Для экспедиции это было второе Рождество на Марсе. Год назад они собрались всем составом и попытались отметить Рождество. Большинство из них были еще живы и вполне здоровы, поэтому они вместе соорудили нечто елкообразное - точнее, деревообразное - из гнутого пенопласта и прозрачных трубок. После того, как это сооружение обрызгали краской из пульверизатора, оно, по крайней мере, стало казаться зеленым. Но елкой оно не пахло. А как только они увешали его ярко-красными и зелеными микроматрицами, взятыми из ящиков с запасными частями и гирляндами приборных огней, оно хотя бы оживило общую комнату. Они пошли даже дальше. Соорудили костюм для Санта-Клауса из чьего-то длинного красного фланелевого комбинезона, затолкали внутрь чьи-то свитера и сделали волосы и бороду из чьего-то кудрявого парика. В результате волосы и борода получились скорее платиновыми, чем белокурыми, но это было самое несущественное из различий. Даже Санта-Клаус очень мало что мог им подарить. Большинству из них он не мог подарить даже возможности остаться в живых.

Генри Стигмен не был рядовым членом коллектива исследователей Марса. Он не был ни ксеноантропологом ни ксенобиологом (хотя эти профессии оказались не слишком полезными ). Он также не обладал какой-либо особенной специальностью, которая помогла бы сделать существование оставшихся в живых вполне (или хотя бы) терпимым, то есть, он не был ни химиком-пищевиком, ни техником-энергетиком, ни медиком. Стигмен был инженером-строителем. То есть, он управлял тракторами. Он управлял интересными видами тракторов - ядерным, который проползал сквозь марсианские скалы, проплавляя в них туннели, а также двумя моделями на солнечных батареях, которые разровняли поверхность планеты в двадцати метрах под их поселением. Конечно, он не водил их лично. Те места, куда отправлялись его трактора, были не слишком гостеприимны к человеку.

Когда было нужно, он садился перед телеэкраном и управлял своими тракторами дистанционно. Но с тех пор, как капитан и совет решили, что ни к чему строить новые купола и исследовать новые аномалии, существование которых показал гравитометр, это случалось все реже. Это тоже было более-менее по-рождественски. Словно весь огромный мир где-то там, а огромный Марс только поле для игры в электрические поезда. Кроме того, все это выглядело еще так, будто он был хоть чем-то полезен колонии из тридцати девяти - когда-то двухсот семидесяти шести - большей частью больных людей.

Поскольку в его деятельности больше не было необходимости, Стигмен осмеливался играть в свои игрушки когда хотел. Это не давало ему путаться у других под ногами и ничего не стоило. Это не отнимало у остатков экспедиции драгоценного рабочего времени одного из ее членов, поскольку Стигмен все равно уже не мог работать в полную силу. Лучевая болезнь повлияла на его нервную систему. Когда он пытался сделать что-нибудь очень необходимое, его чуть ли не било в припадке. Поскольку землекопальщики были на девяносто процентов автоматическими, он не мог здесь особенно навредить, но ему нельзя было доверить никакой тонкой работы - например, сменить судно умирающему. Кроме того, занятия Стигмена съедали очень мало энергии, по сравнению с энергетическими затратами всей экспедиции. У протовольтаических каскадов пока было полно времени на перезарядку, и они вырабатывали достаточно тока для работающих на поверхности тракторов. Для туннеллера имелся запас топливных стержней, куда больший, чем могло бы понадобиться - его спасли из-под обломков второй ракеты. Оборудование, бывшее на борту ракеты, погибло полностью, но трудно сильно повредить увесистые, изолированные тяжелой оболочкой радионуклидные стержни. Еды, воды, тепла и света также хватало. В этом отношении колония была хорошо обеспечена. Не хватало только трех вещей: людей, цели и надежды. Большинство из них потеряли и надежду, и цель после аварии второй ракеты - экспедиция прибыла сюда, чтобы проводить научные исследования. Когда беспилотная ракета отклонилась от оси и разбилась, ее топливные контейнеры разнесло, все тонкие детали оборудования, из которых оно большей частью и состояло, переломались, и почва пропиталась радионуклидами. И не только почва. Ошибка в траектории была не единственной неудачей. Кто-то в непростительно безумной горячке пытаясь спасти то, что было возможно, принес вниз, в пещеру радиоактивно горячую трубку. Кто-то еще встроил ее в водные рециркуляторы и она кипела там больше суток, а мельчайшие продукты распада просачивались в питьевую воду, пока кто-то из команды не догадался сунуть дозиметр в свой кофе. Из-за этого, естественно, все получили дозу. Они не могли жить без воды. Они пили ее, мрачно глядя на то, как чернеют дозиметры. Они пили насколько могли мало, и, как только смогли, стали вытапливать воду из вечной мерзлоты под марсианской полярной шапкой, что была от них всего в дюжине километров, но к тому времени люди уже начали болеть. Доза была не слишком высока. Ее хватало, чтобы убить, но не слишком быстро.

