Говард смотрел на меня сквозь голубые клубы сигарного дыма, стеною вставшие между нами, потом, испустив демонстративно громкий вздох, придушил окурок в переполненной пепельнице.

— Тебе стало легче? — ровным голосом осведомился он. — Я имею в виду — после того, как ты высказал все, что намеревался, — сейчас тебе легче?

Ему не удалось окончательно избавить свой голос от иронических интонаций, и теперь уже я ответил ему мрачным взглядом. Разумеется, я сказал все, что хотел, и с полсотни раз, наверное, повторил. Вот только ответа не получил.

— Ты ведешь себя так, словно это обычнейшая вещь, что мы…

— Разумеется, это не так, — вздохнув, перебил меня Говард и снова принялся раскуривать сигару. — Просто мы ничего не добьемся, если, понесемся как угорелые, Роберт. Нам ничего не остается, как только ждать.

— Ждать? — встрепенулся я. — А чего ждать?

— Ждать, пока противоположная сторона допустит оплошность, — ответил Говард. Ни с того ни с сего он улыбнулся. — Знаешь, а ты становишься очень похожим на отца, когда начинаешь сердиться. В твоем возрасте я тоже, бывало, горазд был вспылить.

— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулся я. — Черт подери, «Говард, да опостылело мне торчать на этом корыте и ждать, что разверзнется земля и поглотит нас.

— Ну, скорее море, если уж на то пошло. — беспечно ответил Говард. — Но этого не произойдет, можешь не беспокоиться — Йог–Сотот получил то, что хотел. Думаю, он уже убрался отсюда. А если бы не убрался, то нас давно не было бы на этом свете, — добавил он уже потише и таким тоном, который уже изрядно надоел мне за сегодняшний день.

Я уже готов был рыкнуть на него, но сдержался. Самое интересное, что я ведь в глубине души понимал, что он прав. Все зависело именно от этого сундука с книгами, завладеть которым должны были мы. Но нам не повезло, и книги эти — что было уже намного хуже — попали в руки нашим недругам.

Нашим недругам… Мысль эта вызвала целую цепь неприятных ассоциаций, образов, которые я изо всех сил старался отогнать от себя, позабыть.

Я с трудом тряхнул головой и попытался разглядеть лицо Говарда за клубами табачного дыма, заполнившего каюту. Несмотря на холод, я демонстративно распахнул настежь один из иллюминаторов, чтобы проветрить крохотное помещение, но Говард успевал задымить его прежде, чем свежий морской ветер вытягивал дым из каюты. С тех пор, как мы познакомились, я его буквально ни минуты не видел без своей сигары. Я склонен был даже думать, что он и ванну принимал только с сигарой во рту. Должно быть, легкие его были черными, как душа Йог–Сотота.

Внимание мое привлек звук тяжелых шагов наверху, на палубе; Открылась дверь, впустив в каюту узенькую полоску тусклого света, и на пороге появилась широкоплечая фигура Рольфа.

Говард поднялся, вышвырнул едва начатую сигару в иллюминатор и устремился навстречу вошедшему Рольфу.

— Ну, как дела?

— Ну, в общем, как мы и думали, — прогудел тот. — Бенсена нету дома аж два дня. И ни слуху, ни духу. — Физиономия его раскраснелась от холода, накинувшегося на побережье Шотландии, — зима приближалась. — А в городе черт–те что, — помолчав, добавил он. — Лучше нам не показывать там носа.

Говарда, похоже, это не особенно удивило. Не требовалось обладать слишком уж буйной фантазией, чтобы связать все эти исчезновения людей с нашим приездом в Дэрнесс. А исчезло ни много ни мало — трое, и при весьма таинственных обстоятельствах. И именно Говард был тем человеком, который последним видел их живыми и даже общался с ними. Кроме того, масла в огонь подлило и мое внезапное отбытие из гостиницы.

Тяжело вздохнув, Говард сунул в рот новую сигару, но, к моему великому облегчению, зажигать ее не стал, а лишь задумчиво пожевал ее кончик, прежде чем откусить и выплюнуть в иллюминатор.

— А больше ничего тебе странным не показалось? — осведомился он у Рольфа.

Рольф замялся. На его бульдожьей морде трудно было заметить какие–либо эмоции, в особенности в полутьме каюты, но мне показалось, что что–то продолжает его беспокоить.

— Ну так как? — еще раз спросил его Говард.

