— Не могли же черти его унести! — полусерьезно, полуиронически воскликнул я.

— Конечно, нет! — откликнулась Пичужка. — Но что же все-таки делать?

— Что делать? — повторил я. — А вот что! Я — самый старший, я и поведу вас домой. А вы слушайтесь и идите за мной. Только чтобы не отставать и не нюнить! И когда через лес пойдем, чур, не бояться!

Все поклялись, что не будут ни отставать, ни нюнить, ни бояться, и затем наша маленькая группа решительно тронулась в путь. Едва, однако, мы успели сделать шагов тридцать, как вдруг на повороте тропинки перед нами предстал… дядя Миша, взъерошенный больше, чем обыкновенно, с какой-то примятой бородой, но это был он, собственной персоной. Мы все с восторгом бросились к нему.

— Где ты пропадал? Куда ты девался?

— Никуда не девался! Я все время тут был.

— Не может быть! Мы все кругом обыскали.

Но дядя был совершенно прав. Оказывается, ему пришла в голову мысль проверить наше детское мужество и находчивость. Пока мы играли в воде, он спрятался за близлежащими кустами и оттуда внимательно следил за всеми нашими действиями и словами. Он слышал все, в том числе и мое восклицание о том, что не могли же унести его черти. Когда мы тронулись в путь, дядя решил, что опыт закончен.

— Выдержали экзамен, ребятки, — как-то особенно мягко проговорил дядя и с нежностью погладил меня по голове.

Впрочем, дядя Миша был не только чудесный дядя, который вносил столько радости и оживления в дачную жизнь своих детей и племянников. Дядя Миша был действительно замечательным, глубоко одаренным человеком, которому, как это в старое время часто бывало на Руси, не повезло в жизни, но который внес свою несомненную лепту в подготовку революции 1905 года. И теперь, оглядываясь назад, мне хочется воздать ему должное и заслуженное.

Дядя Миша родился в Вятской губернии, где отец его был сельским священником. Он принадлежал к той породе мятежных поповичей, которые дали России Чернышевского и Добролюбова. В детстве я этого не понимал, но сейчас, вспоминая наружность дяди Миши, я склонен думать, что в жилах его была изрядная примесь крови местных вотяков. Родился дядя в 1856 г. На медные гроши кончил вятскую гимназию, пробиваясь главным образом уроками и разрисовкой декораций для любительских спектаклей. В 1876 г. дядя поступил на медицинский факультет Московского университета, который кончил только в 1882 г., с запозданием на два года. Это запоздание проистекало отнюдь не от лени. Наоборот, оно явилось результатом усердия, большого усердия дяди в том деле, которому он отдал лучшее, что в нем было, — борьбе за освобождение России от ига самодержавия.

Талант художника обнаружился у дяди с раннего детства. Он рисовал в гимназии, он рисовал в университете. От природы он был наделен острым, ядовитым карандашом художника-карикатуриста, и Салтыков-Щедрин с ранней юности стал его идеалом и вдохновителем. Молодому Чемоданову хотелось стать в карикатуре тем, чем великий сатирик был в литературе. На первых порах судьба ему как будто бы благоприятствовала. Карикатуры дяди Миши, направленные против профессора химии Морковникова, с которым в конце 70-х годов московское студенчество вело борьбу, в немалой степени способствовали уходу профессора и вместе с тем создали известность их юному автору. Результатом было приглашение работать в юмористических журналах тогдашней Москвы. В начале 1880 г. дядя Миша становится сотрудником сатирического журнала «Свет и тени», издававшегося Н. Л. Пушкаревым. Он страшно увлекается этой работой и, наряду с медицинской учебой, просиживает ночи над бьющими, остро отточенными карикатурами на животрепещущие темы. Тем сколько угодно, а вдохновение молодого художника поистине неиссякаемо. Но чем злее, беспощаднее становится карандаш карикатуриста, тем свирепее делается царская цензура. И, наконец, с высоты бюрократического Олимпа внезапно раздается удар грома.

Вскоре после убийства Александра II террористами-народовольцами 1 марта 1881 г. дядя Миша помещает на страницах журнала «Свет и тени» прогремевшую в то время карикатуру. На рисунке изображен большой стол, покрытый. зеленым сукном, и стоящий на нем обычный канцелярский прибор с двумя чернильницами. В каждую из чернильниц вертикально воткнуто гусиное перо. Над перьями хитрой вязью сделана надпись: «Наше оружие для разрешения насущных вопросов». На первый взгляд, как будто бы довольно беззубая издевка над бюрократическим бумагомаранием. Но присмотритесь к перьям и надписям внимательно и вы откроете в их очертаниях что-то совсем иное. Вы увидите виселицу с петлей, и силуэты солдат, бьющих в барабаны, несущих розги, целящихся из ружей. Так вот каково истинное оружие царского правительства «для разрешения насущных вопросов»!

