- Ах, браво, браво!.. Тут кто-то, кажется, вознамерился таким примитивнейшим способом выиграть спор и заграбастать сколько-то там бутылок вина?.. Нет, хитрюга, этот номер не пройдет! Даже если бы ты действовал куда искуснее, и то у тебя ничего бы не вышло!.. Эх, болван ты болван, разве так споры выигрывают?..

Но тот в ответ затаился и лежал, не шевелясь, видно, еще надеясь на что-то.

- Прекрати, черт возьми, мне это положительно надоело!" Ах, ты опять!.. Ну, подожди!

Он приподнимается на кровати, тянет руки вниз, чтобы половчее схватить шутника, заранее предвкушая, как они завтра будут хохотать, пересказывая эту историю... Но тут вдруг под ним словно разверзается какая-то пустота, и темная комната проваливается туда на несколько метров, а он все падает и падает, судорожно сжимая ледяную мертвую руку. Он несется вместе с нею в темноту, а над ним безжалостно гаснут последние отлетающие искорки... В комнате вспыхивает свет, но как он призрачен и слаб в сравнении с теменью, которая была такой густой и вязкой... Да тут кто-то есть, и этот кто-то склоняется над ним и вырывает у него то, что он стискивает в руке...

- Слушай, ты! Да что с тобой?.. Это всего лишь шутка!.. Ну, погляди, я взял эту руку у прозектора в анатомическом театре... Я протянул тебе этот обрубок, и ты его схватил. Да очнись ты в конце концов!..

Ну конечно же, это его комната, а вот его коллега - все это он прекрасно понимает. И как раз когда он уже готов взять себя в руки, и когда он уже чуть ли не устыдился того, что так легко поддался испугу, и уже вроде бы вновь освоился с окружающей обстановкой, его вдруг охватывает величайшая немощь, с которой он решительно не может справиться, хотя и объясняет себе, что все это шутка и розыгрыш...

- Подай мне, пожалуйста, стакан воды. Она вот там, в кувшине, - говорит он, чтобы немного одолеть свое слабосилие и хоть что-то сказать. Свет в комнате кажется ему тусклым. Он вынужден снова откинуться на подушку, и он снова проваливается в темноту. Какая, однако, это все нелепость! Нелепость!.. Слово уносится вверх мерцающей искоркой и гаснет во мраке. Он снова приходит в чувство и твердит самому себе, что все обстоит так, мол, и так - пустота, бессмысленные звуки, и нет им отклика ни в жизни, ни в сердце, самую глубину которого просек холодный, мертвящий страх и затаился там, не подвластный здравому смыслу, жаждущему навести порядок в беспричинно смятенной душе, вернуть ее назад в привычную колею, но, увы, он жалок, слаб и убог. Зато страх, получивший богатую пищу, живет напряженной, интенсивной жизнью... Нет, ему никак не удается достичь той поворотной точки, которую необходимо достичь, чтобы остаться живым, той дергающейся пружинки, той оси, вокруг которой все должно сейчас повернуться, изменить направление, уйти из зоны страха назад в зону шутки, которая и есть не что иное, как действительность. Нет, на эту вершину ему так и не удается подняться, слишком скользок туда путь, да и захлопнулась дверь перед ним, не за что ухватиться, и вот он уже забывает о свободе выбора, о здравом смысле и круто поворачивается в сторону тьмы.

Несколько дней спустя напуганный скончался.

А ведь никому и невдомек было, что за этим спором стояло не желание выиграть несколько бутылок вина и не охота потешить свое тщеславие, но сама госпожа Смерть собственной персоной.

ВАРИАЦИЯ III

Как-то осенним вечером некий человек - владелец фруктового сада приходит в гости к своим друзьям и приносит им в подарок корзинку груш разных сортов. Гордясь своим умением садовода, он предлагает всем присутствующим попробовать от каждого сорта - и вот эту желтую, и вон ту коричневую... А шутки ради положил он среди настоящих груш одну, сделанную из марципана, причем на редкость натурально. Все пробуют, обсуждают достоинства каждого плода...

- И вот эту маленькую вы тоже обязательно должны отведать, - говорит владелец фруктового сада, обращаясь к хозяйке дома... - Она приятней всех на вкус, хотя и выглядит совсем невзрачно... Нет, нет, не режьте, она слишком сочная, прошу вас, смело кусайте ее, кусайте. - И он протягивает хозяйке дома грушу из марципана.

Любезная хозяйка откладывает фруктовый ножичек, и в тот момент, когда она весело подносит ее к губам, и, ожидая, что вот-вот из плода брызнет обильный сок, вытягивает подбородок над тарелкой, и уже готова сиянием глаз выказать другу все свое восхищение и похвалу за это произведение садоводческого искусства, зубки ее вонзаются в мучнистый, сухой приторный марципан, а лицо еще сохраняет свое прежнее выражение, однако под этой застывшей гримасой образовывается своего рода пустота, и эта, ставшая ненужной маска раскалывается, как корочка льда, покрывшая лужу, когда под ней уже нет воды. Но вот хозяйка дома подхватывает шутку, и лицо ее принимает новое выражение, и она смеется, и все вокруг тоже смеются, хотя еще и не знают, в чем дело, ибо мимическая игра ее лица уже сама по себе вызывает смех.

ВАРИАЦИЯ IV

Он был чиновником страхового ведомства в Вене, жил вместе со своей сестрой, молодой красивой девицей, которая тоже где-то служила. (Я их обоих хорошо знал.) У них была прелестная квартирка в районе, куда обычно редко попадаешь, на самой окраине города, на улице со звонко звучащим названием, содержащим два или три "а". В долгие зимние вечера у них было необычайно уютно пить чай, и к ним всегда можно было запросто зайти...

Однажды он немного задержался на службе и к тому же сделал небольшой крюк, чтобы заглянуть в антикварную лавку: брат с сестрой непрестанно занимались украшением и усовершенствованием своего жилища, в данном же случае речь шла об одной старой шкатулке, которую он уже давно приглядел. Этим вечером он решился наконец-то ее приобрести и весьма возгордился своей покупкой... Как раз в этот день он неожиданно получил некоторую сумму. Вечер был хмурый, туманный... Вот он заворачивает в свою улочку, поднимается по лестнице к своей двери, и в тот момент, когда он собирается ее открыть и думает как раз о том, пришла ли уже домой его сестрица и что она скажет, увидев наконец-то приобретенную шкатулку, дверь его квартиры медленно открывается и его сестра в шляпе и пальто выходит на порог и прислоняется к дверному косяку, в упор глядя на него. Ее нижняя губа отвисла, рот приоткрылся, а глаза пустые и усталые. Она поднимает руку и указывает назад, на дверь, а потом рука бессильно падает и ударяется о бедро. Он вбегает внутрь, в прихожую - везде горит свет.