- Я писал Тоне о твоем возвращении... - начал Витька.

- Что она ответила? - быстро, с легкой дрожью в голосе спросил Володька.

- Приедет к сентябрю... Рада, что ты вернулся.

- Что еще?

- Больше ничего, - немного смущенно ответил Витька. - Почему ты ей не писал так долго?

Володька поколебался, сказать ли Витьке правду, но решил, ему можно.

- В штрафной угодил. Ну и про это, - кивнул на руку, - не хотел...

- В штрафной?! - Витька уставился, ожидая, видно, подробностей, но, увидев, что Володька отвернулся, сказал: - Ладно, потом расскажешь.

В ресторане "Москва" Володька никогда не был, и его поразил огромный зал, расписанный высокий потолок, шумный оркестр... Они сели за столик, за которым уже сидел сильно пьяный пехотный капитан с девицей и шел крупный, громкий разговор.

Виктор заказал какой-то салатик, бифштексы по-гамбургски. Когда официант отошел от столика, капитан вдруг прохрипел своей соседке:

- Сука ты все-таки! Пристрелить мало.

- Что ты, Алешенька, ну за что? - лепетала та.

- Знаешь за что, стерва, - капитан неверной рукой налил себе и залпом выпил.

- Ты, Алешенька, не пей больше... И не говори так. Что люди подумают?

- Плевать я хотел на этих... - особо зло глянул капитан на Витьку. Все равно тебе не жить. - Он тупо уставился на девицу мутным, тяжелым взглядом, под которым она вся сжалась и побледнела.

- Не дури, капитан, - сказал Виктор. - Дай людям посидеть спокойно. Скандалить дома можно.

- Заткнись, падла тыловая! Пока мы там... вы здесь... Молчать! - вдруг вскрикнул он.

Виктор спокойно вынул из кармана офицерское удостоверение и сунул капитану под нос.

- Смотри, какой я тыловик. Тоже капитан. И брось выкобениваться, - уже с угрозой произнес Виктор.

- Я выкобениваюсь! - поднялся капитан. - Да я вас всех, гадов, сейчас в расход пущу, - и с удивительной для пьяного ловкостью вырвал из кобуры пистолет, мгновенно оттянул затвор, загнал патрон в патронник. - Сперва с ней разделаюсь, - и направил "ТТ" на девицу.

Та взвизгнула, отшатнулась с ужасом в глазах. Виктор перехватил руку капитана, пригнул книзу. Тот нажал спусковой крючок, раздался выстрел, и пуля ушла в пол. Володька резко и одной левой рукой завернул руку капитана за спину, тот замычал от боли, а Виктор, воспользовавшись этим, вырвал пистолет и привычным движением вытащил обойму.

Сбежался народ, несколько официантов... Володька, продолжая держать руку капитана, бросил девице:

- Давай чеши отсюда!

Та вскочила и побежала к лестнице, но спускаться не стала, остановилась там.

- Отпусти, - хрипел капитан.

Володька отпустил. Виктор налил стакан нарзана и дал капитану.

- Выпей и успокойся... Товарищи, - обратился он к окружавшим столик. - Это случайный выстрел. Капитан думал, что пистолет не заряжен, ну и...

- Случайный... - пробормотал один из официантов. - Почитай, каждый вечер такие случаи. Вызови патруль, - обратился он к молоденькому официанту.

- Не надо, - попросил Виктор. - Ничего же не произошло, обыкновенная случайность. Верно, капитан? Просто хотел попугать девчонку, пошутил?

Капитан, выпив нарзана, немного отрезвел, а отрезвев, струсил.

- Да, да, товарищи, - крутил он головой. - Чистая случайность... Ну, дырка в полу... я заплачу... Сколько должен? - Он полез в карман, вытащил пачку денег. Берите, сколько нужно!

- Пять сотен хватит? - спросил Витька. Официант кивнул. - Отсчитывай, капитан, нечего базар разводить.

- Ладно... - официант спрятал деньги в карман. - Только водки я капитану больше не подам.

- Конечно, - подтвердил Виктор. - Ни грамма!

- Не буду я больше, - и капитан угрюмо налил себе воды.

Заиграл оркестр, народ отошел от их столика, начались танцы...

- Ну и болван ты, капитан! В войну живым остался, хватил в пехтуре до верха и под трибунал сам лезешь. Чего далась тебе эта девка? Ну, смазал по физике, если заслужила. Держи пистолет, магазин не отдам. Запиши адрес, приедешь завтра. - И Виктор протянул пистолет.

