Эль Бланк, Ольга Копылова Волк, игрушка, кукловод и марсианский новый год

Волк

Горизонт был чист. Бескрайняя каменистая пустыня выглядела безжизненной и спокойной, сверкала серо-прозрачными гранями кварцевых поднятий и отливала охрой, проступающей на поверхность сквозь маггемит. Бледно-розовое на восходе, подсвеченное лучами Солнца, небо стремительно синело к зениту и вновь приобретало кровавый оттенок на закате.

Говорят, что в этот сезон оно похоже на земное… Не знаю. По мне, небо как небо. Я вообще редко на него смотрю, только когда пыльная буря ожидается. А так мне поверхности хватает.

Ещё раз пробежав придирчивым взглядом по далёкому горизонту и убедившись, что синоптики на этот раз не налажали, скомандовал:

— Давай!

Техника взревела тут же. Рванули в воздух подъёмники, потянув за собой лежащую горизонтально гигантскую магнитосферную вышку. Взвизгнула, резанув по ушам неприятным скрежетом, лебёдка. Натянулись тросы, фиксируя механизмы в нужном положении.

Я подался вперёд, вцепляясь в поручень, ограждающий рабочую зону. Всмотрелся в сетку-экран, сверяя параметры хода и разметку места «посадки». Вроде без отклонений.

Теперь медленно! Медленно вниз, совсем по чуть-чуть…

— Ровнее! — заорал в сердцах, когда вышка пошла на крен. — Рожа, твою ж пустошь! Левее бери! Финт! Стабилизатор включай! Гаси инерцию!

Вот почему буря была бы сейчас совсем некстати. И без того непросто добиться вертикальности установки, а если лазеру, измеряющему положение, будет мешать мельтешащий в воздухе песок...

Настойчивый сигнал вильюта сбил с мысли, заставил чертыхнуться и коснуться запястья, активируя связь.

Кто ж так не вовремя?

— Да, — бросил я не глядя. Вернее, глядя, но на то, как ложится основание вышки на опорные штыри закладных деталей фундамента.

— Привет, Вольф.

Всё же пришлось отыскать взглядом возникшую слева голопроекцию и убедиться, что на ней пожилой седовласый мужчина с пышными бакенбардами и усталым спокойным взглядом серых глаз, за спиной которого оконный проём с панорамой на Марсотиж-град.

Вот так вот. Начальство без причины лично звонить не станет.

— И вам не хворать, Лев Станислович.

— Вижу в отчёте, текущее задание ты завтра сдаёшь, а новое ещё не принял.

— Есть такое дело, — я кивнул, всё же ухитряясь следить за бригадой, намертво скрепляющей болтами конструкцию и фундамент.

— Тогда у меня к тебе личная просьба, — голос начальника никогда не отличался строгими интонациями, а теперь стал совсем мягким, уговаривающим. — За площадку возьмись.

— Какую площадку? — не понял я, сосредоточенный на анализе параметров пространственного положения.

— Праздничную. На которой новогодние торжества проводят. Старая трещинами пошла после землетрясения. Мне Комитет по культуре плешь проел, настойчиво требуя новую возвести в другом, более безопасном районе, — вздохнул Лев Станислович, пригладив объёмную шевелюру, где не было и намёка на лысину.

С моего ракурса, естественно. Возможно, со стороны затылка что-то такое и наметилось, но… Но меня сейчас куда больше волновали кабели, которые мои ребята сноровисто подключали к переходным клеммам. Обесточенным, ясное дело, однако присмотр никогда не лишний.

«Финт, шестую пару ослабь», — опознав предельное напряжение, коротко бросил я телепатически, чтоб горло не драть, и лишь повернув голову, вспомнил о собеседнике, который терпеливо ждал ответа.

Э-э-э… Что он хотел-то? Ах, да! Площадка.

— Материалы будут, проект готов, место топографировано, — продолжил собеседник. — Я понимаю, не самая доходная работа и не для твоего уровня квалификации, но там дел-то на неделю максимум. Начать и закончить

Неделю? На площадку? Я бы сказал, что это даже много…

«Волк, мы закончили. Генераторы запускать?» — сбивая с мысли, раздался телепатический вопрос Рожи и одновременно с ним, вслух, другой:

— Вольф, войди в моё положение! Нет у меня сейчас другой свободной бригады...

— Замётано, — торопливо пробормотал я, спеша избавиться от назойливого начальства. Черт! Ведь самый ответственный момент!

«Включай!» — скомандовал, изучив столбики контрольных показателей.

Сухой треск наполнил атмосферу. Синие искры высокого напряжения побежали вверх по дорожкам-носителям. Над раздутой головкой вышки, уходящей в синюю высь, развернулось магнитное поле. Направило заряженные частицы солнечного ветра вдоль магнитных линий. Сформировало мерцающий купол, отводящий опасное для людей ионизирующее излучение.

Порядок.

— Сворачиваемся! — разрешил я ребятам, стягивая изрядно надоевший защитный костюм. И лишь в кабине монтажно-бурового комплекса, везущего нас на основную базу, вспомнил о просьбе, на которую так опрометчиво согласился.

Игрушка

Транспортная лента даже на скоростном участке двигалась так медленно, что хотелось её подтолкнуть. Казалось, невысокие дома из пестроцветного трипслата и декоративные кристаллы, на гранях которых играют приятные лучи полуденного солнышка, проплывают мимо со скоростью кадров зависшей голопроекции.

