Но люди редко говорили то, что думали, и Шеннон с ужасом осознавал, что им никогда не удастся договориться.

Султанян, математик советской группы, был единственным, кто его вообще понимал. Остальные прислушивались только к своим чувствам и транслировали свой страхи на мозг Шеннона.

Но теперь он ощущал что-то другое — более серьезную угрозу, жестокость, которая была несвойственна даже людям. Ему действительно было нужно видеть Йетса и Есилькову. Эти два существа занимались обеспечением безопасности, а Шеннон не сомневался, что их общая безопасность находится под угрозой.

Но как объяснить это ксенофобам, которые окружают его? Только у Йетса он выявил нужные реакции. В людской иерархии только Йетс мог иметь дело с угрозой, которую чувствовал Шеннон.

И Шеннон сказал Бредли, женщине, которая принадлежала лидеру американской группы:

— Если не Йетс, нужно говорить с Маклеодом.

Бредли потерла голову и посмотрела на кисть левой руки — там у нее был прибор, определяющий время. Потом сказала:

— Тебе нужен Маклеод — говорить наедине? Тайна? — В ее голосе была надежда: ее разум устал. — До того, как остальные вернутся с собрания?

— Сейчас же. Моментально. Йетс и Есилькова с ним.

— Послушай, Шеннон, так не пойдет, — мозг Бредли излучал растерянность. — Я ничему у тебя не научусь, если потрачу все время, объясняя наши бюрократические процедуры, до которых тебе не должно быть никакого дела. Чем это, интересно, Маклеод и я не столь хороши, как Йетс и Есилькова, когда нам… позволено говорить с тобой, а им нет?

Шеннон, пытаясь сдержать раздражение, пролистывал память транслятора в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь объяснению, но не нашел ничего подходящего ни в английском, ни в русском. Он громко щелкнул языком. Это было оскорбление, но Бредли его, разумеется, не поняла.

Потом, словно разговаривая с умственно отсталым ребенком, он медленно повторил:

— Йетс — не Маклеод. Ты — не Есилькова. Если Йетсу и Есильковой не разрешено говорить с Шенноном, Шеннону не разрешено отвечать на вопросы.

Он прислонился спиной к стене, ожидая реакции собеседницы на его слова.

Как он мог сказать Бредли, что почувствовал риллиан? Его разума коснулся грозный шепот, неопровержимо свидетельствующий об их присутствии. Он не знал, где они и сколько их. Его охватил ужас.

Когда страх прошел, он больше не ощущал ничего. Шлем лежал рядом с ним на кушетке. Он мог надеть его и выйти на поверхность, если бы ему дали возобновить запас кислорода. Он вышел бы из поселения людей и остался на темной стороне спутника. Если бы риллиане пришли, они нашли бы только его одного.

Но для того, чтобы осуществить это, ему нужна была помощь. Или, по крайней мере, отсутствие противодействия. А он знал, что, если попытаться уйти, противодействие будет наверняка.

Поэтому нужно было объяснить кому-нибудь, кто разбирается в проблемах безопасности, что произошло. Но никто из этих эгоистичных созданий, которые гнались только за личной выгодой, выпытывая у него знания, не позволили бы ему уйти. Только Йетс и Есилькова были верно сориентированы, чтобы понять опасность.

— Шеннон, не смей так говорить со мной. И не будь упрямым. Ты не понимаешь, чем тебе грозит твой отказ сотрудничать. Ты совсем не знаешь людей.

Она пыталась быть доброй, чтобы защитить его. Но еще хотела запугать его, чтобы Шеннон делал то, что, по ее мнению, было наилучшим для него.

Шеннон сказал:

— Иди к Маклеоду. Говори: Шеннон не отвечает на вопросы, пока не придут Йетс и Есилькова.

— Отлично. Я найду Тинга, тогда и поговорим.

Теперь она действительно разозлилась. Она резко встала, подошла к столу Йетса и включила примитивный аппарат связи.

Из того, что Шеннон услышал, он понял, что Маклеод придет.

Он снова прислонился спиной к стене и закрыл глаза.

Бредли зло крикнула ему:

— Не спи в моем присутствии, краснокожая тварь! Маклеод сейчас придет.

