бессердечные лгуньи и предательницы, какими он их описывает.

– Но так он их видит. – Пол скривил губы. – И так их вижу я.

– Если это правда, мне жаль вас.

Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она смогла их удержать, но он не обиделся, а лишь холодно произнес:

– Говоря это, я не имел в виду вас, мисс Гренджер.

– Возможно, вам стоило бы, – ответила она.

– Что вы хотите этим сказать? Я считаю вас единственной женщиной, которая могла бы опровергнуть мнение Донна.