Ничего себе — гость! Хорошую же парочку для переговоров они составляют: безродный пират и один из знатнейших майя! Впрочем, Жан Гасконец давно готовился познакомиться с этим типом лично. Дон Хуан Коком. Фамилия подревнее некоторых испанских, это семейство некогда владело всем Юкатаном и землями южнее. Сто с лишним лет назад монах Диего де Ланда и присные едва не извели этот род под корень. А за компанию — практически всех майя, владевших тайной загадочной письменности, и почти все их рукописные книги. Что удивительно — де Ланда не поленился записать значение майянских иероглифов, но сделал это так путанно, что учёные разобрались в его ребусах лишь четыре века спустя. Капитан Жан по прозвищу Гасконец всего этого не знал. Он и всех тонкостей этой дипломатической игры тоже не знал. Он знал только, что ему следует оказать всяческое содействие дону Хуану, если он решится выступить против испанцев на Юкатане. А уж как оказывать это содействие — принимай решение сам, ты же капитан, в конце концов!

Индейский принц оказался невысоким плотным мужчиной лет тридцати с небольшим. Он явился, разумеется, инкогнито. Жану случалось видеть во время рейда на Мериду повреждённые временем и людьми каменные индейские изваяния. Явившийся к нему сеньор выглядел родным братом тем индейцам, что послужили моделями для древних юкатанских скульпторов. Носатый, смуглый, но в чёрном испанском камзоле и с подстриженными на испанский же манер иссиня-чёрными волосами. Красивый серебряный крест, надетый на изящную цепь поверх камзола, вполне ясно говорил о религиозных пристрастиях гостя.

— Да, я католик, — на отличном французском проговорил гость, когда была окончена церемония представления. — Причём, искренне верующий, хотя, некоторые испанские сеньоры, с коими я имел честь быть знакомым, до сих пор в этом сомневаются.

— Для нашего дела, сударь, это неважно, — крякнул Жан. — Вы уж извините, дон Хуан, я человек простой, политесу не обучен.

— Буду иметь это в виду, — тонко улыбнулся индеец. Он прекрасно понимал, что дама-пиратка не поручила бы столь ответственные переговоры никчёмному человеку. Этот капитан — невоспитанный простец? Пусть, лишь бы он был достаточно умён и хитёр. Впрочем, другие надолго в капитанах не засиживаются. А на его грубые манеры можно не обращать внимания. — Итак, месье капитан, если вы желаете обойтись без излишних деталей — извольте. Я получил письмо от мадам генерала и выехал, едва лишь подвернулся случай. Моё отсутствие не должно вызвать подозрений, иначе все усилия пойдут прахом.

— Тогда не будем отвлекаться на всякие там предисловия, дон Хуан, — пиратский капитан широким жестом пригласил гостя присесть. — Раньше начнём — скорее управимся…

Дон Хуан Коком покинул Кайонну далеко за полночь, на борту маленького голландского шлюпа. Покинул в твёрдой уверенности, что их безумная затея почти обречена на провал. Но из-за этого «почти», из-за не менее безумной надежды на этот маленький шанс, он готов был рискнуть… Сен-Доменг ведёт войну с Испанией, а Юкатан — не Куба. Здесь пираты могут совершенно открыто помочь как оружием, так и поддержкой флота. Хватит даже тех нескольких фрегатов, что находились в распоряжении капитана Жана. А в обмен — они ведь ничего не делают бескорыстно — дон Хуан гарантировал союз и помощь войсками. Майя отличные воины. Они сильны там, где у пиратов как раз слабовато — на суше. А если они будут обучены воевать по-европейски и получат хорошее оружие…

Тонкая, загадочная, едва заметная улыбка нарушила каменную неподвижность смуглого лица, словно скопированного с древних фресок в покинутых городах. Похоже, эти люди, умевшие быть жестокими и беспощадными и постоянно бросавшие вызов судьбе, совершенно разучились думать о возможном поражении. А может быть, именно в этом секрет их везения? Не зря же их зовут «джентльменами удачи»? Дон Хуан не разделял этого странного оптимизма. Если жизнь чему-то научила его, то только тому, что нельзя никому доверять и полагаться на неверную удачу.

Но не доверять и не полагаться — это одно, а не верить — совсем другое. Дон Хуан почему-то не мог твёрдо сказать, что не верит в реальность этого плана. Это маленькое слово «почти»… Один шанс из тысячи. Но он есть, и не ухватиться за него было бы ещё большим безумием, чем в него же поверить.

