— Элла, — сказал он, подходя к ней и чувствуя себя очень одиноким… — Дай мне руку.

Она протянула ему руку, и он вложил в нее кольцо.

— Иначе оно так и останется без дела. И… я не хочу терять тебя. Давай ты будешь делать вид, что подчиняешься мне, а я — что защищаю тебя. Если ты будешь здесь, мне, может, будет даже легче: не придется волноваться, что ты уехала на пикник с другим парнем.

Потом они обнимались, и Маклеод подумал, что впервые записывает это для потомства. Придется оставить это на пленке. Маклеод был слишком дисциплинированным, чтобы стереть запись.

— Значит, я буду работать с пришельцем по-прежнему?

— Да, если не появятся свидетельства, что ты не справляешься с обязанностями. Шеннон хочет, чтобы ты была в команде. И я тоже.

Двадцать минут спустя, когда они успокоились и вновь почувствовали себя профессионалами, а не влюбленными, раздался звонок. Звонил Минский, чтобы сообщить, что ЗИЛ генерала Рускина попал под огонь риллианина.

— Наши соболезнования, — ответил Маклеод своему коллеге из КГБ. — Какие перестановки будут в вашей команде, Олег?

— Я буду отвечать за все. По крайней мере, временно, — спокойно ответил Минский. Кстати, он говорил по-английски лучше, чем Йетс. — Конечно, это трагическое происшествие, но теперь наши позиции сравнялись. Вы полностью отвечаете за свою команду, а я — за свою.

— Да, — Маклеод кивнул Элле, чтобы она взяла параллельную трубку, показав жестами, как подключиться к линии.

Она подключилась, когда Минский говорил:

— Нам двоим надо встретиться. И нужно дать Султаняну свободный доступ к нашему гостю, вместе с вашими учеными, конечно, тоже. Необходимо получить всю информацию о противнике, которого, он, безусловно, знает лучше, чем мы.

Маклеод прикрыл глаза. Русский медведь настырен.

— Я только что обещал Шеннону и мисс Бредли, на которую он положил глаз, пообедать с ними. От огурцов и чая пришелец хмелеет, поэтому только завтра утром мы можем встретиться с Шенноном. Скажем, в восемь часов по зулусскому времени в моем кабинете, вас это устроит?

Маклеод знал, что нет. В это время спутниковая связь с Москвой затруднена. Но Маклеод мог заказывать музыку, пришелец был его — американская звезда предстоящего выступления.

Минский со вздохом буркнул что-то по-русски, потом сказал:

— Вы, либеральные интеллектуалы, отвратительно жестоки. Ладно, до завтра.

— До свиданья, Олег, — Маклеод позволил торжеству ясно прозвучать в его голосе.

Потом он жестом показал Элле, что надо положить трубку одновременно с ним.

Она весело сказала:

— Рада, что все устроилось. Пусть Салли вызовет машину. Шеннон ждет.

— Ты же знаешь, я ненавижу огурцы, — сказал он. — От них у меня несварение.

Но дело было не в огурцах. Его мучила мысль, что из-за всех этих проклятых компромиссов дело приняло совсем не тот оборот, который он ожидал.

Перед тем как уйти, он позвонил Дику Квинту, потом Сэнди. Сообщив им о завтрашней встрече в восемь, он посоветовал привести как можно больше людей, которые хоть чем-то могут оказаться полезными в качестве экспертов. Что бы там Шеннон ни хотел построить — передатчик или еще что, — надо было приступать к постройке.

Что касается конспирации и мер безопасности, все теперь изменилось.

Вся колония знала, по крайней мере, об одном из пришельцев. Кот был выпущен из мешка, и он оказался большим, плохим и шестиногим и мог проглотить все, что в него летело, кроме пуль из древнего русского пистолета.

Первым делом надо было официально объявить чрезвычайное положение на всей Луне. На Земле поднимется страшная суматоха, если они не решат ввести в действие Пункт Два. Пункт Два — официальная отмена в течение двенадцати часов чрезвычайного положения, самостоятельно объявленного внеземными властями. Им придется поверить страшной истории о шестиногом, с гибелью которого угроза не исчезла.

Человек не был одинок в космосе, и вся проклятая лунная колония знала теперь это.

Кое-кому новости будут стоить теплых местечек, даже если удастся убедить общественность, что больше риллиане не придут. Или, по крайней мере, не должны прийти.

