Капрал Куку подтолкнул меня локтем, и я сказал:

- Знаю, знаю, валяйте дальше.

- Ну так вот, в ту пору они всегда лечили "инфекционные раны" кипящим соком бузины и добавляли туда каплю зелья, они его называли "Тэриак", а это была попросту смесь каких-то трав с медом. А перед той битвой у доктора Паре вышел весь "Тэриак" и сок бузины тоже, и он с горя сам составил какую-то смесь и назвал ее эликсиром.

Моего командира, капитана ле Ра, ранило пулей в щиколотку, и ему первому довелось испытать на себе это снадобье. И нога зажила в один миг. А я оказался третьим или четвертым. Доктор оглядывал поле боя, искал труп, чтобы разрезать, как ему было надо. Вы же знаете этих докторов. А Жан мне потом говорил, что доктору нужен был мозг! Ну вот, он и углядел меня с разрубленной головой. Нагнулся он ко мне, увидел, что я еще дышу, и удивился - как это с такой раной еще можно дышать? Влил он мне в голову своей смеси, перевязал и стал ждать, что будет дальше. А дальше я вам уже все рассказал. В общем я воскрес. И мало этого, все кости у меня на черепе срослись. Тут доктор Паре понял, что он составил чудо-зелье. И он глаз с меня не спускал и все записывал.

Ну, в общем взялся я за мальчишку и сказал ему:

"Будь другом, Жан, расскажи, что это за снадобье такое, каким меня лечили". А он и отвечает: "Что ж, мой учитель из этого секрета не делает. Он просто смешивает яичные желтки, розовое масло и скипидар". (Я вам это потому говорю, приятель, что про это уже давно в книгах напечатано.)

- Не пойму, откуда вам это известно, но я случайно знаю что такой состав есть, - заметил я. - О нем написано в нескольких трудах по истории медицины. Эликсир доктора Амбруаза Паре, которым он лечил раненых в битве при Турине, действительно состоял из смеси яичных желтков, розового масла и скипидара. И первым человеком, на котором Паре испытал свое снадобье, был действительно капитан ле Ра. И было это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году. Паре говорил: "Я перевязал ему раны, и бог исцелил его". Ну-с?

Капрал Куку фыркнул.

- Вот именно - скипидар, розовое масло, желтки. А сколько чего надо, знаете?

- Нет.

- Ясно, нет, приятель. А я знаю. И мало того: когда доктор Паре лечил меня, он еще кое-что добавил, так просто, для пробы. И я знаю, что это было.

- Ну, ну, дальше, - сказал я.

- Так вот, заметил я, доктор что-то со мной затевает. И я глядел в оба, выжидал и выспрашивал Жана, пока не выследил, где доктор прячет свои записки. Ведь в то время за косточку, что называлась "рог единорога", можно было взять тысяч шестьдесят, а то и семьдесят. Я хочу сказать, будь у меня в руках лекарство, что может воскресить человека из мертвых, чтобы кости у него срослись и он через неделю-другую встал на ноги, когда у него и мозги-то вываливались наружу,- черт поберч, ведь повсюду шли войны, так я бы в два счета разбогател!

- Без сомнения, - сказал я.

- Какого черта, - перебил капрал Куку, - по какому праву он вздумал делать из меня подопытного кролика? И что бы он делал, если бы не я? А как по-вашему, что бы со мной дальше было? Сунул бы он мне парочку золотых да и выставил бы вон, а сам заграбастал бы и славу, и миллионы! А я хотел открыть в Париже заведение - ну, знаете, с девочками и всe такое прочее, ясно? А что сделаешь на два золотых, скажите на милость? Ну ладно. Как-то ночью доктор с Жаном ушли, а я взял его записки, вылез в окно и поминай как звали.

Ну, убрался я подальше - тут, думаю, уже не поймают, зашел в кабак, выпил немного и разговорился с одной девчонкой. Но, видно, не одному мне она приглянулась, и началась драка. Тот малый резанул мне лицо ножом. У меня тоже был нож. Сами знаете, как это бывает: уж и не помню как, только мой нож очутился у него в боку. Он был этакий мозгляк с крысиной мордой, а девица крупная, статная и волосы, что золото. Я увидел, что он уже готов, и давай бог ноги, а нож мой так и остался у него между ребер. Я было притаился, но меня так и не нашли. Всю ночь до рассвета пролежал я в кустах. Худо мне было. Ведь он рассадил мне ножом все от скулы до самого затылка, да еще кусок уха отхватил! И больно было страх как, а главное по этому шраму меня бы сразу признали, половинки уха-то как не бывало. Уж виселицы бы мне не миновать, ясно? Вот я и лежал в какой-то канаве тихо, как мышь, и заснул только перед самым рассветом. А как проснулся, смотрю - ничего не болит, даже ухо, а уж, можете поверить, ухо - штука нежная. Пошел я к пруду, умылся и поглядел на себя. И что же вы думаете? Все зажило, и шрам такой, будто это было не вчера, а лет пять назад. А прошло всего несколько часов! Зашагал я дальше. Дня через два укусила меня собака, прямо кусок выхватила из ноги. Такое надо лечить не одну неделю, а у меня зажило на другой же день, да и следа почти не осталось. Видно, от того снадобья, что Паре влил мне в голову, я стал точно заколдованный, всякая рана на мне мигом заживает. Я так и думал, что записки его дорого стоят, но такого никак не ожидал.

- А записки все еще были при вас, капрал? - спросил я.

- А вы как думали? Ясно, при мне, я их завернул в тряпочку и обвязал вокруг пояса, под рубашкой. Листков было всего шесть, только не из бумаги, а... как бишь его? Пергамент, кажется. Ну да, пергамент. Листочки сложены по сгибу сшиты и крайний снаружи чистый, вроде как обложка. А внутри все шесть страничек исписаны вдоль и поперек. Да ведь вот беда: читать-то я не мастак! Меня этому сроду не учили, ясно? Ну, золотые я еще не успел истратить и отправился в Париж.

- А что сказал на это доктор Амбруаз Паре? - спросил я.

Капрал Куку ехидно фыркнул.

- А что он мог сказать? Что своим зельем воскресил мертвеца? Тут бы ему и конец, уж не сомневайтесь. И какие доказательства? А уж мальчишка-то держал бы язык за зубами, нипочем не сознался бы, что предал своего учителя, ясно? Нет, никто и слова не сказал. И я преспокойно добрался до Парижа.

- Что же вы там делали? - спросил я.

- Думал найти надежного человека, кто прочитал бы мне эти записки. А если вы хотите знать, на что я там жил, - что ж, крутился как мог. Ну вот, однажды ночью встретил я в одном месте школяра, образованного человека; он там выпивал, а ночевать ему было негде. Показал я ему докторовы записки и спросил, про что там речь. Думал он, думал - додумался. Доктор там записал, как он смешал свое снадобье, но на это ушла всего одна страница.

На четырех страницах были одни цифры, а на последней опять понаписано. И эта страница была все про меня, как все случилось и как он меня вылечил.

- Розовым маслом, желтками и скипидаром? - спросил я.

- Ага, - кивнул капрал Куку и добавил: - И еще кое-чем.

- Держу пари, я знаю эту четвертую составную часть вашего эликсира, - сказал я.

- Что ставите? - осведомился капрал Куку.

- Пчелиный рой, - ответил я.

- Как это?

- Разве не понятно? Вы сказали, что будете выращивать розы и разводить кур и пчел. И что поедете на юг за скипидаром. Насчет желтков, роз и скипидара все ясно. А зачем такому человеку, как вы, пчелы? Ясно, что четвертая составная часть - мед.

- Ага, - сказал капрал Куку. - Все верно, приятель. Доктор подбавил туда меду. - Он вынул из кармана складной нож, открыл его, подозрительно поглядел на меня, потом защелкнул и сунул в карман. - Вы же не знаете, сколько чего класть, сказал он. - Не знаете, как эту штуку смешивать. Не знаете, сколько времени ее подогревать и сколько времени студить.

- Значит, вы владеете секретом вечной жизни, - сказал я. - Вам четыреста лет, и убить вас не может никакая рана. И все дело в некоей смеси розового масла, желтков, скипидара и меда, так?

- Так, - ответил капрал Куку.

- А вам не приходило в голову купить все что надо и смешать самому?

- Приходило. Доктор писал там, что бутылка с эликсиром, каким он лечил меня и впитана ле Ра, два года хранилась в темноте. Я тоже намешал полную бутылку снадобья и два года повсюду таскал ее с собой и прятал от света. А потом раз мы с приятелями попали в переделку, и один мой друг, Пьер Солитюд, получил пулю прямо в грудь. Я попробовал на нем мое зелье, но он умер. Тогда же меня ударили палашом в бок. И хотите верьте, хотите нет - но рана за девять часов зажила сама собой. Понимайте, как знаете.