— Ну конечно, — подтвердил Павлик. — А ты что, не видишь?

Только сейчас я понял, почему это, когда мама достала из чемодана джинсы, чтобы я сам дошил карманы, ни оттуда ни отсюда нелегкая принесла Наташку. Ей, видите ли, «приспичило» спросить, который час. Ну сказали ей, ушла она и тут же опять прибежала: «Вот я вам букетик принесла!..» «Нет ли у вас программы по телику?..» Я мгновенно учуял, что Наташка не только все великолепно рассмотрела на моих свернутых джинсах, но тут же догадалась, что к чему.

— Настоящие «Супер Райфл», говоришь? — переспросила Наташка, с этими словами подскочила ко мне сзади, беззастенчиво приподняла куртку и вцепилась двумя руками в карман. (Лучше бы я не дразнил ее надувной жвачкой.)

— Ты что?! Ты!.. Что делаешь?! — завопил я в ужасе, пытаясь увернуться. Но поздно: затрещали нитки, которыми кое-как приметала карман мама (говорил ей, надо было на машинке пришить), Наташка, визжа от восторга, поддала мне пинка сзади, и я, едва не подавившись, проглотил свою надувную жвачку «бабл гамм».

По удивленному лицу Павлика я увидел, что разоблачен и посрамлен на вечные времена и нет мне больше места в этой жизни.

Взмахнув обеими руками, будто собирался прыгнуть в воду, я вздернул этим движением куртку вверх так, что она налезла мне на голову, оттопырил то место, где были нашиты карманы, изогнулся, и едва не сворачивая себе шею, посмотрел, что же там делается у меня сзади.

Карман великолепной фирмы «Супер Райфл», держась одной лишь стороной, свисал поникшим флагом. Выглядывая из-под него, ехидно корчила мне рожи мартышка фирмы «Милтонс».

— Супер Лайф! Супер Лайф! — верещала от восторга Наташка, прыгая передо мной на одной ноге, едва не задевая меня растопыренными пальцами.

Я никогда не дерусь с бабами, тем более если они из первого класса, но тут так разозлился, что готов был врезать Наташке прямой левой точно в переносицу. К несчастью, я вспомнил, что можно отомстить ей и без удара прямой левой, и, на свою голову, как следует не подумав, показал Наташке маленькую промокашку, что всегда носил в нагрудном кармане специально для нее.

В тот же миг, словно дикая кошка, Наташка с пронзительным визгом набросилась на меня. Только для спасения собственной жизни я лишь легонечко оттолкнул ее, а она наверняка нарочно взмахнула вдруг руками и села прямо в куст, задрав к небу свои длинные красные ноги.

— А-а-а-а-а! — завопила было Наташка, но тут же захлебнулась собственным криком и с перепуганными глазами, которые стали у нее не меньше блюдец, закрыла ладошкой нос. Между пальцами у нее показалась алая струйка, точь-в-точь под цвет ее рейтуз. Сам не знаю, когда только и как задел совсем нечаянно ее окаянный нос.

— Ты чего? — испуганно спросил я и тут же пожалел об этом: Наташка разразилась таким криком, как будто с нее живьем сдирали кожу. Горячий туман застлал мне глаза. Сквозь этот туман я видел расплывчатый силуэт выбиравшейся из куста Наташки, которая, размазывая по лицу слезы и красные полосы, принялась орать что-то совсем уже несуразное:

— Хулиган! Жулик! Фальшивоштанник!.. Думаешь, как большой, можешь драться? Да? Только попробуй, ударь!.. Если хочешь знать, скоро твой папа будет моим папой, а ты оставайся со своей мамой!.. Пусть она больше по курортам мотается, а моя всегда дома! И пироги печет вкусные!

От этого неприличного Наташкиного крика меня будто кто кипятком обварил.

Я молча повернулся и пошел было со двора напрямик через кусты, но что-то меня остановило.

Я оглянулся. Павлик — слинял. У кустов стояла и отряхивалась Наташка. На дальней дорожке я увидел… Кого бы вы думали? Мою собственную маму. Оказывается, она никуда не уехала, а по каким-то делам осталась в нашем районе.

Мама шла и разговаривала… С кем бы вы думали?.. С тем самым Генкой Купи-продай, который утром сегодня залез к нам в квартиру.

Из подъезда «черного хода» вышел дядя Коля с раздвижной лестницей, забрался на нее и, поглядывая в сторону Генки, принялся красить раму первого этажа.