Из дневника Джеймса Эшби.

Я долго пытался отрицать очевидное, лгал самому себе. Но от правды никуда не деться. Я безумно люблю Эли. Существует только она, для меня более нет иных женщин. Так бывает очень редко, но я как раз из этих редкостей. А Эли… Она не потеряла способности… нет, не влюбляться — увлекаться. По-настоящему она испытывала сильные чувства только к Дуарте и ко мне. Ко мне, отбившему её у португальца, с которым она умудрилась даже ни разу не поцеловаться. Я наивно полагал, что подобная авантюра пройдёт для меня безнаказанно. Я ошибался.

Нет, Эли свято соблюдает клятву, которую дала мне перед алтарём — клятву верности. Грубо говоря, спит только со мной. Но иной раз это лишь иллюзия… Геррит по прозвищу Рок. Толковый капитан, знаток различных языков, такой же беспощадный убийца, как и большинство из нас. Но при всём этом удивительно обаятельный человек. У него этого обаяния много. Недаром его так обожает собственная жена, дочь одного из береговых индейских касиков. И он безусловно любит эту милую женщину. Но я не мог ослышаться тогда, два года назад. Геррит не признавался Эли в любви. Он просто и без затей заявил, что желает её, и если она не против, то… К чести Эли должен сказать, она нашла наилучший способ и не поссориться с отличным капитаном, и удержать его на расстоянии. «Это будет подло по отношению к тем, кого мы любим, Геррит, — вот что сказала она. — И не думай, будто никто ничего не узнает. Те, кто любит, узнают первыми и без посторонней помощи». С тех пор они оба стараются не оставаться наедине, это верно. Но с какой страстью Эли отдавалась мне в ту ночь! И я принял её страсть, чувствуя себя вором, потому что она предназначалась не мне.

Два года прошло, а я до сих пор не могу смотреть на голландца без неприязни, хотя у Эли сие увлечение давно минуло. А теперь этот француз. Де Граммон. Небольшого роста, жилистый, некрасивый и неопрятный. Удивительный хам и негодяй. Присоединился к нам за две недели до выхода эскадры в море. Ещё более удивительно, что Эли согласилась принять его в эскадру. Хотя лично у меня сложилось впечатление, будто на его «Ле Арди» разводят свиней. Грязь и «ароматы» соответствующие. Мы уже забыли о подобных вещах, а здесь — будто заглянули в своё собственное прошлое. Недавнее прошлое. Эли даже изволила подпустить Граммону шпильку: «Ваш фрегат, шевалье, можно выставить в первую линию без опасения, что он будет по дороге съеден крысами?» Вы полагаете, француза это смутило? Ничуть. Его даже не смутила перспектива подчиняться приказам дамы. Его взгляд… Никогда не понимал, почему столь наглый взгляд способен привлекать женщин. Граммон пробыл в Сен-Доменге всего две недели, а о его победах на любовном поприще пошли легенды. Эли… Я всем существом чувствую её неприязнь к этому французу. К его грязи и наглости. Но в то же время она восхищается его дерзостью, необыкновенной удачей и бесстрашием. Эли вообще восхищается всем необыкновенным. Я ощутил это в первую же ночь. И не придумал ничего лучше, кроме как проявить свою ревность ответной страстью. «Я не знала, что ты такой ревнивый, мой милый», — сказала она. «Я не думал, что моя жена способна увлечься негодяем, дорогая», — ответил я. «Ты не находишь, что у нас с ним многовато общего? — спросила Эли. — Он фантастически удачлив, ни черта не боится, точно так же имеет в виду больших шишек… Мы даже внешне похожи, заметил?» «Нет, милая, — ответил я, немного подумав. — Этот француз действительно обладает всеми перечисленными качествами и в самом деле похож на тебя как близкий родственник. Если бы не его французский длинный нос, выглядел бы твоим родным братом… Но если ты способна любить других, то он любит только себя. На мой взгляд разница очевидна». По-моему, я сказал банальность: Эли и без меня прекрасно видит, что это за птица. Но я ничего не могу поделать с её натурой. Ревностью я только всё испорчу. Остаётся ждать и надеяться на скорейшее выздоровление моей милой, ибо эти её увлечения очень напоминают мне обычную простуду.