Как будто именно Алиса казалась им странной.

— Похоже, эпидемия генофилии затронула весь город, — со вздохом прошептала девочка. — Эти люди напоминают мне скульптуры Пабло, но выглядят, скорее, реальными, чем автоматическими. Думаю, мне нужно игнорировать их взгляды и мнения. Я должна найти Козодоя, мою Салию и пять недостающих паззл. Полиция уже ищет капитана Хламизмата и вскоре начнёт разыскивать меня!

Заметив неподалёку рычащего псолицмена, Алиса торопливо углубилась в сумятицу странностей в надежде отыскать спокойное местечко и перевести там дыхание. Однако толпа давила, фукала и напирала на неё так сильно, что девочке пришлось прижаться к каменной статуе, стоявшей в центре площади. Взглянув на неё, Алиса уловила исключительное сходство с Альбертом Фрэнсисом Чарльзом Августом Эммануелем Саксо-Кобург-Готским — иными словами, с принц-консортом Великой Британии и супругом королевы Виктории.

— Вот почему они назвали этот сквер площадью Альберта, — сказала себе девочка. — Наверное, он давным-давно умер, как умерла бы и я. Интересно отметить, что в наших именах имеется одинаковый первый смог.

(Естественно, смог — это облако испарений, состоящее из пара и всяких вредных примесей. Мне почему-то кажется, что Алиса имела в виду слово "слог"!)

— Алиса и Альберт, — продолжила она. — Похоже, я была права, представившись доктору Нюху мёртвой девочкой...

Взгрустнув о своей безвременной кончине, она заплакала, а затем спросила себя сквозь слёзы:

— Так я мёртвая или живая? И может ли сад не являться садом? Кто, в конце концов, мне скажет, здесь моё лицо или не здесь?

Последний вопрос о личности привёл её в смущение. Алиса быстро стряхнула его с себя, потому что ей нужно было выпутаться из этой не решаемой головоломки. Она снова начала продираться сквозь слипшуюся толпу, пока не добралась до главного входа в городскую ратушу. Там она встретила швейцпсара, одетого в ливрею — наполовину человека, наполовину сторожевого пса. Он строго спросил её имя и причину визита.

— Меня зовут Алиса, — ответила девочка. — Я хочу забрать паззл с паучком, потому что он мой по закону. Думаю, что гадоначальники спрятали его где-то в ратуше.

— Извини, но я не могу пропустить тебя, — ответил швейцпсар. — Это обойдётся мне больше, чем в косточку. Так что уходи! И поживее!

Дверьняга грозно зарычал, и Алиса, испугавшись, отбежала в толпу жертв тотальной генофилии. Там теперь шныряла свора псолицменов. Они задавали вопросы всем и каждому, поэтому девочке пришлось спрятаться за яркой и цветастой Зонтетенькой.

— Я так вообще никуда не попаду, — заплакав, сказала она. — Против меня всё будущее. Как же мне найти своё прошлое?

Затем Алиса посмотрела вверх на внушительный циферблат часов, украшавший башню ратуши. Время приближалось к полудню.

— О, милочка! — проведя в уме подсчёт, прошептала девочка. — Я провела в тюремной камере кучу времени! Сейчас будет полдень, а точно в два часа сто тридцать восемь лет назад мне следовало явиться к бабушке Эрминтруде на урок грамматики!

Внезапно она увидела зеленовато-жёлтое перо, которое парило над площадью.

— Похоже на перо Козодоя. Наверное, он летает где-то рядом. Я должна найти его!

Алиса поискала попугая взглядом, но того нигде не было видно — только его перо дрейфовало по воздуху в волнах лёгкого бриза.

— Козодой! — закричала Алиса одинокому пёрышку.

(А к кому она ещё могла обратиться?)

— Если ты будешь терять перья с такой же скоростью, то скоро не сможешь летать!

Она сунула руку в кармане передника и, конечно же, нашла только семь паззл.

— Какая же я расперяха! — захныкала девочка. — Это летает моё перо! Наверное, я выронила его, когда спрыгивала с тележки автокатафалка!

Алиса вытянула руку и попыталась схватить парящую утрату. Но как бы высоко она ни поднималась на цыпочки, её пальцы не дотягивались до зеленовато-жёлтого пера.

