Стариков, не переодеваясь, нашел начальника цеха. Владимир Алексеевич распекал подсобных рабочих, не обеспечивших в конце смены вывоз стружки из цеха.
Дождавшись, пока гнев начальника пойдет на убыль, Стариков подошел к шефу. Видно было, что Лихолетов не в духе. В такие минуты к нему было лучше не подходить, но Стариков все-таки рискнул.
- Владимир Алексеевич, - сказал он. - Мне срочно нужно два отгула!
- Ты, Стариков, не с дерева свалился? - прищурился шеф. - Иди работай!
- Владимир Алексеевич, - заныл Дмитрий, пытаясь разжалобить начальство. - Честное слово, очень надо! Очень!
- Только не говори, что у тебя сосед тяжело заболел и ухи просит, сказал начальник цеха, на которого причитания возжаждавшего отгулов токаря не произвели ни малейшего впечатления. - Ты почему до сих пор не переодет? Марш в раздевалку!
- Владимир Алексеевич! - торопливо сказал Стариков. - Вы газеты сегодняшние читали?
Начальник цеха уже жестом подзывал к себе одного из подсобных рабочих. По внешнему виду того было видно, что вчерашний вечер да, пожалуй, и последующую за ним ночь мужик не сирень собирал и не огород вскапывал. Видно было, что подсобника мутило, и мечтой всей его жизни сейчас было забраться на склад, подальше от бдительного ока начальства, и кемарнуть на обтирочной ветоши минуток сто двадцать.
- Не читал я газет, - сказал шеф, не глядя на Старикова. - Я вообще газет не читаю. И тебе, дружок, не советую. От чтения газет аппетит пропадает и на подвиги тянет... Хватит разглагольствовать, Стариков. Иди переодевайся. Не будет тебе отгулов.
- Вам хорошо, - с тоской в голосе сказал Стариков, - а у меня там жена и ребенок!
- Где это - там? - равнодушно поинтересовался начальник цеха, жестом удерживая на расстоянии подсобника, который в присутствии его и дыхнуть боялся, чтобы не оскорбить ненароком чувствительный нос начальства запахом перегара.
- Да в Михайловке! - отчаянно сказал Стариков. - Я же вам говорю, там состав железнодорожный с бензином с рельсов сошел! И никто не знает, что теперь там творится! Войска все вокруг оцепили, ментов понагнали... Алексеич, отпусти!
- В какой газете заметка? - строго спросил Лихолетов. Стариков этого не знал. Ну не посмотрел он на название газеты, не до того ему было!
- К-кажется, "Царицынская правда", - сказал он неуверенно.
- А не "Час пик"? - насмешливо спросил начальник цеха, показывая тем самым, что газетки он все-таки почитывает. - А то там порой такое напишут, что уши в трубочку скручиваются.
Подсобник коротко хохотнул, вежливо прикрывая небритое рыло мозолистой грязной ладонью.
- Ты, Селиванов, иди! - строго приказал ему начальник цеха. - И запомни, я за тобой сегодня в особицу приглядывать буду. Не дай Бог, я тебя спящим застану. Считай, родной мой, что выговор тебе обеспечен. Ты понял?
Селиванов преданно глянул на начальника цеха, молитвенно сложил грязные ладони на груди и проникновенно сказал, как может сказать солдат, которому на фронте штрафную роту в последний момент заменили разведывательной.
- Да рази я, Лексеич, не понимаю? Гадом буду, пахать стану, как негр в Зимбабве!
Сомнительно было, чтобы негр из этой самой Зимбабвы вообще когда-нибудь работал в инструментальном цехе современного моторного завода, а еще сомнительнее было, чтобы он усердие проявлял, но начальник цеха словами проштрафившегося подсобного рабочего остался доволен и даже милостиво махнул пухлой мясистой ладошкой - проваливай, мол, пока у начальства настроение хорошее.
Покончив с разносом, Владимир Алексеевич Лихолетов повернулся к хмурому Старикову и сказал:
- Иди, Дмитрий, переодевайся. Не испытывай моего терпения. Какой дурак специалисту отгулы в конце месяца дает? Иди работай!
Легко сказать, иди и работай!
До обеда все валилось из рук у Старикова, три заготовки запорол, чего с ним никогда не случалось. Масла подлила нормировщица Люська, за которой Стариков одно время ухаживал, когда холостым еще был. По морде ее привлекательной и нахальной было видно, что не в курсе она о местонахождении жены Старикова и их дочери. Услышала новость и прибежала по старой памяти поделиться.
- Дим, читал? Ужас-то, какой!
- Что там? - Дмитрий жадно схватил газету. Ну правильно! Как он мог лопухнуться! "Новая газета" это была. И заметку Дмитрий читал еще утром.
- Говорят, там до сих пор еще на окраинах все горит. - Нормировщица посмотрела на Старикова повнимательнее, ахнула и прижала ладошки к загоревшимся щекам. - Господи! Какая же я дура! Светка ведь у тебя в Михайловку уехала?
Она схватила газету и легко унеслась на другой край цеха. Видно было, как она пчелой закружилась вокруг Лихолетова, а тот, словно медведь, лениво отмахивался от нее. Потом он все-таки взял газету, сел на ящик с ветошью, прочитал статью и задумался, морща низенький лоб, над которым серебристо щетинились редкие волосы. Люська, размахивая обеими руками, продолжала его в чем-то убеждать. Вообще-то девчонка она была неплохая, но уж слишком суетливая. Не по характеру Старикова.
Начальник цеха что-то сказал нормировщице и пошел в свой кабинет, задумчиво помахивая газетой. Уже у дверей он вдруг остановился, еще раз уткнулся глазами в газету, недоверчиво перечитал написанное и повернул в сторону станка, на котором работал Стариков. Дмитрий принялся добросовестно обтачивать заготовку, хотя весь уже был в напряжении. Ай да Люська! Вот уж от кого Стариков помощи не ждал!
Лихолетов остановился у него за спиной, внимательно наблюдая за работой токаря, потом похлопал его по плечу и жестом, чтобы не рвать горло, попросил прекратить работу.
- У тебя жена на самом деле в Михайловке? - спросил он в наступившей тишине. - Давно уехала?
- Позавчера, - сказал Дмитрий.
- Закончишь деталь, - сказал Лихолетов, - зайдешь ко мне. Ты ведь, кажется, и сам из Михайловки?
В Михайловке жили родители жены. И сам он до девятого класса учился в одной из Михайловских средних школ, жил у тетки после того, как его родители разбились на машине, а после девятого класса пошел в ПТУ в Дзержинском районе Царицына - специальность получать. Некоторое время он смотрел вслед сутулящемуся Лихолетову, потом вспомнил, что начальник цеха и сам из Михайловки, вроде родные у него жили на Втором участке неподалеку от кинотеатра "Ударник". Вспомнив это, Димка вновь зажегся надеждой, поэтому новую заготовку он обрабатывал с особым усердием, не дай Бог слабину по резьбе пустить!