— Что поднимается выше туч?
— Горы.
— Что простирается выше гор?
— Небо.
— Что же за небом, где светят планеты и звезды?
— Мысль и Знание.
Лог почти ничего из сказанного не понял, кроме одного: Голоса неба нет. Он привстал на постели. Руки и ноги вполне повиновались ему, они больше не дрожали, и Лог решил встать. Но отказали глаза. Все закружилось, перевернулось. Лог вцепился в плечо Ярина, но не лег. Сидел, пережидая с закрытыми глазами приступ тошноты. А Голос все звучал, доносился издалека, и когда, открыв глаза. Лог увидел все предметы на прежних местах, он спросил:
— Его… можно увидеть?
— Ты молодец, малыш, — сказал Ярин. — Ты просто молодец, Лог. Конечно, винтолет можно увидеть и даже потрогать. А потом и полететь на нем, если захочешь. Скоро взойдет солнце, станет светло, и ты увидишь город, и винтолеты, и заводы, и людей, которые уже любят тебя… А сейчас, чтобы ты не мучился ожиданием, я расскажу тебе историю нашей бедной планеты…
Лог покачал головой. Он не понимал и половины слов. Город. Завод. Солнце. Планета. Пустые звуки.
«Один шаг, — подумал Лог. — Один шаг и один удар ножом по натянутым веревкам. И — новый мир. Один шаг — и новый мир». Лог повторял эти слова, забыв о том, что до этого шага он сделал множество других. Он шел всю жизнь. Желал необычного, хотел того, что еще мог понять и представить, потому что человек просто не может хотеть того, чего не представляет. И получил свое, хотя совсем не то, чего ждал, и теперь должен перешагнуть через нелепицу, которая является не нелепицей мира, а лишь нелепицей его. Лога, представлений.
— Винтолет, — еще раз повторил Лог, — город, планета… Все кружится перед глазами, Ярин…
— Это естественно, — сказал Ярин. — Это пройдет. Закрой глаза. Лог. Слушай…
И Лог узнал.
Несколько тысяч лет назад это была прекрасная зеленая планета, с высоким и прозрачным зеленым небом («Не оранжевым?» — вставил Лог), по которому плыли белые облака («Что?» — спросил Лог, но больше не перебивал, только запоминал непонятное).
Жили на планете люди — племя землепашцев и умельцев, летали птицы, в лесах водились звери.
А потом пришел туман.
В недрах планеты шли процессы, которые никто из людей в то время не понимал. И постепенно, очень постепенно воздух, прекрасный, чистый и прозрачный воздух, начал мутнеть. Почти всюду из-под почвы выделялись газы и пары, следы подземных реакций. Они были безвредны для людей, но птицы погибли почти сразу. Туман был везде, и уйти от него можно было, только поднявшись повыше. Туман был тяжел, он стлался по земле, и люди жили будто в молочном плену.
Они ушли в горы, не все, только часть. Другая часть осталась на равнинах, в привычной, хотя и изменившейся, обстановке. Те, что остались, сеяли и убирали, и жили этим, и этот труд, необходимый, чтобы не умереть от голода, был их жизнью. Они ничего не видели в тумане, но и не хотели видеть, потому что забыли, что это такое. Они привыкли. Еще несколько тысячелетий такой жизни, и у них, вероятно, развилось бы новое чувство, скажем, инфракрасное зрение или звуколокация. Но времени прошло немного — чуть меньше тысячи лет. И в долинах жило племя слепцов, создавших себе удобную веру в то, что так и должно быть, что мир — это селение, что жизнь
— это работа в поле, дом, семья, дети, и больше ничего нет и быть не должно, потому что таков Закон. Это твое племя. Лог…
А другая часть народа уходила в горы. Туман настигал их, и они поднимались все выше. Им было худо, потому что в горах мало пищи; они, однако, не хотели сдаваться — не для того даже, чтобы выжить, а чтобы ответить на вопрос: «Почему? Почему случилась такая беда?»
