- Очнись! Ты что сказал?! И кому? Мне?! - оборвал его Тальянцев, побледнев. - За такое и врезать можно.

- Попробуй! Меня теперь можно! Мне на одной ноге не устоять.

- Думай, что говоришь!

- Я думаю! Кстати, мне есть чем думать-то. Я в архитектурный с первого захода поступил. Канаев срезался, а я поступил. Понял?

- Теперь ты хвастаешься, - примирительно сказал Тальянцев. - Хватит лаяться, дружили же в школе.

- Ладно, - успокоился и Деев. - Знаешь, почему я завелся? Вот из-за такого же майора, который выслуживался, меня и долбануло. Послал, гад, в безнадежное дело. Ты хоть ранен-то был?

- Контузия сильная была.

- А меня пулькой разрывной! Чуешь разницу?

- Кончай базар! - крикнул Володька, подходя к ним. - Чего завелись? Подсесть можно?

- Конечно... Садись... - оба, видно, обрадовались приходу Володьки, разрядившему обстановку.

- Знакомься, - ухмыльнулся Деев, показывая на девицу. - Тамара.

Девица вблизи оказалась совсем не девицей, а вполне зрелой полноватой дамой восточного типа с красивым, но вульгарным лицом, к тому же сильно накрашенным.

- А ты все постишься? - подмигнул Деев и захохотал. - Тамарка, заказывай еще! Разочтусь. Я угощаю!

- Чего это щедрый такой? - усмехнулся Володька.

- У меня сейчас вроде свадебного путешествия. Маршрут: бар - постель, постель - бар, - опять загоготал Деев.

- Володичка, - укоризненно сказала Тамара. - Зачем ты сообщаешь всем такое?

- А чего? Свои же ребята.

...Потом они волочили Деева домой. Он вырывался, ругался, обзывая их своим любимым словечком. Около дома, уставившись мутными глазами, почти трезво объявил:

- Вот увидите, скажет Деев свое слово в архитектуре! Скажет! Всем вам сопли утрет!

Доставив Деева и его подружку домой, Володька пошел провожать Тальянцева. Тот всю дорогу молчал, а когда Володька спросил его, как он нашел деевскую даму, брезгливо поморщился.

- А мне почему-то его жалко, - сказал Володька.

Тальянцев неопределенно пожал плечами. Видно, его мало занимало сейчас это. Только у своего переулка, прощаясь с Володькой, сказал угрюмо:

- Знаешь, наверно, демобилизуют меня...

- Почему?

- Разное сплелось... Ну и Люся, конечно...

После того, что случилось, Майя переселилась к матери, и Володька часто бывал у нее. Заходил вечером, и они шли шататься по улицам, где можно было поговорить обо всем. Дома присутствие Майкиной матери их стесняло.

Это были тихие хорошие вечера...

- По-моему, Володька, ты стал ко мне по-другому относиться, - как-то раз сказала она.

- Да, Майка...

- Ты знаешь, я многим нравилась, но возбуждала в ребятах, увы, отнюдь не платонические чувства, и это мне было неприятно, даже унижало как-то... Кстати, и ты, Володька, поглядывал на меня тоже довольно гадковато. А мне хотелось совсем не этого.

- Сейчас все иначе, Майка, - поспешил сказать он.

- Надеюсь, - улыбнулась она, потом задумчиво произнесла: - Может быть, Володька, не надо было ничего?.. - и заглянула ему в глаза.

- Почему? - запротестовал он и начал что-то сбивчиво говорить, так и не сумев выразить свою мысль.

В одну из таких вечерних прогулок Володька спросил:

- Ты насовсем переехала к матери?

- Не знаю...

- А как Олег относится к этому?

- Он любит свободу. По-моему, не очень переживает. А мне он сейчас как-то не нужен, - ответила она.

Больше о Майкином муже они не говорили, но зато Володька рассказал ей про Тоню. Теперь, когда отношения с Майей перешли в какое-то другое качество, стали спокойными, более дружескими, он мог уже говорить о Тоне, тем более что хотелось ему с кем-то поделиться - Тоня еще не ушла от него.

- Тебе все-таки нужно с ней встретиться, - подумав, сказала Майка.

- А ты этого не хотела бы? Да? - спросил он.

- Почему? - спокойно отозвалась она. - Я хочу, чтоб у тебя все было хорошо.

- Спасибо, - он легонько пожал ее руку.