Только сейчас я рассмотрел в руках Генки дамские сапоги… Вот он передал их маме, и мама, сунув под мышку свою сумочку, в которой всегда носила документы и деньги, стала примерять один сапог.

Сумочка упала на дорожку. Генка тотчас же ее поднял, и я даже расслышал, как он сказал:

— Позвольте, я подержу, она вам мешает.

И еще я услышал, как мама, с увлечением рассматривая сапог, ответила ему:

— Пожалуйста…

И тут я увидел такое, что ноги мои опять, как сегодня утром, приросли к месту, и я не мог ни двинуться, ни крикнуть.

Генка, едва завладел сумочкой, мгновенно исчез, как будто его и не было.

Я уже готов был заорать во все горло: «Ма-ма!», как мне пришлось удивиться еще больше.

Занавеска в окне Серафимы Марковны отошла в сторону, и там я увидел с биноклем в руках, кого бы вы думали?.. Собственную бабушку. Правда, бинокль у нее был, к сожалению, не военный, а беленький, театральный.

— Мила!.. Мила!.. — приглушенно крикнула бабушка. — Вот раззява! Он же у тебя сумочку утащил!..

— Мама? — с удивлением сказала бабушке моя мама. — Как вы-то здесь оказались?

— Да что ты про меня-то?! Совсем с ума спятила! Жулик, говорю, сумочку с деньгами утащил!

И вот тут-то уж я совсем удивился!..

Мама неожиданно рассмеялась, подошла к лоджии и поставила на перила сапоги.

— Нравятся? — спросила она. — Точно такие, как мои. И всего-то за два рубля восемнадцать копеек, не считая стоимости самой сумочки.

— Да ты что, белены объелась? — спросила бабушка. — Тебе и сумочку не жалко?

— За сапоги-то? — спросила мама.

— Да ты-то откуда здесь взялась?

— Очень просто… Зашла в наш мебельный, а там ковры, выбросили к концу месяца для плана. Я и выписала чек на двести восемьдесят. Деньги, думаю, у Клары перехвачу. А тут этот тип. Не нужны ли, говорит, вам сапоги? Знает, что ни одна женщина от сапог не откажется… Вот так. Думал, что у меня деньги с собой, раз уж и чек выписала. На живца ловил, а сам попался…

— Умница, — похвалила бабушка. — Так их и надо учить, это жулье…

Я стоял за кустами ни жив ни мертв: вот-вот, думаю, Наташка подойдет к маме и бабушке и нажалуется. Но она, к моему удивлению, и рта не раскрыла, а все почему-то смотрела в ту сторону, куда ушел Генка.

И тут я увидел, что дядя Коля, продолжая красить, улыбается себе в усы, поглядывая на маму и бабушку, И чего ему улыбаться?.. Вдруг на дальней дорожке опять появился Генка, а в руках у него еще одни дамские сапоги, только зеленого цвета.

Дядя Коля тут же насторожился и даже шею вытянул. Заметили Генку и мама, и бабушка.

— А он, оказывается, не дурак, — сказала мама.

— Говорила тебе, сразу надо было уходить, — заворчала на нее бабушка.

— Уж помолчите, мама…

Генка, весь взмыленный, подбежал к ним и чуть ли не на колени встал, протягивая маме зеленые сапоги.

— Вот эти померяйте… А те вам малы… Вам же пошикарнее надо; такая женщина!..

— Да?.. Вы так думаете?.. — спросила мама. — А сумочку вы мне, может быть, отдадите?

— Ах да, пожалуйста! — вроде бы спохватился Генка, но я-то видел, что Генка хитрит. — Извините! — заюлил он. — Машинально прихватил!

И тут я услышал, как заворчала бабушка:

— О господи! И тут неудача! Что за день такой тяжкий!..

Дядя Коля в это время подавал Генке какие-то знаки, но тот делал вид, что своего наставника дядю Колю вместе с его знаками просто не замечает.

Мама в это время примеряла зеленые сапоги, а те красные, что показывала бабушке, вернула Генке.

— Такие у меня уже есть, — сказала она. — А вот такие, зеленые, я хотела бы купить… Поднимемся ко мне в квартиру, там я расплачусь.

Дядя Коля со своей стремянки на Генку даже руками замахал, но Генка и вовсе отвернулся.

— Эти сапоги стоят не восемьдесят, а девяносто, — уточнил Генка. — И потом… Подняться с вами в квартиру я не смогу.

— Почему?

— Потому что у такой красивой женщины обязательно должен быть ревнивый муж.