Торопливо снимая копии с записей Йетса, Маклеод с горечью думал, что новые риллиане появятся очень скоро. И Шеннон прямо об этом говорит.

И что говорить завтра на встрече?

«Друзья и коллеги! То, с чем мы встретились вчера, несмотря ни на что, практически неуязвимо. Мы знаем только, что враг обладает весьма развитой технологией и совершенно очевидно агрессивен. Скоро появятся новые захватчики, поэтому нам нужно скоренько что-нибудь придумать: какое-нибудь чудовищное ружье или очень большую дубину с гигантской клеткой с очень-очень толстыми решетками, потому что, видите ли, дружественный нам пришелец просит нас не убивать врагов. Он хочет поговорить с ними и просит нас ему помочь».

Речуги вроде этой способствуют раннему выходу на пенсию.

Единственной удачей за день Маклеод считал то, что ему удалось не развестись, не успев жениться. Ему надо было сделать все, чтобы Элла чувствовала себя хорошо в сложившейся ситуации.

Это внезапно стало очень важным. Он не знал, сколько времени им еще отпущено судьбой, поэтому любимая им женщина должна быть счастлива, пока это возможно. Даже если это сделает его работу еще более сложной.

Если бы он хотел легкой работы, то давно поменял бы профессию.

— Слышал от Бредли, что ты хотел видеть нас, Шеннон, — сказал Йетс, когда они порядочно отъехали от места боя.

Йетс был взволнован, Есилькова на заднем сиденье тоже, Шеннон чувствовал их эмоции.

— Да, — подхватила женщина-воин. — Расскажи-ка нам об этом все.

— Все? — переспросил Шеннон. — Я хотел предупредить о приходе риллианина. — Он был потрясен, оглушен насилием. И двое людей в машине громко излучали злобу, страх и жар битвы, которая уже кончилась. Первый раз за долгое время Шеннон снова боялся людей из-за их способности к разрушению.

— Предупредить? — Йетс повернулся к нему, и бок машины царапнул по стене коридора, высекая искры.

Есилькова произнесла несколько слов, которые не несли информации в данной ситуации, но обозначали анатомические понятия и функции некоторых органов.

Когда машина выровнялась, Йетс снова заговорил, на этот раз прилежно глядя вперед:

— Ты говоришь, хотел предупредить. То есть ты знал, что он придет?

— Знал… нет. Подозревал, да. Говорил эту историю раньше, — он боролся с грамматикой. — Пытался говорить.

— А мы не слушали. Он прав, Йетс, — Есилькова, как обычно, говорила слишком быстро.

— Поэтому Шеннон просил: привести Есилькова, привести Йетс. Маклеод сделал. Поздно, — Шеннон вздрогнул.

— Так ты говорил старине Тингу то же самое? А он недооценил ситуацию? Неудивительно, что сейчас он бесится. Что еще ты ему говорил?

— Шеннон хотел идти на поверхность. Йетс, Есилькова, Шеннон на поверхность.

— Так вот что он имел в виду. Не сейчас, приятель, разве что еще какой-нибудь риллианин идет по горячим следам.

— Горячим следам?

— Сэм, он не понимает.

— Скорее, это мы не понимаем. Это так, Шеннон?

— Иногда — да. Должен поблагодарить Йетс и Есилькова за риск, за спасение…

— Эй, парень, — вмешалась Есилькова с заднего сиденья и положила руку Шеннону на плечо, и тот вздрогнул. — Это наша работа, и только.

— Жизнь — самое дорогое, — ответил Шеннон и, обернувшись, взял Есилькову за руку, как, он видел, делают иногда мужчины с женщинами. — Спасибо Есильковой. Спасибо Йетс. Спасибо семьям погибших воинов — вы передадите?

— Д-да, — слегка заикаясь, ответила Соня и убрала свою руку. — Стоит мне только увидеть их, так сразу и передам.

— Спокойно, Соня, — сурово сказал ей Йетс. — Он не понимает. Послушай, Шеннон, мы не хотим больше говорить о том, что произошло, понимаешь?

— Понимаю, больно. Прошу прощения, — он чувствовал их боль, которую они пытались скрыть, они хотели подавить свои чувства. Это было неправильно, но им, наверное, виднее, что делать.