— Точно не пойдёшь? Марси, ты же обещала. Мы возможности попасть на этот концерт полгода ждали. Может, успеешь? До начала ещё час, — в голосе, слышимом через интерфейс вильюта, звучал укор.

Справедливый. И я бы ни минуты не раздумывала, забила на всё и отправилась с ней, если бы…

— Мирта, прости. Меня тётя заживо съест, увидев, во что я превратила её квартиру. Знаешь же, как она помешана на порядке. А за час я не управлюсь, это во-первых, а во-вторых, тётушку встретить нужно.

— Неделя счастья и новый период каторги, — фыркнула подруга.

— Ну какая «каторга»? — засмеялась я. — Просто опять фанатичная опека. Мне двадцать, а она никак не желает признать, что обещание моим родителям уже не нужно выполнять с таким первозданным рвением. В общем, игрушке сегодня не до игрищ. Завтра увидимся и обязательно куда-нибудь сходим.

— Ловлю на слове, Игривая! — пригрозила Мирта.

Я же выключила связь, соскочила с дорожки на тротуар и стремглав бросилась к дому. Легко взбежав по гравилатору на третий этаж, коснулась датчика. Дверь с тихим шипением втянулась в стену, и я, шагнув к холл, осторожно позвала:

— Тётя?

Прислушалась, ответа на получила.

Фух... Не вернулась. Значит, уборку сделать успею.

Бросив на стойку плащ, я стянула ботинки. Покачавшись на носочках, размяла ступни и, пританцовывая, отправилась в гостиную. С сожалением осмотрев уютное гнёздышко из подушек и одеял, рядом с которым так удобно разместился поднос с контейнерами, вздохнула и начала его разорять.

Я бы утром это сделала, да только допоздна фильм смотрела — в моей комнате голопроектора нет. Ну и проспала, соответственно. Собиралась галопом, на лекции в Медицинский научный центр едва успела. И ведь, как на грех, именно в этот день тётя озадачила своим сообщением: «Сегодня возвращаюсь».

— Марси? Ты дома?

Ласковый, необычайно довольный женский голос настиг меня в процессе утрамбовки в нишу никак не желающего туда помещаться одеяла. Чертыхнувшись, я с силой вдавила материал, одновременно приказывая Микусу закрыть створку. Руки убрать едва успела. Как и развернуться, чтобы броситься навстречу тётушке и оказаться в крепких объятиях.

— Умничка какая, дома такая чистота. Я знала, что ты меня не подведёшь, — оценила она мои усилия.

— Я старалась, тётя Агата, — обнимая родственницу, я могла лишь надеяться, что в шкаф она не заглянет. Хотя бы сегодня.

— А это что? Неужели система уборки сбоит? — неожиданно раздался незнакомый мужской голос.

Я в недоумении отстранилась. В дверях гостиной, рассматривая предательски торчащий из стены кончик одеяла, стоял внешне вполне приятный молодой мужчина. Шатен, кареглазый, в не дешёвом дорожном костюме. Но ладно бы он словами ограничился, так нет же, «хвост» дёрнул, добившись того, что из распахнувшейся створки на пол посыпалось всё, лежащее на полках.

— Марси! Как ты могла? — возмутилась тётушка, но меня, озадаченную появлением незнакомца, куда больше волновало другое.

— Это кто? — тихо спросила.

— А… — тётя, забыв о нотации, развернулась и, «скромно» потупившись, сообщила: — Мой муж. Мирослав Гурьевич Грозовский. Надеюсь, вы подружитесь и поладите.

— Я в этом уверен, — широко, по-доброму улыбнулся мне… дядя.

М-да… Вот так живёшь привычной жизнью, и вдруг она в одночасье меняется, потому что, оказывается, кто-то, до этого упорно отрицающий саму идею замужества, вдруг решил выйти замуж. И забыл тебе об этом сообщить.

— Ну не хотела, — напористо оправдалась тётушка, когда Мирослав ушёл к панели доставки, выгружать багаж, а я наконец высказалась. — Теперь передумала. Имею я на это право или нет?

— Имеешь, конечно. Но не за неделю же, — поразилась я. — К тому же, прости за бестактность, но он, кажется, намного моложе тебя.

— И что? — моя оппонентка, не желая сдавать позиций, упёрла руки в бока, затянутые в плотную бледно-фиолетовую ткань дорожной юбки. — Марси, пойми! Я наконец встретила человека, который рад принять не только меня как женщину, но и как опекуна. Это сейчас такая редкость!

— Он иждивенец?

— Да. Мирослава лишили гражданства. Бедняжка страдал, все от него отвернулись...

— Лишили? — уцепилась я за подозрительный факт. — Он преступник? Как вы вообще познакомились? Где? — приглушила голос до максимума, испуганно оглянувшись на проём.

— Не придумывай! — рассердилась тётя, снимая пиджак и бросая его на спинку дивана. — Никаких преступлений не было! Подумаешь, маленькое досадное недоразумение. А познакомились мы на Ио. Я ведь туда поехала с коммерческим предложением для «Вторсыри» выкупить у них активы. Там с Миром и встретилась, он в отделе сбыта работал.

— Работающий подопечный, это необычно, — уважительно отозвалась я. Обычно иждивенцы предпочитают жить на средства опекуна.