Туман поднимался медленно, но неотвратимо. Только четыре горные вершины оказались выше тумана, когда движение его, наконец, прекратилось. Только четыре группы людей — небольшая горстка — остались жить, отделенные друг от друга тысячами километров. Ничего друг о друге не зная. Четыре острова в океане тумана. Но они отстояли себя. Более того, они сохранили знания. Они построили в горах поселки, а когда не хватало места, они взрывали скалы. Лучшими людьми здесь были ученые, инженеры. Чтобы передвигаться по горным склонам, люди изобрели вездеходы. Чтобы сообщаться с тремя другими городами, они придумали радиосвязь и воздухоплавание. И только одного у них всегда недоставало: пищи. Горные поля скудны, и спустя два-три столетия уже не могли прокормить возросшее население. И перед нами, точнее, перед нашими предками, возникла проблема проблем.
Вот тогда и пришлось им спуститься в покрытые туманом долины.
«…И небо разгневалось на людей, явился Голос и началась буря, которая продолжалась много дней и ночей, а когда Голос умолк, люди покинули свои дома и вышли в поле, чтобы собрать в амбары урожай, и оказалось, что Голос наказал их, забрав половину скирд на небо. И когда люди молились. Голос отвечал им: так будет всегда…»
— Забирая у нас часть урожая, вы оставляли взамен орудия, — сказал Лог, понявший в рассказе Ярина лишь суть, но не детали.
— Да, — кивнул Ярин. — Орудия, которые вы не могли сделать сами, ведь у вас нет литейного производства.
— Нет чего?
— Мы для вас боги, могучие, бестелесные и громогласные, — вздохнул Ярин. — Вы для нас братья, которым мы не в силах помочь прежде всего потому, что вы в нашей помощи не нуждаетесь, вы отвергли бы ее, не поняв. Вы счастливы, как ни странно. Вы глупо счастливы, ничего не зная ни о себе, ни о мире. Что нужно человеку для счастья? Скудости воображения и уверенности в том, что счастье достижимо. Туман незнания скрывает от вас мир. Туман просочился и в ваши мысли. Отделил мысли одну от другой, отучил связывать мысли в цепочки рассуждений. Вам достаточно того, что у вас есть. У вас просто нет воображения. Туман. Проклятый туман…
— Может, это и к лучшему? — пробормотал Лог. Он подумал о матери, о малышах, о Лене и Лепире, обо всех сразу, как-то одним взглядом охватил всю свою жизнь и жизнь селения под этим новым для него углом зрения. — Вот вы, Ярин, не утратили способности стремиться к тому, чего у вас еще нет. И я хотел… хочу того же. Оранжевого тумана. А теперь, когда я знаю, что это глупость, я хочу еще большего. Я не могу это описать, мне кажется, что я сейчас хочу так много, что лопну от нетерпения. И так тоскливо. А они счастливы. Те, кто остался в тумане. Значит, им лучше, чем вам… нам.
Ярин помолчал, глядя Логу в глаза.
— Ты хотел бы вернуться вниз? — спросил он. — Жить, как живут другие… Вот видишь. Это прекрасная болезнь разума — желание знать и уметь. Как и всякая болезнь, она мучительна. Но если ты излечишься, твой разум угаснет. К счастью, эта болезнь неизлечима. Но вы так редко болеете…
— Путешественники, — сказал Лог.
— Это лишь легкая форма болезни, — сказал Ярин. — Не сон разума, но еще и не явь. Это дрема, пробуждение. Неясное ощущение неудобства, влекущее чувство таинственности мира.
— Откуда вам столько известно о нас? — спросил Лог, уже догадываясь о том, каким будет ответ. — Вы ведь никогда не приходите к нам?
— А ты. Лог? — улыбнулся Ярин. — Путешественников мало. Они уходят в туман. Собственно, так в вашем мире происходит обмен информацией между селениями. Как письмо без ответа… И среди тысяч Путешественников находится один, который смутно понимает, что поступать нужно совсем иначе. Это люди с воображением. Они приходят к нам. Нет, прилетают. Они открывают закон теплового расширения или, как ты, Лог, наполняют шаг легкими газами. Таких людей очень немного. И среди этих немногих лишь считанные единицы за прошедшие столетия сумели сохранить рассудок, когда туман неожиданно рассеивался и они видели, что мир огромен. Видели далекий горизонт, вспаханное ветрами поле тумана, а над собой — то, что и для нас пока недостижимо далеко: солнце, луну, планеты, звезды… Разум, только что проснувшийся, не в состоянии выдержать подобное испытание. Но случаются исключения. Последний человек снизу пришел к нам семьдесят девять лет назад. Он давно умер. Такие люди быстро сжигают себя, их мозг горит неистовым желанием узнать и понять… И вот теперь пришел ты. Лог.