- Охранялся, - Филин кивнул. – Они теперь кусками валяются вдоль насыпи. «Катюши» дали им прикурить.

- А поезд остался после огневого налёта целым и невредимым?

- Осколками посекло и закоптило, это я видел, но стоял на рельсах, факт. Может, гвардейцы так и задумывали, только живую силу уничтожить?

- Вы ведь понимаете, что ни о какой точности стрельбы в случае «Катюш» речь не идет. Разброс огромный. И всё равно, ни одна реактивная мина не попала в состав, все легли вокруг. Считаете, это случайно?

Филин отлично понимал, зачем Золкин плетет логические кружева. Целью майора было не получить ответ и даже не спровоцировать Никиту, а запутать его, закрутить ему извилины, лишить способности мыслить критически.

- А вы считаете, огневого налёта не было и все трупы рядом с поездом – результат какой-то другой операции?

- Вы уверены, что там есть трупы?

- Проверьте.

- Лес по обе стороны от насыпи горит, проверить невозможно. Что было в вагонах? Во время задания вы видели кого-то или что-то, кроме охраны?

- Видели немцев в камуфляже. Неподалеку от поезда, в лесу. Потом их же видели во второй линии атакующих частей противника.

- Частей, которые прорвались на вашем участке? – Уточнил Золкин и на губах у него заиграла нехорошая ухмылка. – Кто вызвал огонь на себя?

- У кого были такие полномочия, наверное, - Филин пожал плечами. – И рация.

- Вы уверены, что это вообще случилось?

- Иначе нас не накрыли бы, - Филин вдруг понял, что в чём-то Золкин прав.

Капитан припомнил свои размышления о том, как быстро сориентировались гвардейцы и как метко ударили действительно не самые точные залповые реактивные системы. В спешке так не наведёшь… наверное.

«Золкин копает под гвардейские дивизионы? Ерунда. В дивизионы «Катюш» самые проверенные отбираются. Какая-то здесь другая хитрость имеется. Или вообще ничего не имеется и Золкин идет по ложному следу. Точнее сказать – сам его выдумывает, этот след».

- Вы сказали, что во второй линии наступали те самые немцы в камуфляже. Почему вы решили, что это они?

- У них на кепках были приметные нашивки. Белый цветок на зеленом фоне. Насколько понимаю, это знак егерей, горных стрелков.

- «Эдельвейс»? – Золкин на миг призадумался. – Интересно. Что делают горные стрелки в этой местности?

- Тоже так подумал. После сорок третьего их на фронте никто не видел.

- Откуда такие сведения? Это вам ефрейтор Покровский сказал?

- А при чем тут Покровский?

- Он ведь воевал на Кавказе, сталкивался с этими «эдельвейсами».

- Ну и что? Я много с кем сталкивался, но не отслеживаю боевой путь вражеских подразделений.

- Вот видите…

- Что тут видеть? Никакой связи нет, я уверен.

- Разве я сказал, что прослеживается связь? Вернемся к атаке. Кто шел в первой линии?

- Солдаты.

- Обычные солдаты?

- Нет, не обычные. Их было трудно уничтожить. Пули их не брали, гранаты – с трудом.

- Что значит, их не брали пули? Они были в доспехах?

- Насколько я понял, нет. Но даже несколько очередей только вышибали из них какие-то ошметки. Крови я не видел.

- Вы понимаете, что несете ахинею?

- Я рассказываю как было. А что это – ахинея или мракобесие, как выражается Стасенко, решать вам, товарищ майор.

- Может быть, вы просто увидели то, что вам подсказал страх?

- Думаете, меня можно напугать простой атакой?

- Не простой атакой, а очень мощной, как показывают другие выжившие свидетели.

- Покровский так сказал?

- Свидетели, - подчеркнул Золкин, - утверждают, что немецкие солдаты продолжали вести бой, даже потеряв конечности. Как такое может быть?

- Не знаю. Спросите у врачей. В сорок первом и начале сорок второго у захваченных «языков» я часто находил коробочки с таблетками. В основном это был «первитин», такой стимулятор…

- Я знаю, что это. «В основном»? Было что-то ещё?

