Я начал ругать его, но он уже не слушал. Пришлось сообщить шефу. Я получил нагоняй и поехал на центральную базу за Элбатом.

Пять часов ушло только на составление задания Элбату. На помощь я вызвал троих программистов да еще шеф приехал. Мы записали уже использованные шифры, среди них особо отметили те, которые устанавливал Брюхановскнй, и запрограммировали ситуацию. Это было самое сложное. К тому же у нас не было уверенности, что сами мы понимаем ее правильно. К шести часам вечера следующего дня Элбат выдал сто двадцать предположительных вариантов шифра. Проверить их было уже делом пятнадцати минут.

Как раз в это время произошла вторичная кража энергии. Все случилось так же, как в ту субботу: на полминуты по всему энергокольцу упала мощность - погас свет, выключились установки. Исчезли все запасы на трансформаторных подстанциях и вторично опустели энергозапасники института. Но тогда в коридоре перед запертой дверью мы еще ничего не знали, думали, свет погас только у нас.

Элбат не ошибся: одно из ста двадцати пятизначных чисел, названных им, оказалось верным - стальная дверь беззвучно открылась.

Брюхановского в лабораторном зале не было - решительно никаких следов от него. Биокамера - так называл он свой ящик, опутанный проводниками - была пуста. Кроме Брюхановского, никто из нас толком не представлял назначения биокамеры. В институте было заведено правило: каждый, помимо главной темы, над которой работала ею группа, мог проводить собственные опыты. Индивидуально Брюхановский занимался биотелетрансформацией. Что это за гибрид, никто из нас не знал. Вообще эту его биокамеру мы как будто только теперь увидели. Мы думали, Брюхановский укрылся в ней, но она тоже была пуста.

Следователь приходил к нам еще несколько раз, расспрашивал каждого. Его все интересовал вопрос: возможно ли каким-нибудь способом уничтожить человека так, что от него не останется и следа. Витя Скляр придумал пять способов полного уничтожения живых тканей, но, увы, в любом случае у него оставалось немного неорганического вещества.

- Если применить высокие температуры - эту горстку пепла можно превратить в пар, - настаивал Витя на своих способах.

Больше следователь не приходил в институт, видимо, они поставили крест на этом деле.

Примерно через неделю в ящике своего рабочего стола я обнаружил тетрадь, исписанную торопливым почерком. Почерк принадлежал Брюхановскому - никто, кроме него, не делает таких острых углов у букв "д" и "у" и не опускает книзу по правому полю листа концы строк - они у него висят, как бусы.

На первом листе было написано краткое обращение ко мне:

"Виталий Николаевич!

Убедительно прошу вас сохранить эту тетрадь до моего возвращения. Все, что случилось с нами, я описал в ней. Если через полгода мы не вернемся, можете показать мои записи Геннадию Андреевичу и вообще кому угодно".

Я ждал ровно полгода. Когда человек надеется на твою честность, обмануть его невозможно. Шеф посмотрел на это дело иначе: мне крепко досталось от него за то, что я не показал ему записки Брюхановского сразу.

Вот они.

"То, что я пишу, может показаться бредом безумца. Убедить могут только факты. Они есть - наше исчезновение. Да, я виновен в гибели Синельниковой, но я не убивал ее. Сейчас я делаю последнюю попытку спасти ее. Либо мы возвратимся вместе, либо я погибну тоже.

Я любил Светлану. Любил безумно и страстно. Впрочем, влюбленный - это всегда безумец. Человек уравновешенный и спокойный не может любить. Это мое мнение. Увы, о взаимности я мог лишь мечтать, Света только терпела меня и разрешала ухаживать за ней. Это все, чего я смог добиться. Она разрешала любить себя, делать ей подарки и в знак благодарности называла меня Котиком. Но любить меня она не могла. Мы, как говорится, были совсем разные люди. Она считала меня сухарем, ученым червяком. В самом деле, для меня не было жизни вне стен института, разве что в библиотеке.