В тот самый момент, когда она вытянулась до максимально возможного размера и почти дотронулась до неуловимого пёрышка, часы на ратуше начали медленно динь-донить звонкую песню полуденных курантов. При первом куранте Алиса почувствовала, как на её плечо легла чья-то мягкая ладонь. Испугавшись, что за ней пришли псолицейские, девочка сбросила с плеча ладонь и повернулась к стоявшему сзади человеку. Представьте себе её удивление, когда она увидела перед собой вполне нормального мужчину. Этот джентльмен был абсолютно естественным — без всяких животных примесей, хотя под тёмно-синим вельветовым костюмом проступал внушительный живот. Мужчина носил тёмно-синюю вельветовую кепку, и с его плеча на длинном ремне свисала тёмно-синяя вельветовая сумка. Всё в нём было бархатистым и мягким, как вельветовая ткань!

— Кто вы? — спросила Алиса.

— Они прозвали меня Зенитом О'Час, — ответил джентльмен.

— Кто вас так прозвал?

— Сотрудники "Времени". Дело в том, что я родился в эту самую минуту точно тридцать восемь лет назад, когда солнце находилось в самом пике своей максимальной высоты.

Зенит О'Час указал рукой на часы ратуши (которые медленно и посекундно отбивали дюжину курантов).

— Значит, сейчас ваш день рождения? — захлопав в ладоши, прокричала Алиса.

— Да, годовщина моего рождения.

— Желаю вам многочисленных повторений этого счастливого события!

— Я искренне надеюсь, что тот злосчастный день уже не повторится.

— Почему?

— Он стал для меня ужасным. Можешь, мне поверить. С тех пор он ежегодно омрачает мою жизнь. Тебя зовут Алиса, верно? Твоё полное имя Алиса Плизанс Лидделл?

— Да, моё полное имя Алиса Плизанс Лиддел. А как вы узнали об этом?

— Я встречал тебя раньше, но только в книгах.

— В книгах? — с удивлением спросила девочка.

— В книгах, как ты и сказала. Только в них! Хотя эти книги не совместимы с понятием "только", потому что они будут существовать всегда. К сожалению, наш разговор ещё больше опечалил меня.

— Сегодня ваш день рождения, мистер О'Час, — возразила Алиса. — В этот день вы должны быть счастливым.

— Я не могу быть счастливым. Меня гнетёт ужасная болезнь.

— Хм! На мой взгляд, вы выглядите совершенно здоровым. Я даже обрадовалась, встретив ещё одного нормального человека. Вы ведь не болели генофилией?

— Моя болезнь серьёзнее. Видишь ли, я инфицирован бритиками.

— Вы заразились братиками? — не веря своим ушам, спросила Алиса. — Какими именно? Родными или двоюродными?

— Я сказал "бритиками", а не "братиками". Бритики во множественном числе и с прописной буквой "и" в первом слоге — это прожорливый рой литературных обозревателей, чьи языки остры, как бритвы. Я писатель, чтобы ты знала.

— А что вы пишите, мистер О'Час? Расписания поездов?

(Алисе очень понравилась эта шутка.)

— Нет-нет, — ответил Зенит. — Я не могу протоколировать время и писать одноразовые произведения. Попробовав однажды, я нашёл, что один раз — это слишком мало. Обычно людей тянет на вторую попытку или третью, после чего они становятся графоманами.

— А какие произведения вы пишите? — спросила Алиса. — Художественные или документальные?

— Худоментальные. Кто-то пишет прозу, кто-то — поэзию, а я пишу протезию.

— Протезию?

— Вот именно! Книги про всякие тезисы. Кстати, я автор "Нелепостей".

— Каких ещё нелепостей?

— Нелепость — это книга, на которую не лепятся штампы бритиков. Сталкиваясь с моей протезией, они заменяют худоментальный стиль на свой критинический. Они потирают крылья и создают шелестящие сухие отзывы, которые затем печатают в литературных альмонашках.

— Что же такого ужасного в ваших "Нелепостях"? — спросила девочка.

— На данный момент мною написано только две "Нелепости". Первую я назвал "Углобус", а вторую — "Стулбец". Бритики ненавидят эти книги. Вот, почему я такой несчастный. Даже в день своего рождения.