— Верхняя палуба — картечь, орудия готовы к бою! — гаркнул Пьер.
— Залпом, по верхней палубе противника — огонь!!!
От огня ещё не подавленного форта, расположенного на небольшом островке у гористого мыса, «Гардарику» прикрывали корпуса «Жанны» и «Дюнуа» — двух линкоров-близнецов, некогда взятых в битве с испанской эскадрой у Сен-Доменга. Линкоры удачно вклинились между фортом и баталией, и теперь имели прекрасную возможность стрелять сразу с двух бортов. Ещё более мощные «Сварог» и «Перун» обстреливали береговые укрепления, стоя на якоре. А к их бортам, обращённым в сторону моря, уже подтянули шлюпки для десанта. Фрегат «Бесстрашный» под командованием Влада уже подбирался к алжирскому бригу (тоже, видать, боевой трофей, мусульмане бригов не строили), и там, судя по всему, недолго ждать обмена любезностями из всех наличных стволов. А «Ле Арди» Граммона уже вовсю «приветствовал» парочку вёртких шебек. Несколько мелких алжирских кораблей проскочили мимо этих великанов и принялись обстреливать линкоры. Те немедленно огрызнулись залпами из бронзовых пушек… Словом, бухта Алжира, до сих пор служившая надёжным пристанищем и убежищем мусульманских пиратов, превратилась в ловушку для их же флота…
«Меч Джебраила», получив несколько разрывных снарядов в упор, стал очень быстро крениться на левый борт. И что бы раис Али-Мухаммед сейчас ни делал, как бы ни кричал, пытаясь принудить своих людей к повиновению и призывая страшнейшие проклятия на голову этой неверной — всё было напрасно. Фрегат вот-вот затонет, и не поможет ему ничто, кроме чуда.
А аллах почему-то с чудесами не торопился…
Красно-белый флагман кафиров снова поднимал паруса и разворачивался к югу. Готовился войти в гавань, дабы довершить разгром, учинённый там фрегатами неверных. Ну, кто мог подумать, что они привезли с собой эти пушки, изготовленные не иначе в кузнице самого иблиса? Почему аллах отдал подобное оружие в руки неверных? Чем Аль-Джазер так прогневил его? Не иначе тем, что правоверные вздумали договариваться с кафирами-испанцами, да поразит их аллах гнойными язвами! Будь проклят тот миг, когда раис Али-Мухаммед решился взять их золото!
Грот-мачта, не выдержав нагрузки, обломилась в двух локтях от палубы и, обрывая ванты, рухнула в воду, задев самым кончиком корпус вражеского флагмана. Раис видел, что фрегат уже не спасти. Можно лишь спасать людей. Впрочем, воины уже прыгали за борт. До берега недалеко. Доберутся, а там присоединятся к янычарам в порту, дабы достойно встретить кафиров, когда те высадят десант… Капитан покидает свой корабль последним? Пусть неверные соблюдают это правило. Не так много в Аль-Джазере достойных раисов, чтобы разбрасываться их жизнями. Али-Мухаммед встал на планшир мостика по правому борту, готовясь прыгать в воду. И в какой-то миг, ещё колеблясь, оглянулся. На планшире, держась одной рукой за крюйс-стень-фордун, стояла эта неверная и отдавала приказы своей команде. В другой руке у неё был франкский абордажный палаш, а из-за кожаного пояса торчала рукоять пистолета. Расстояние было достаточное, чтобы раис разглядел её… Маленькая, худая, некрасивая. И властная. Такую бы он точно не ввёл в свой гарем. Вот какими, оказывается, становятся нечестивые франкские женщины, если дать им волю! Вне себя от ярости раис вытащил из-за кушака пистолет, взвёл курок и выстрелил. Промахнулся. Кафирка, только тут заметив его, громко рассмеялась и что-то крикнула. Её голос потонул в чудовищном грохоте: это артиллерия линкоров добила форт. Один из их дьявольских снарядов угодил в пороховой склад, и укрепления доблестного Хайраддина взлетели на воздух. Обломки посыпались на корабли в бухте — и на правоверных, и на кафиров. Один камень долетел даже до тонущего «Меча Джебраила» и пробил ему обнажившееся днище. Раис не стал дожидаться, пока фрегат потонет окончательно — спрыгнул в воду.
— Всё, они наши! Валим корабли и высаживаем десант!.. Хайме! Бери шлюпы, дуй на позицию!