— Откуда мне знать? — пробурчал Рольф. — Может, это и ерунда, но…

— Но? — Говард зажег спичку и, прищурившись, стал смотреть на пламя.

— Странные дела происходили там за последние два дня, — сказал Рольф и нерешительно улыбнулся. — Я тут зашел в один паб пивка попить и малость послушал, о чем люди говорят.

— И о чем же? — спросил Говард, и только теперь я заметил, сколько же сил требовалось ему, чтобы разыграть это внешнее безразличие. — Что же ты услышал, Рольф?

— Да так, ничего особенного, — уклончиво ответил Рольф. — Странные истории, и все тут. Короче, то, о чем люди болтают за кружкой пива.

— За кружкой пива, говоришь? — Говард глубоко затянулся сигарой и тут же разразился кашлем, невольно бросив угрюмый взгляд на меня.

— Надо бы пороки поздоровее для себя выбирать, — дружески посоветовал я.

Говард сделал вид, что не заметил язвительности и, едва откашлявшись, снова намеренно глубоко затянулся.

— Знаете, а я бы тоже не прочь пива выпить. — неожиданно объявил он. — Как вы на это смотрите, если нам сейчас отправиться в какой–нибудь паб и отведать знаменитого английского пива? За мой счет, разумеется.

— Не очень–то меня туда тянет, — откровенно заявил Рольф.

— Он прав, — высказался я, обратившись к Говарду. — Два дня мы проторчали здесь, носа не высовывая, и вдруг тебе захотелось тащиться в какой- то паб лишь потому, что твой Рольф наслушался каких–то там странных историй! Так вот, — продолжал я, — крайне глупо сейчас мозолить глаза в городе. Не избежать нам общения с идиотами и ответов на их идиотские вопросы.

— Не думаю, чтобы мы привлекли меньше внимания, сидя на этом корыте, — возразил Говард. — Дэрнесс — не Лондон, мой мальчик. Они уже и так задают свои идиотские вопросы относительно нас и….

— Тогда какого дьявола мы все еще торчим здесь? — поинтересовался я, хотя прекрасно понимал, что никакого вразумительного ответа не получу.

— Вот именно, — усмехнулся Говард. — Ты уловил мысль, Роберт. Так что, давай–ка дойдем до паба, угостимся там кружечкой пива, а то и двумя. Понимаешь, истосковались мои ноги по твердой почве.

— Я и на этот раз покорился. Не впервые я убеждался, насколько последователен был Говард в своем умении не замечать того, чего, по его мнению, замечать не следовало. Покачав головой, я взял свой пыльник, валявшийся на узкой койке, попытался его разгладить и, накидывая на ходу, стал подниматься по узкой лесенке наверх.

— Уже начинало темнеть. Город огромным темным полукругом нависал над портом, там и здесь зажигались первые огоньки. Небо было, как и на протяжении всех последних дней, облачным, но сейчас хоть не шел дождь, да и ветер оказался не таким холодным, вопреки моим опасениям.

— Было тихо. Море в последние дни было неспокойным, и немногочисленные рыбацкие лодчонки, которые, не убоявшись дурной погоды, все же отважились выйти в море, давным–давно возвратились и одиноко торчали у причала на приколе. Наше корыто покачивалось на волнах последним в этой неравномерной цепочке судов различного класса и водоизмещения, так что нам эта дневная сутолока не докучала, а теперь, когда порт обезлюдел, и вовсе. Порт был плохо освещен, светилось лишь оконце в дощатой будке сладко похрапывавшего ночного сторожа.

— И все же эта кажущаяся безмятежность казалась мне ох какой подозрительной. Ведь не слепцы же жители Дэрнесса, в конце–то концов. Не могла же им не броситься в глаза троица странных людей, приезжих, которые облюбовали себе для житья отдаленный уголок порта и лишь с наступлением темноты отваживались покидать свое временное обиталище на воде. Вполне вероятно, что только об этом и чесали языками в пабах.

— Я постоял на палубе, дожидаясь, пока Говард с Рольфом нагонят меня, запахнул пыльник и, бодро перескочив на каменное ограждение набережной, чуть не плюхнулся в воду.

— Два дня на штормовом море свое дело сделали — я уже плохо стоял на ногах, если палуба не качалась подо мной. А твердая почва, наоборот, начинала ходит ходуном, едва я ступал на нее.