Было и еще одно негативное последствие. Мощная машина публичной пропаганды НАСА изо всех сил сражалась за них, но силы были слишком неравны. Сколько бы телевидение ни передавало душераздирающих интервью с рыдающими женами и детьми, сколько бы ни делал заявлений президент, сколько бы ни просил - общественное мнение насчет экспедиции не поддавалось пропаганде. Клоунская команда - так о них думала общественность. Пропили свою ракету. Погубили оборудование. Да еще и себя .

К счастью для американского духа, появился новый американский чернокожий теннисист, выигравший в этом году Уимблдонский турнир, а также новая кинозвезда по имени Максимилиан Моргенштерн, который на досуге по-настоящему боролся с гризли. Общество нашло новых героев. И редко теперь вспоминало, если вообще вспоминало о тех, кто погибал на Марсе.

Итак в день, который по календарю был двадцать первым декабря, Генри Стигмен выбрался из койки, ощупал языком десны, чтобы проверить, не кровоточат ли они, и отправился в общую комнату, чтобы, не торопясь, позавтракать. Сначала он заглянул туда, чтобы посмотреть - вдруг капитан Сирселлер пришел сегодня раньше, чем обычно? Но его не было. Была только Шарон баз-Рамирес, биохимик. Взяв из холодильника свою полупротертую еду и, разогрев ее в микроволновой печи, он сел рядом с ней. Шарон баз-Рамирес была из тех немногих, оставшихся в живых, которые обходились с Генри Стигменом как с полезным человеком. Это, несомненно было потому, что он доставил ей пробы скальной породы со следами органики. «Жизнь на Марсе!» - таков был заголовок их сообщения. Они надеялись, что дома это снова вызовет воодушевление. Но то, что нашел Стигмен, не было по-настоящему живым. Это были только химические вещества, которые, возможно, когда-то были чем-то живым и, кроме того, сообщение шло в день, когда кинозвезда убила медведицу гризли с медвежатами.

- Генри, - сказала Шарон баз-Рамирес, - не окажете ли вы мне услугу? Посмотрите, не сможете ли вы добыть образцы получше?

Она казалась очень усталой.

Он ел свою полупротертую пищу очень медленно, рассматривая собеседницу: черные круги под глазами, усталая складка у рта.

- Что значит получше? - спросил он. Она устало пожала плечами.

- Из-за нагрева сверла они спеклись, - пожаловалась она. - Их структура разрушилась.

- Я пытался использовать холодные сверла, Шарон! Я даже сам вышел наружу! И даже использовал взрывчатый порошок и детонатор…

- Не волнуйтесь, Генри, - резко сказала она, протянув руку, чтобы стереть пролитую еду с его комбинезона.

Он пробормотал извинения и взял себя в руки.

- Может, вам удастся где-нибудь найти расщелину, -сказала Шарон. - Вы попытаетесь, да? Я ведь биохимик, а не какой-нибудь офицер-пьяница, да и мне уже порядком надоело кормить больных, из-за того, что у меня нет никакого более серьезного дела .

- Я постараюсь, - сказал он, и всю дорогу ксвоей операторской обдумывал, как бы ему выполнить это обещание.

Обычно Генри Стигмен проводил время перед пультом управления, бросая свой атомный туннеллер на марсианские скалы, проделывая в них длинные прямые шахты, то и дело останавливаясь, чтобы, повернув туннеллер вокруг его собственной оси, сделать обход или поворот. Не было похоже, чтобы хоть что-нибудь из того, что он делает, когда-нибудь пригодилось на деле. Или для чего-нибудь потребовалось. Но эта работа ничего не стоила. Когда ему надоедал туннеллер, он мог взяться за бульдозеры для работ на поверхности и нагромоздить побольше марсианской почвы на фундамент купола входного шлюза или оборудовать ремонтную платформу и проверить фотобатареи, снабжавшие их энергией для внутренних помещений. Машины были очень хорошо сконструированы и не требовали особого ухода, но эта работа, по мнению Стигмена, была его главным вкладом в благосостояние экспедиции… даже если механизмы со всей очевидностью просуществуют куда дольше, чем колония.