– Сейсмическая активность, инфразвук – «голос недр», – сразу предположил Форт.

– Отсутствовал.

– Выделение подземных газов.

– Не отмечалось. Во всяком случае, не больше обычного.

– Диверсия. Психомиметики в воздухе вентсистемы.

– Проверяли – посторонних примесей не было.

– Какие-нибудь шокирующие передачи по телевидению. Есть такие зомби-сериалы, что даже у здоровых вызывают судороги.

– У нас таких не бывает, – укоризненно взглянул на него Pax. – К тому же локомотивные бригады телевизор не смотрят – они заняты ведением составов.

– С психиатрами советовались?

– Первым делом. Их заключения не проясняют сути. У пострадавших самые разные расстройства – стремление к насилию, к самоубийству, паническое состояние... даже эйфория. Не говоря уже о смерти от страха.

– Но что-то общее у приступов есть?

– Вряд ли это важно. Мы рассматриваем объективные причины, а не религиозные чувства. Сейчас я намерен вплотную заняться феноменом смерти животных – и жду вашей помощи, наоси Фортунат.

– Идём, – встал Форт. – Но я не уверен, что свинки расскажут нам больше, чем люди. Да! а вы не проверяли, как приступ действует на эйджи? Там, на стадионе, у тебя не было... ну, странных ощущений или замыкания в сознании?

Pax не ответил, каким-то недовольным, если не оскорблённым движением резко отвернув голову к левому плечу.

На дальней периферии градских корней полые ветви-тоннели сужаются и лезут ввысь, к верхним пластам пород. Там квартиры становятся норами, а люди похожи на городецких босяков. В этих захолустьях жилища образуются вне плана – стены пещер сканируют эхолокатором, чтоб отыскать карстовые каверны и заселить их. На схемах для приезжих подобные места обозначают ровной заливкой, без улиц и станций, с пометками: «Left Field» – Окраина, или «Boondocks» – Дыра. Лефилды и бундоксы не годятся для прогулок, и забрести сюда может разве что ярый поклонник льеш-трэш или тот, кому удобнее обстряпывать свои дела в потёмках.

Смелый этнограф может здесь отснять – за плату и по предварительному сговору, – как плавят камень раствором, нелегально купленным у проходчиков с конуса погружения; так создаются новые квартиры, не отмеченные в жилконторе, а потом к ним тайком ведут стель – воду, электричество, канализацию.

Прочим гостям града лучше миновать лефилды на трубопоезде; тогда не увидишь, какие неприятные люди шастают по переходам и стыкам боковых отводков и какие подозрительные рожи иногда высовываются из нор. Здесь торгуют жареными долгопятами, что в приличных кварталах совершенно недопустимо.

Эйджи, торопливо идущий по коридору лефилда, не вызвал у жителей никакого интереса. Корноухие – не редкость там, где можно дёшево купить отраву, приносящую блаженство.

– Вот такая, значит, плесень, девки, – тихо, но ясно произнёс кто-то в стороне, и целая свора недорослей рассмеялась, кто с нарочитой хрипотцой, кто с игривым повизгиванием. Они толпились у плаката: «БЛЕДНЫЙ ГРИБ – ЭТО ВРЕД! КИШЕЧНАЯ БОЛЬ, ДВОЕНИЕ В ГЛАЗАХ, БЕССИЛИЕ, БЕЗУМИЕ».

Контролёры в оранжевых жилетах разбирали щипцами смятый мусор в урне, а квартальный золотарь лениво огрызался на их замечания:

– Не наша грязь! Подбросили. Смотрите, кости. Тут ни одной столовки, где с костями подают. Нечего придираться.

– Урна слизью заросла. Не чистишь, ядом не смазываешь. Идём в кладовую; покажешь, сколько химикатов в наличии. Расход по журналу проверим...

– Кости-то разгрызены... – Контролёрша поднесла добычу поближе к лицу. – Прямо в мочало изжёваны. У тебя что, троглодиты завелись?

– Двери в граде настежь, заходи, кто хочет! – повысил голос золотарь. – Вчера двое оглоедов побирались, песни пещерные пели...