Тут же она устыдилась своей вспышки:

— Извини, Шеннон. Ты разозлил меня, как тогда ты разозлил Силова, когда не нашел ничего знакомого в звездных атласах, помнишь?

— Шеннон помнит.

Все люди, кто встречался с ним, ушли от него огорченными, если не считать математика, который ушел обеспокоенным. Все эти так называемые эксперты лгали ему и друг другу, скрывая информацию, даже если эта информация могла помочь Шеннону: они боялись выдать свои секреты другой стороне.

Шеннон думал, что, кажется, будет невозможно построить даже самый простой передатчик. Он не был ученым. Люди не имели требуемой технологии, им даже не были знакомы источники А-энергии, а Шеннон самостоятельно не мог обеспечить их необходимой информацией, как не мог построить космический корабль из письменного стола Йетса, например.

Это было настоящее противостояние: их невежество и паранойя против его невежества и настойчивости…

Шеннон приучил себя к их воде, он нашел растения, которыми мог питаться, он учил их всему, чему мог научить. Если бы он не почувствовал поисковый зонд риллиан, он бы никогда не стал давить на Бредли, которая хотела выдвинуться и доказать, что она способна быть его переводчиком, если он правильно понимал ее мысли.

Если бы не риллианская угроза, он провел бы здесь жизнь и умер когда-нибудь без сожалений, зная, что после него придут другие миссионеры.

Эта работа была не той, к которой он всю жизнь готовился, но очень близка к ней. Помогать людям значило помогать разуму и жизни — это была его высшая цель. До тех пор, пока он не почувствовал риллиан.

Он так и продолжал сидеть с закрытыми глазами, несмотря на присутствие Бредли. Нужно было подготовиться к разговору с Маклеодом, найти такой подход, который убедил бы его и одновременно не испугал. Шеннону нужен был Йетс. Ему нужна была Есилькова. Они поклялись ему в дружбе, в отличие от этих, которые только выпытывали у него знания, пытаясь сделать самих себя могущественнее и богаче.

Когда пришел Маклеод, Шеннон почувствовал в нем коллегу и несколько приободрился.

Но Маклеод был несчастлив. Люди почти всегда были несчастливы. Они не понимали, что счастье — единственный правильный выбор для живого существа, и после жизни в памяти остается только то, что было счастливым, а остальное забывается.

Как и риллиане, люди больше полагались на жестокость, агрессию и недоверие. Если бы человеческое общество было старше и сильнее, люди могли бы прекрасно установить контакты с риллианами. У них была схожая интуитивная база. Может быть, когда-нибудь, через тысячи их лет, они встретят риллиан и победят их силой оружия, если не дипломатией.

Но человечество еще не вышло из детства, а риллиане достигли многого и многих превзошли в могуществе.

Тейлор Маклеод, координирующий работу американской и советской групп, встал перед Шенноном, уперев руки в бедра, и спросил:

— Ну, Шеннон, так в чем же дело?

— Риллиане, — правдиво ответил Шеннон и пригласительно хлопнул по кушетке, как это делала Есилькова. — Садись поудобнее и поговори с Шенноном.

— Мы знаем про риллиан. При чем здесь Йетс и Есилькова? Бредли сказала, что ты отказываешься сотрудничать, пока не увидишь их. Это правда? — Маклеод остался стоять и не убрал рук с бедер. Угрожающая поза соответствовала характеру излучаемых им мыслей.

За его спиной Бредли села на место Йетса за столом, излучая странное удовлетворение.

— Йетс, — терпеливо повторил. Шеннон, — Есилькова. Безопасность. — Он тоже встал, чтобы показать, что не откажется от своего требования.

Маклеод отступил на шаг, излучая страх, но потом обрел над собой контроль.

— Скажи мне все, что тебе требуется в области безопасности, и я внимательно выслушаю. Потом посмотрим, что можно сделать насчет Йетса и Есильковой. У них тоже есть свои дела, как и у всех нас. Мы живем не в вакууме.

— Вакуум хорошо, — подхватил Шеннон. — Шеннон вернется на темную сторону спутника. Наполните кислородные баллоны. Хорошо? — Может быть, сработает самый простой способ, если не удастся встретиться с Йетсом и Есильковой.