Пираты Мэйна не жалели порох — ни чёрный, ни белый. Стрельба была такая, что обзавидовались бы все адмиралы Европы. Мусульманам, наверное, казалось, что гости явились начисто стереть с лица земли их город, причинявший франкам столько головной боли ещё со времён Барбароссы. Но флот Сен-Доменга явился сюда за добычей, а для того, чтобы добраться до алжирских сокровищ, о которых ходили легенды, следовало уничтожить их флот. Причём, уничтожить быстро. Без потерь, понятно, не обошлось: мусульмане тоже слыли отличными воинами. И капитаны, решившиеся идти на абордаж, очень хорошо это почувствовали. Пиратам Мэйна пришлось рубиться с пиратами Алжира со всей яростью, на какую они были способны. И применяя всю свою выучку. Это не испанцы, бросавшие оружие после пленения или гибели капитана. Тут приходилось вырезать всех дочиста: алжирцы сопротивлялись до последнего человека, как и предупреждали своих матросов капитаны. Но тем не менее факт остаётся фактом: спустя час с небольшим после первого залпа пираты Сен-Доменга практически полностью уничтожили алжирский флот, полтора века терроризировавший Средиземноморье.
6
— Тихо!
— А я и так тихо сижу! Чего ты?
— Вот найдёт нас тут боцман — выпорет обоих, это уж точно!
Под парусиновым тентом, пропитанным смолой, было нечем дышать. Двое мальчишек, незаметно проскользнувших на шлюп, который зачем-то подтянули к борту флагмана, поначалу сидели тихо, как мыши. Но жара и смоляная вонь были невыносимы даже для них, успевших уже и поработать на верфи, и походить на флагмане. И они начали потихоньку приподнимать тент. Вот тут-то Хайме их и застукал… Поначалу юнги пиратского флагмана подумали, что тут им и конец. Жаль, трудно было запомнить все те слова, которые на них обрушивал боцман. Хайме ругался сразу на полудюжине, если не более, языков. А знали ребята пока только родной испанский и французский.
Для обоих Хосе — юнги были тёзками и ровесниками — не было секрета, что Хайме сильно недолюбливает испанцев. Мягко говоря, недолюбливает. Но такого возмущения от него они не ожидали. В конце концов, никаких приказов они не нарушали, уже знали, что на этом корабле, дисциплина обязательна для всех. Подразумевалось, что они будут при лазарете. Но распоряжения идти в лазарет к доктору Леклерку им никто не отдал! А они, что, трусы — прятаться в боях под палубой? Вот, потихоньку и забрались на шлюп, куда не набивались, как сельди в бочку, пираты из десанта. Залезли под тент на палубе, там какие-то железяки — не смейтесь: с крылышками! — лежали. Среди каких-то прямых железяк. На пушки это точно не походило. Да и на снаряды… вы видели где-нибудь снаряды с крылышками?
При подходе к алжирской бухте Хайме тент откинул и их, естественно, обнаружил. Мальчишки чуть не оглохли от его криков. Думали: всё, конец. Сейчас задушит, утопит, повесит, расстреляет и покромсает на кусочки одновременно. Но — пронесло. Видно, Святая Дева своим покрывалом от его гнева закрыла. Он даже подзатыльников им не надавал. Приказал только отойти на бак и не путаться под ногами.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы. — Раз уж сами сюда залезли, смотрите у меня, не обосритесь. А то я вас лично выпорю. Сейчас эти штуки полетят на нехристей. Со страшным грохотом и воем полетят. Вот и посмотрим, какие вы храбрецы на самом деле.
Юнги отошли и устроились поудобнее. Будет о чём рассказать друзьям, когда вернутся! Участие в штурме знаменитого Алжира — им уже объяснили, что там за город, — это вам не хухры-мухры. Хосе Хуан Александр Луис Карлос Фелипе Ирручага, сын благородного идальго, убитого французами ещё в начале войны. На палубе — просто Рыжий. Он и правда был рыжий: отец баск, матушка родом из Астурии, а в тех краях нередки даже блондины. И Хосе Домингес, безотцовщина с явной примесью индейской крови, которому и фамилию-то сама адмиральша выдумала — в честь святого Доминика, покровителя их острова. Двое сирот, живших в заброшенной хижине, перебивавшихся случайными заработками, они нанялись на флагман, упав перед походом в ноги знаменитой атаманше пиратов. Надо же, самых грозных бойцов возглавляет женщина! Бабой-то её и сам король назвать не решится. Она их желание стать юнгами не просто выслушала, а сама привела на корабль и приказала зачислить в состав команды. И зачислили, куда им деться, у неё — не побалуешь.