Мое открытие и мои опыты - все, чем я жил. Правда, была еще она - Света. Но я и ее хотел увлечь своими работами. Наверно, в этом и была моя ошибка. Для нее институт и работа были на втором месте. Главное - танцевальные вечера, пикники, лыжные прогулки, пустозвонные фильмы со стрельбой, драками и поцелуями в промежутках между потасовками. Все, что происходило на экране, она принимала всерьез. У нее было множество друзей, среди них я занимал одно из последних мест. Каждый из ее поклонников что-нибудь умел: прыгать с трамплина, танцевать, водить мотоцикл или сражаться на спортивных рапирах. Я ничего этого не мог. Даже просто стоять на коньках я не научился и ни разу в жизни не надевал на ноги лыж. Повторяю: она только терпела меня снисходительно. Я для нее был забавным чудаком.

С другими ее поклонниками я мог соперничать только в одном: я сделал настоящее научное открытие. Я решил посвятить ее в свои планы. Может быть, когда она узнает меня с этой Стороны, я сумею затмить ее друзей-спортсменов. Увы, это тоже была моя ошибка, в которой никогда не перестану раскаиваться.

Я занимался биотелетрансформацией. Этого термина еще нет в энциклопедии. Никто, кроме меня, не догадывается, какие возможности для человечества открывает биотелетрансформация.

Не нужно будет ни ракет, ни космодромов, не страшны станут метеорные потоки и космическая пыль. Для путешествия в космос нужна будет колоссальная мгновенная мощность - и только. Вернее, не так, не одна мощность. Необходимо закодировать биологическую сущность человека - это и есть самое главное. Это сделает изобретенная мною биокамера. Полученный шифр можно направить в любую часть вселенной. Если обратный импульс установить с отставанием, то можно побывать на далеких созвездиях, почти не расходуя времени на перелет - то есть трансформироваться практически мгновенно.

Программа космических исследований при этом способе станет безграничной. Изобретенная мною машина кодирует интеллектуальную и биологическую суть человека и посылает пучок направленной энергии в определенную точку вселенной Если в системе звезды, куда адресован луч, есть планета, годная для любой формы жизни, космонавт трансформируется в существо, наиболее приспособленное для жизни в тех условиях. Человек, приобретая способность того существа, сохраняет свой интеллект. Достаточно одного желания, и он возвращается на Землю. Обратный импульс для этой цели программируется сразу.

Можно, конечно, поставить задачу так, чтобы космонавт трансформировался в самого себя, но это неразумно: условия на неизвестной планете могут оказаться совершенно непригодными для жизни человека, и он либо погибнет, либо вынужден будет немедленно воспользоваться обратным импульсом.

Все теоретические расчеты были уже проделаны, я собирался передать свое открытие на обсуждение. Я рассчитывал, что Академия наук примет немедленное решение о подготовке специалистов по биотелетрансформации и, разумеется, появится новая специальность биокосмонавт. Их подготовкой к полетам займется специальный институт.

Света не поверила мне.

- Все это правда? Ты разыгрываешь меня!

Я поклялся, что не разыгрываю. По ее лицу я видел, как взволновал ее мой рассказ, и я торжествовал. Увы, напрасно.

- И ты собираешься отдать право первого полета какому-то космонавту? - возмутилась Света.

- Но ведь и на первых ракетах летали не изобретатели, возразил я.

Оказалось, ей нет никакого дела до изобретателей первых ракет.

- Ты не мужчина, ты - обыкновенная половая тряпка, - сказала она. - Или мы сейчас же, сию минуту полетим вместе с тобой, или я тебя больше не знаю.

Я уверен, вас удивит мое безрассудство: пуститься в опасный полет, не проверив аппаратуры, не проведя опытов на животных. К тому же еще взять в спутницы женщину. Но поставьте себя на мое место - Света была для меня дороже всего, дороже будущей славы, будущих открытий... Я думал: проявив героизм, сумею возвысить себя в ее глазах. Вряд ли кто из ее знакомых - прыгунов с вышки и слаломистов - способен на такое. Своей решительностью я рассчитывал затмить всех их вместе взятых.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: