Молодой человек начал с интересом просматривать их все подряд. Незаметно для себя, его увлёк один из них, большой, объемный, со странным названием: «Судьба — Рок или пода-Рок». Семен вначале хотел было быстренько пролистать этот файл, так, для мимолетного ознакомления, но что-то его остановило, зацепило. Он случайно увидел нечто, что ему показалось необычным и непонятным, хотя уже давно знакомым и известным. В результате потихоньку увлекся и зачитался. Начал с самого начала и за ночь всё-таки осилил этот файл. От только что прочитанного складывалось странное ощущение. Как будто это был дневник-рассказ… или графоманские попытки, немного сошедшего с ума, Григория. А вот поверить в то, что он там написал, было совершено невозможно…

«Мы знаем, что не знаем, как устроен наш мир, но мы даже не догадываемся, как действительно он устроен».

Год 1997 от Рождества Христова.

День был на исходе. Дорога была пустынна, встречных машин почти не было, и монотонная поездка убаюкивала, клонила в сон…

— Не спать, Гриша! — скомандовал я сам себе, после очередной попытки клюнуть носом руль у машины.

Откуда взялся этот «мерс», я сразу и не понял. Наверно, задумался о чём-то, о своём или просто проспал и не заметил его внезапного появления. Судя по всему, ребята сидели в «мертвой зоне» и потом в момент моего перестроения слева направо резко пошли на столкновение. Тело сработало само собой, без всяких разумных команд из головы — на рефлексах, на мышечной памяти. Глаза заметили какое-то движение справа, нога автоматически нажала педаль тормоза, руки сами вывернули руль из поворота. Моя «восьмерка» замерла на месте, замерла как вкопанная. После чего, наконец-то и голова поняла, что-то произошло. Она просто не успела так быстро переключиться со спокойной поездки на форс-мажор. В отличие от меня водителю «мерса» его реакция не помогла, и тяжелый «мерс» благополучно протерся всем своим левым бортом по переднему бамперу моей машины, а уж потом остановился. Можно сказать, мне повезло, на бампере моей восьмерки осталась лишь короткая полоска краски от чужой машины и больше ничего: ни вмятин, ни сколов. «Мерсу» повезло гораздо меньше: на нём были заметны значительные царапины и повреждения по всему левому борту…

В остальном мне не повезло. Из «мерса» степенно и важно вылезли двое бритоголовых «братков»…

В первую долю секунды я почувствовал себя испуганным и беззащитным мальчиком перед взрослыми злыми дядьками…

Год 196… от Рождества Христова.

Мы, люди, так устроены, что не помним всего того, что с нами происходило в раннем детстве. В нашей памяти лишь иногда всплывают какие-то отрывочные мимолетные воспоминания. Детство… несбыточная, щемящая душу мечта. Мы все хотим вернуться в него обратно, даже если оно у нас и не всегда было счастливым… да и не помнится совсем. Но два случая из моего раннего детства намертво врезались в мою память, и остались там яркими картинками навсегда. В обоих случаях неумолимая и беспощадная Смерть, походя, коснулась меня своим черным саваном и лишь на малую толику показала себя. «Я есть! Я есть для всех. И для тебя тоже», — неслышно шепнула она, наполнив меня на миг холодом небытия.

Мне тогда было около четырех лет. Я жил с родителями в маленьком поселке на юге нашей необъятной страны, где-то в Ростовской области. Волею судьбы занесло моих родителей, этих молодых строителей коммунизма, из северной вечно холодной глубинки, где они родились и выросли, на жаркий юг.

Лето было в самом разгаре. Каждый день с раннего утра и до позднего вечера во всю свою южную мощь светило солнце, дождей не было и в помине, и лишь изредка слабый ветерок приносил лёгкую, столь желанную прохладу. Сидеть днём дома, в четырех раскалённых стенах, было невозможно. Улицы, сады и огороды ждали и манили нас, «мелочь пузатую», как нас тогда грубовато-ласково все называли. Взрослые, не знавшие, чего новенького и непредсказуемого можно от нас ожидать в очередной раз, только успевали (если успевали) следить, чтобы мы не натворили чего-нибудь лишнего или чтобы с нами ничего плохого не случилось. Но что с нами, не считая ссадин и ушибов, — вечных спутников детства, могло случиться. В поселке все свои: бояться было некого и нечего. Какие там маньяки или насильники?! Сами эти слова: «маньяк», «педофил», «насильник», в то время можно было найти только в толстых, всё знающих энциклопедиях, да и то не во всех. В головах у всех нас, мелких сорванцов, была наивная безмятежность детства. Когда тебе всего четыре года от роду, какие серьёзные страхи могут быть в голове?

Дни пролетали незаметно. С утра мы с друзьями собирались большой ватагой и играли в свои незатейливые игры: «войнушку», «казаки-разбойники» или «пятнашки». Много было и других интересных живых игр, а первые компьютеры, в наши дни полностью отобравших всё детское время, тогда ещё только изобретали. Иногда мы с бесшабашным азартом гоняли разнообразнейшую летающую, бегающую, прыгающую и прочую домашнюю живность по всем дворам, благо её, этой живности, в каждом дворе было великое множество… Но иногда бывало и совсем наоборот: эта самая живность гоняла нас. И ещё как гоняла! С тех самых пор помню: гуси клюются больно и собак лучше не злить. Хотя это мелочи… Частенько мы что-то строили: или непонятные дома-шалаши или невероятные, фантастические машины — мы созидали новое. Правда, обычно на следующий день всё построенное ломали — разрушали старое. В общем, развлекались, как могли. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, пока родители занимались своими взрослыми делами. Нас, мелких, тогда было ещё много, и вместе нам было всегда интересно и весело. Скучать не приходилось — детство во всей красе!

А если вдруг, я оставался один (и такое иногда случалось), то, не теряя времени даром, я шёл изучать ближайшие окрестности, познавать большой неизвестный мир. Чем не будущий великий путешественник?!

Вот и в очередной раз, когда отец с утра пораньше уехал на служебной машине куда-то в район, а мать, как всегда, была занята весь длиннющий, летний день по своим совхозным делам, я остался на попечение у бабушки. Бабушке тоже было не до меня — она по обыкновению домовничала: огород полить, скотину обиходить, обед приготовить — весь день нескончаемые домашние дела. А я… Я, как и всегда в таких случаях, был предоставлен сам себе. Самостоятельность быстро взрослит человека, даже если ему четыре года от роду. Наверно, решив, что поскольку я теперь полностью свободная личность, я подхватил во дворе самого мелкого котенка (этакий маленький, пушистый и безобидный комочек), и как самый настоящий великий путешественник, пошел открывать новый мир — ближайшие окрестности. Почему с котенком? Да наверно, чтоб не страшно, не одиноко было великому путешественнику в большом, немного пугающем своей неизвестностью, мире.

Наверно, что-то я успел открыть для себя в тот день….

А, затем…. Помню, что всё было как всегда: вот сверху солнце всех одаривает своим жгучим теплом, вот наш поселок широко раскинулся за моей спиной, а вот там, в родном доме, моя бабушка. Жизнь прекрасна и удивительна и создана как будто для тебя. Как мы с котенком оказались посреди ручья — не помню. Как котенок оказался в воде — не помню. Помню только его глаза, которые смотрели на меня из-под воды…. «Нет! Нет! Нет!» — обречёно протестуя, взмолилась моя душа, и я выхватил его с глубины…. Помню чувство беспомощности, неотвратимости, помню огромное чувство вины за то, что произошло. Ведь только что всё было прекрасно, безмятежно… и вдруг.

Котенок, этот маленький пушистый комочек, не шевелится, не пищит, а в моих руках — какая-то мокрая некрасивая кукла, ну никакой знакомой и нежной пушистости. Как же так?! Ты и он здесь, как светило, так и продолжает светить всем щедрое солнце, птички всё так же продолжают щебетать свои нескончаемые песни, всё как всегда. Только я это вижу и чувствую, а он — нет. Тело котенка — бесчувственная кукла в моих руках — есть, но… Какие мысли могут быть в такой ситуации в голове испуганного маленького мальчика, находящегося наедине с самим собой?.. На место ЖИЗНИ пришла СМЕРТЬ во всей своей неприглядности. И это я её привёл. Миг — и всё изменилось. Навсегда. И ничего нельзя сделать, чтобы вернуть всё назад, как было, сделать так, чтобы она ушла. Эта необратимость случившегося никак не укладывалась в моей детской голове. Этого не может быть!