Как ни странно, к близости они сейчас не стремились - ни Володька, ни Майя. Да и негде было побыть вдвоем, кроме как на улице. Днем она работала, вечерами их матери были дома. Эти тихие встречи продолжались и тогда, когда Володька хлопотал о Гошке.

Адвоката Володьке порекомендовал Сергей. Тот запросил три тысячи и уверял, что дело в горсуде выиграет. Володька как мог ободрял Надюху.

- Брось ты меня успокаивать. Я так думаю: рано или поздно все равно Гошка в тюрьму угодит. Непригодный он для мирной жизни, а пьяный - вообще дурной... Знаешь, бивал он меня... - говорила Надюха.

- Что же раньше не сказала? Вправил бы ему мозги, - возмущался Володька.

- Ну да, вправил... Из-за тебя и выходило все. Дура была, что рассказала...

Посоветоваться насчет Гошки зашел Володька к Толику Лявину. Тот уже не стоял за стойкой - завел буфетчицу, а сам пополнел, поважнел и не предложил Володьке стопку или пива, как делал это раньше.

- За три тысячи никакой стоящий адвокат не возьмется, - заявил Лявин, когда Володька рассказал про Гошку. - Это дело на десять кусков. А таких денег у тебя нет.

- Разумеется, нет.

- Нечего тогда и затевать... Жаль, конечно, Гошку, но сам, дурак, виноват. Мы с ним только одно дельце наладили, и вот тебе на...

- Какое?

- Закуски-то в моем заведении нет, так он вяленую рыбку обещался поставлять. По десятке за штуку пошла бы. Разумеешь?

- Чего тут не разуметь, - усмехнулся Володька. - Ты, как вижу, процветаешь?

- Это только начало... Деньгу поднакоплю, тогда развернусь. Тогда погуляем, - добавил он, хлопнув Володьку по плечу, компенсируя этим "погуляем" зажатое сегодняшнее угощение.

От Толика Володька направился к Сергею поговорить об адвокате, стоит ли вообще брать. Сергей встретил его своим обычным "салют", крепко пожал руку и провел в комнату. На письменном столе лежала груда учебников.

- Штудирую, - показал Сергей на книги. - Столько позабыл, даже страшно. Понимаешь, только в тридцать окончу институт, два года аспирантура, защита уже тридцать три будет... Черт побери, столько потеряно времени! И самые лучшие годы!.. Ну и что тебе этот Гоша? - спросил Сергей, когда Володька рассказал о разговоре с Лявиным.

- Как что? Он же был моим разведчиком, - удивился Володька небрежности, с какой произнес это Сергей.

- Именно был. Теперь он тебе никто.

- А фронтовая дружба навек? - усмехнулся Володька.

- Да, она была. И на войне, наверно, нужна. Но война-то окончилась, Володька! Зачем тебе теперь этот бывший урка? Что общего? Настоящая дружба требует какого-то одинакового интеллектуального уровня. А с Гошкой только водку пить, больше ничего.

- Он был моим разведчком. Мы вместе под смертью ходили, - упрямо повторил Володька. - Такое не забывается.

- Ладно, не будем спорить. Ты просто пока не можешь уяснить, что война окончилась и все, что с ней связано, уходит в прошлое. И слава богу, кстати. Наступило другое - настоящая жизнь! Соображаешь?

- Для меня и та была настоящая, - возразил Володька.

- Может быть, может... - махнул рукой Сергей, потом обернулся к нему: Тебе что, нравилось на войне?

- Не то слово, Сергей... На войне я ощущал свою значимость. Понимаешь?

- Не понимаю! И не принимаю! - выпалил Сергей. - "Значимость" пушечного мяса. - Он горько рассмеялся.

- Я не был "пушечным мясом", - покачал головой тот. - Я был личностью, от которой много зависело.

- Но фактически ты был винтиком военной машины, - разгорячился Сергей.

- Не знаю... Я этого не ощущал.

- Выходит, не желаешь быть винтиком? - не отставал Сергей.

- Вообще неверно это, по-моему.

- Ого, - засмеялся Сергей. - Наконец-то слова не мальчика, а мужа! Все-таки, Володька, мы были самыми умными в классе и кое в чем разбирались даже тогда, на заре туманной юности...

Надюха и Володька медленно брели по Каланчевке из горсуда. Адвокат не помог, и приговор районного суда оставили в силе. Гошка помахал им рукой со скамьи подсудимых, довольно бодро улыбнулся - где наша не пропадала - и был уведен милицонерами. Надюха всплакнула, но вскоре оправилась и сейчас шла с Володькой более или менее спокойная.