- Черт с ним! Что же это я, братцы, совсем управление потерял, из сознания вышел? Развезло. Спасибо, что удержали и пистолет отняли. Спасибо. А где Сонька моя?

- Вон стоит у лестницы, - показал Володька.

- Пока, ребятки... Спать пойду... Спать, - и, пошатываясь, он пошел к своей Соньке, которая уже улыбалась ему.

- Ну, слава богу. Теперь хоть поговорим спокойно, - сказал Виктор. - В институт пойдешь?

- А куда же?

- Я в армии останусь. Наша семья военная уже в каком поколении. Дед генералом был, отец империалистическую штабс-капитаном закончил, ну а в гражданскую сперва полком, потом бригадой командовал... Надеюсь, в академию попаду. Кстати, в то время, когда ты подо Ржевом был, мы совсем недалеко стояли, южнее только. Хватил я там тоже. С "сорокапяток" начинал, на прямой наводке, с пехотой в одном ряду. Ну, давай, - поднял он рюмку.

Володька чокнулся с удовольствием. Ему нравился Виктор, и не потому лишь, что был Тониным братом.

- Знаешь что, будем дружить независимо от того, как у меня с Тоней выйдет?

- Будем, - обрадовался Виктор и хлопнул Володьку по плечу. - Ты настоящий парень... - и вдруг спросил: - Володька, а ты в штрафной не из-за той девчонки попал? Юли, кажется?

Приметив Володькино замешательство, Виктор поспешно добавил:

- Если не хочешь, не рассказывай.

- Я расскажу, Виктор, - не сразу ответил Володька.

...После того письма, где Юлька писала, что понравилась какому-то майору, она долго молчала... Потом пришло наконец:

"Дорогой Володька! Я на передовой! Тут, конечно, страшновато, но зато вокруг очень хорошие ребята, здесь все мои братишки. Один сержант часто приходит к нам в землянку с гитарой и поет мне песенку про "девушку в шинели не по росту", которая "друг, товарищ боевой...". Да ты знаешь эту песню... Близость смерти очищает людей, и здесь ко мне никто не пристает... А тому майору я залепила пощечину. Надо было, разумеется, пойти к комполка и доложить обо всем, но я этого не сделала... Через несколько дней меня отправили на передний край в стрелковую роту, но ты не беспокойся, мы стоим в обороне, у нас хорошие блиндажи, а когда перебивает провод, то мальчики идут поправлять повреждение за меня..."

Бодрится Юлька, успокаивает его, думал Володька, зная, что такое стрелковая рота, хотя и в обороне, и в крепких блиндажах. Один-два обстрела тяжелой артиллерией или самолетная бомбежка, и разворочены будут все эти надежные блиндажи... Не успокоило Юлькино письмо, а осело тяжелым камнем на душе, и не было часа, чтобы не думал о ней.

Еще раз заикнулся он комбату о хотя бы двухдневном отпуске, чтобы смотать в Юлькину часть, но тот отказал вежливо, ссылаясь на то, что формирование закончено и вот-вот может быть приказ об отправке на передовую... Пришло еще одно письмо от Юльки, где писала она почти то же самое: хорошо ей здесь, ребята берегут ее, называют сестренкой, а кто постарше - доченькой... А через неделю другое, написанное ее подругой: Юльку убили, она захоронена около штаба полка... Остались у подруги письма Юльки и дневник, но по почте это посылать нельзя. Может, он приедет?

Володька бросился к комбату и молча дал ему письмо. Тот прочел, ничего не сказал, только посмотрел на него, наткнувшись на мертвые, погасшие Володькины глаза, и вызвал начштаба.

- Выпиши Канаеву отпуск на два дня...

- Есть, - вытянулся дисциплинированный Чирков.

- Благодарю, товарищ майор, - тихо сказал Володька.

Через час, получив сухой паек, он широким пехотинским шагом шел уже к большаку, чтоб поймать попутную машину... Сделав по дороге три пересадки, к вечеру был уже в расположении дивизии и спросил там, как найти полк. Двенадцать километров до штаба полка прошел он за полтора часа и стал разыскивать начальника связи. Того не оказалось на месте. Но нашлась девушка, писавшая ему о Юле. Звали ее Люда. Она провела Володьку к могиле... В горле застрял ком, и он не мог говорить, слушал Люду, рассказывавшую, как любили все Юльку и какая она была хорошая.