Словно заслышав его, в квартирной норе, вход в которую был занавешен тряпками, гаркающим голосом рванули разухабистую песню:

Над головами хлопали затворы пневмопочты и гулко проносились круглые контейнеры. Простенок был запачкан кривой чёрной надписью: «СВИСТУНОВ В ШАХТУ, ДАВАЙ СВОБОДУ!» В лефилде боялись носящих свистки и узоры, но сейчас стражей не было видно, и недоросли в пятнистых лосинах и с причёсками цветов радуги вольготно хорохорились в проходе.

Следом за мужчиной-эйджи быстро прошёл вынырнувший из-за поворота парень с косо подрезанными по-мародёрски ушами, в мешковатой блузе и просторных портках драчуна. Девка из недорослей кривлялась у него на пути, и он взмахнул рукой, отбросив девку прочь. От боли она вскрикнула с обидой:

– Пся городецкая! долгопят тебя родил!

Парень мельком зыркнул назад – и недоросли прижались к стене, испуганные взглядом, полным холодной жестокости. Не замедляя хода, парень достал из-под блузы...

Недоросли, отталкивая друг дружку, бросились прочь, а парень, больше не замечая их, выбросил руку с пистолетом-автоматом, и коридор огласила короткая очередь. Эйджи рухнул вперёд, растянувшись на полу с простреленным черепом. Парень, ускорив шаг, перескочил через труп и исчез в боковом отводке коридора.

– Давно ли вы видели Зенона? – осторожно спросил Pax, стоя у Форта за спиной.

Около полутора суток они то вместе, то порознь сновали по граду и рассылали запросы по учреждениям зоотехники и пищепрома. Если Pax и говорил с напарником, то лишь по делу, но порой Форт успевал поймать его заинтригованный взгляд – так смотрел управляющий на ферме. Суть сомнений Раха была очевидна – ему открылась такая неожиданная сторона познаний Форта, что впору начинать всё снова: «Я изучил материалы на вас и нашёл там немало сомнительного...»

– Как же... – Форт принял самый невинный вид. – Третьей ночи мы его вместе наблюдали у меня в гостинице.

– Но после этого вы собирались встретиться с ним?..

– Не довелось. А сейчас и вовсе некогда.

– И не придётся. Зенон убит, – тихо молвил Pax. – Сегодня, около шестнадцати десяти.

Форт избежал почти неотвратимого в подобной ситуации и нестерпимо пошлого вопроса: «Как?!» С порога поверить в сказанное было трудно, даже мучительно, но Pax был из тех, кто убеждается, только лично вложив перст в рану. Как пить дать, он успел побывать у тела. Значит, факт.

Сразу и напрочь расхотелось что-либо расследовать. Да, кролы, долгопяты и свинки милы, но прощальная улыбка Зенона, оказавшаяся последней на этом свете, легла на всё, словно печать на воск. Повсюду, куда ни глянь, всплывало его лицо, напряжённо замершее от волнения и ожидания, его рыжеватые глаза...

Беглое, неглубокое, в чём-то докучное знакомство поднялось из памяти, а с ним – тягучее, неизбывное чувство то ли вины, то ли оборванного разговора, который больше не возобновится – ни завтра, ни послезавтра, ни через мириад лет. Не надо знакомиться! сразу оттолкнуть – и прощай! чтобы потом не погружаться в болезненную печаль утраты...

«Что я должен был сделать, чтобы этого не случилось? что я мог сделать?..»

– Я хотел спросить, мотаси Фортунат, – где вы были в шестнадцать десять и где ваше личное оружие?

Форт едва не ответил резкостью, но вспомнил: «Спрашивать любого в любом месте о любых делах и требовать правдивого ответа». Pax имел право на вопрос.

– Зоопункт двадцать четыре корня Инье. Пистолет и лайтинг заперты в ячейке, как положено. Приказа носить оружия не было; тебе это известно.

– Конечно. Но я хотел, чтобы вы лишний раз вспомнили об оружии.

– Теперь моя очередь. Каким способом и за что его...

– Мимоходом, из пистолета, в затылок. – Пройдя по комнате, Pax бесшумно сел. В гибкой посадке его была нелюдская пластика – каучуковая гибкость суставов и позвоночника, какой обладают одни танцоры-мальчики, естественная осанка и вместе с тем пружинистая и злая сила умелого молодого мужчины. Из Зенона – ах, Зенон, бедолага... – заботы выжигали молодость, а Рах, похоже, развивал её в себе. Сколько ему лет? Сколько тренировок нужно, чтобы создать такое тело? Запросто можно ошибиться с возрастом.