- В середине сорок третьего мы взяли офицера, у которого при себе имелся новый препарат. «Язык» рассказал, что это не наркотик, к нему нет привыкания и он не затуманивает рассудок. При этом он придаёт сил, смелости и существенно повышает болевой порог. Человек не чувствует боли даже если получает тяжелое ранение.

- Чувствовать или не чувствовать это половина проблемы. Если повреждение серьезное, человек погибает вне зависимости от ощущений. Вы же рассказываете, что немцы продолжали атаку, получив несколько очередей из автомата. Видите разницу?

- Конечно вижу. Но объяснений у меня нет. Только факты.

- Хорошо. Подойдем к вопросу иначе. Вы допускаете, что атака этих «неубиваемых» немцев как-то связана с содержимым взорванного состава?

- Если в качестве связующего звена взять егерей из «Эдельвейса», допускаю.

- То есть, найденное в уцелевшем вагоне оборудование может быть чем-то вроде лаборатории по превращению простых солдат в берсерков?

- В кого?

- Мне сказали, что вы довольно грамотный и начитанный человек. Неужели не читали? Скандинавский эпос…

- Только русские былины.

- Это довольно близко. Но не суть. Древние викинги, если по-русски – варяги, это слово вы наверняка слышали, могли входить в состояние берсерка. Это что-то вроде ярости, но не безумной, а с сохранением способности вести тактически грамотный бой. Что самое важное, эмоции подкреплялись объективными изменениями в организме. Увеличивалась сила, выносливость и почти не кровоточили полученные в бою раны. Похожий случай?

- Вроде того, - Филин пожал плечами. – Немцы известные экспериментаторы. Если не стеснялись держать солдат на стимуляторах, запросто могли и дальше пойти в своих опытах. Я только не понимаю, товарищ майор, почему вы обо всем этом со мной беседуете? В медицинской химии… или как лучше сказать… в фармакологии я не разбираюсь, хоть и начитанный.

- Вот мы и подошли к главному, капитан.

- К чему?

- К вашей роли, Филин, в этом заковыристом деле. К вашему заданию, полученному в Абвере, - Золкин вдруг подался вперед и пронзил капитана ледяным буром. Нет, теперь это был серый ледяной стилет, а не бур.

- Абвера ведь больше нет, - Филин едва заметно усмехнулся. – Что-то другое теперь вместо него. Или я ошибаюсь?

- От перемены вывески суть не изменилась. – Майор повысил голос. – Как мало времени понадобилось, чтобы тебя завербовать, я удивляюсь! Что тебе пообещали, Филин? Железный крест? Мешок золотых зубов, вырванных у евреев в концлагере?!

- Не пойму, кого вчера контузило…

Удар у Золкина оказался отменный, поставленный. Хлесткий, без замаха, точный и оглушающий. Именно оглушающий, поскольку метил майор Филину в ухо. Звон пошел, как от церковных колоколов, да не только в пострадавшем ухе, а внутри головы. Она будто бы превратилась в большой колокол.

Но Филин усидел на шатком стуле. Удивительно, но факт. И это, похоже, удивило не только Никиту. Золкин потер кулак и внезапно опять сменил гнев на милость.

- Ты пойми, капитан. Если запутался или испугался, я пойду навстречу. Решим эту проблему. Лагеря не миновать, тут уж как водится, но хотя бы к стенке не встанешь. Разве не куш? Жизнь ведь одна.

- Не понимаю вас, товарищ… гражданин… майор.

- Всё ты понимаешь, - Золкин вздохнул и посмотрел на капитана почти с участием, как добрый наставник или вовсе – отец… ну или сердобольный отчим. – Кто состоял в твоей диверсионной группе? Подполковник Васнецов, старшина Бадмаев и ефрейтор Покровский – это установленные лица, тут вопросов нет. Кто ещё? Кто-то из штарма?

- Я из штаба армии никого в глаза не видел.

- Значит, так и запишем? Не отрицаешь, просто лично не знаком с агентурой высшего звена?

- Ничего мы не запишем, - Филин прислушался. В ухе больше не звенело. В голове тоже. Организм снова выкидывал загадочные фортели. – Мне ваши обвинения обидны, вот это запишите.

- Отрицаете всё, значит?

- Не всё. Земля вращается вокруг Солнца, например, это отрицать глупо, - Филин поморщился и склонил голову. – Бейте в другое ухо, а то вы правый кулак ушибли.