Старик-цензор, смотревший карикатуру, не заметил ее внутреннего яда и пропустил. Начальство повыше открыло злоумышленный замысел художника и пришло в ярость. Старик-цензор за несколько месяцев до пенсии был отставлен от службы, а журнал «Свет и тени» закрыт. Дяде же Мише пришлось спешно эвакуироваться из Москвы. Он как-то рассказывал об этом эпизоде:

— Условились с Пушкаревым рисовать на животрепещущие темы… вот и доживотрепетался до виселицы!

Однако дядя Миша не угомонился. Из Москвы он попадает в Тифлис, где в то время издавался юмористический журнал «Фаланга», старавшийся насадить в России политическую карикатуру. Чемоданов со страстью вновь бросается в борьбу. В течение нескольких месяцев он колет, жалит, до крови кусает царскую реакцию на страницах «Фаланги» — и опять внезапный удар грома с бюрократического Олимпа: наместник Кавказа закрывает журнал «за представление цензуре статей и рисунков, неудобных к печатанию и по направлению вредных». Но «Фаланга» не хочет умирать и спустя короткое время возрождается в форме журнала «Гусли». Однако цензура тоже не сдается и очень скоро обрушивается и на «Гусли»: в июле 1882 г. они замолкают навсегда.

Дядя Мшил опять в Москве. Он кончает, наконец, университет, но душой живет теперь и редакции юмористического журнала «Будильник», где в то время собралась совсем не плохая компания: Дорошевич, поэт Гиляровский («Дядя Гиляй»), юморист И. Сергеенко (впоследствии толстовец), начинающий художник Левитан, начинающий писатель Чехов. Вплоть до конца 80-х годов дядя Миша, выступающий под псевдонимом М. Лилин (в честь тети Лили), ведет на страницах «Будильника» отчаянную борьбу с надвигающейся беспросветной политической реакцией. Его карикатуры этого периода являются критической летописью тогдашней русской жизни. Расслоение крестьянства, крепнущая буржуазия города и деревни, дикий произвол самодержавия, бессилие земской медицины и учительства в борьбе с темнотой народа, трусость и продажность печати — все это и многое другое остро, реалистически показано в рисунке Чемоданова.

Но тучи на политическом горизонте России сгущаются, общественная атмосфера становится все душнее, цензоры все придирчивее и свирепее. На читательском рынке спрос растет на легкую, обывательскую юмористику с ловлей женихов, травлей злополучной тещи, супружескими изменами и т. п. Дядя Миша не может и не хочет скатиться в это болото пошлости и оскудения, и он решает бросить карандаш карикатуриста. В одной из тетрадей Чемоданова есть такая запись:

Это трагический документ. Но он был продиктован черной реакцией безвременья конца 80-х годов, той самой реакцией, которая окрасила в такие мрачные тона и творчество Чехова.

Дядя Миша покидает Москву и едет на родину, в Вятскую губернию, где работает в глухом селе земским врачом. Потом он опять возвращается в Москву и за двадцать пять рублей в месяц (!) становится ординатором знаменитого в то время профессора Склифосовского. Одновременно он дает блестящие иллюстрации к учебнику анатомии профессора Зернова. Потом он увлекается зубоврачеванием. В течение ряда лет он редактирует журнал «Одонтологическое обозрение», работает на Высших зубоврачебных курсах, читает доклады в различных научных обществах и на съездах. Вместе с тем дядя Миша становится одним из самых популярных дантистов в Москве. В его приемной всегда длинная очередь больных — нередко самых именитых граждан города, — которые терпеливо ждут часами. Пациенты, а особенно пациентки, приходят к доктору с работой, с книгами, с вязанием, с вышиванием, приносят бутерброды и фрукты, располагаются по-домашнему, знакомятся, судачат, занимаются сплетнями и флиртом. По Москве в то время ходил рассказ, как двое молодых людей, познакомившись на приеме у дяди Миши, за время лечения зубов пережили страстный роман, закончившийся счастливым браком. Дядя Миша был посаженым отцом у них на свадьбе.