Глава 59 20 октября. Первый полёт

К первому полёту всё было готово уже в понедельник, но суеверный Панкратов уговорил меня перенести вылет на двадцатое. Небо хмурилось и с запада наползали низкие осенние тучи. Лес вокруг аэродрома уже местами облетел, а все дни подготовки по небу пролетали стаи перелётных гусей, а однажды даже летела стая белых лебедей. Немного удивило, раньше я как-то не задумывалась, даже если видела, что летят они не на юг, а на юго-запад. Оказывается, многие наши гуси летят совсем не в жаркую Африку на речку Лимпопо, а зимуют на юге Западной Европы, в Испании или на Адриатике…

Было очень непривычно, что в кабине сижу не в очках, которые на всякий случай на мне, но сдвинуты на лоб, ведь здесь вся кабина застеклена и таким образом, что я спокойно могу выглядывать по сторонам от мотора, который здесь тоже меньше Удвасного и почти не заслоняет обзор вперёд, хотя, полосу всё равно не очень хорошо видно. Ещё мне кажется, что винт короче, но сами лопасти шире. Вообще, я не очень понимаю, чего это немцы так изгаляются про "русс-фанер", дескать Удвасик – весь из тряпочек и фанеры. При близком рассмотрении Тотошка тоже оказался почти весь из фанеры и перкалем обтянутый. Некоторые детали, конечно, выполнены из дюраля вроде предкрылков и винта, а крышки мотора отформованы из листового железа. Но остальное – фанера и обтянутые перкалем деревянные стрингера и нервюры, тоже в большинстве деревянные.[3] Фактически, при отсутствии лёгкого пластика и дороговизне алюминия найти достойную замену дереву и перкалю нет ни возможности, ни смысла. В очередной раз видим европские двойные стандарты, хотя, чего я собственно хотела…

Залезла в кабину. Кресла давно отрегулировала, как и педали с рукояткой управления. Слева довольно дикая система с велосипедной цепью для управления закрылками. Справа прямо перед глазами вертикальная стойка с красной надписью "Verboten", ну да ладно! Надо собраться и выполнять предполётную легенду. Запуск мотора могу производить уже без колодок, здесь есть тормоза, но пока решили с Евграфовичем не умничать, делать как привыкли, всё равно колодки надёжнее тормозов. Сейчас он по часовой стрелке делает положенные шесть полуоборотов винта, потом отойдёт, и я запущу мотор. Сижу, верчусь на попе, прилаживаюсь на парашюте, давно проверила ход рулей, элеронов, опустила закрылки и выдвинула предкрылки, элероны в посадочном положении, то есть в варианте закрылков… Время! Сегодня у бомберов вылет, они улетели меньше получаса назад, и до их возвращения у меня согласовано окно на подлёты и опробование самолёта, так что тянуть нельзя! Вдохнула-выдохнула! Поехали…

Всё непривычно, мотор звучит иначе, обороты другие и вибрация иначе в кабину передаётся, по-другому всё… Выдернуты колодки, Панкратов едва дотягивается до законцовки крыла, чтобы по ней хлопнуть, выпуская меня в полёт (высоко расположены крылья у Тотошки). Отпускаю тормоза и дёргаюсь от неожиданности, что самолёт поехал ещё до того, как я увеличила мощность двигателя. Встряхнуло, аж горячей волной адреналин окатил. "Так, ласточка, успокоилась! Привыкай! Это другой самолёт! Ты привыкла, что Удвасик костыль как якорь держит!" – сделала себе внушение, стало легче, поехала на взлёт. Едва вырулила, как заждавшийся меня финишёр скорее махнул мне флажком и пошёл, курить наверно хотел. Я же стала выстраивать свой курс по полосе. Ну чтож-ж-ж-ж…

Встала на тормоза, добавила мощности, отпустила, покатила и… Лечу… Блин! Вот ничего же ещё не сделала… Да! Летучий самолётик… Вниз не хочет, пришлось сбрасывать обороты… Развернулась и пошла на подлёты. На третьем подлёте уже поймала ощущения и момент отрыва. С пятого ушла на пилотаж…

Обзор куда лучше, чем был у Барбоса, никакого нагромождения сзади, хотя в искривлённый выпуклый плекс, в который вставлен авиационный пулемёт видимость далеко не идеальная. Но вот то, что нет сверху крыльев под которые приходилось всё время подглядывать очень облегчает осмотр верхней полусферы, хотя к осмотру из кабины ещё придётся привыкать, это совсем не так, как в очках смотреть из открытой кабины, здесь ещё переплёты остекления мешают. В очках мне гораздо удобнее, хотя наверно это не удобство, а привычка…

Кручу головой, смотрю во все стороны и ЛЕЧУ!!! Я снова в небе! Я ЛЕЧУ! Перевела элероны в полётное положение, теперь они работают как обычные элероны, убрала закрылки, предкрылки в первом полёте решила не трогать, они нужны только для увеличения скорости, а при малых скоростях не мешают, скорее наоборот. С предкрылками и триммерами буду разбираться в следующий раз, сегодня я в первом полёте знакомлюсь с моим Тотошкой.

И правда уже моим, я за эти дни его весь облазила, всё посмотрела, ручками своими потрогала. Когда я первый раз к нему подошла и оказалось, что порожек кабины на высоте почти полтора метра, я в ступор впала, первая мысль возникла, что мне лесенку теперь с собой возить придётся… Оказалось всё проще, на задней нижней опоре шасси есть специальный штырь на косынке, в качестве ступеньки, а второй шаг либо на подкос крыла, либо сразу в кабину, если ноги длинные. Вообще, этих опорных штырей оказалось несколько, не только для залезания в кабину, но и для подъёма на верх крыла к бакам и кабине, для доступа к мотору. Вот, чего у немцев не отнять, так это продуманности и удобства, особенно в мелочах. Если где-то какая-то непонятная фигулина торчит, то можно дать голову на отсечение, что она для чего-то нужна и торчит здесь специально, а не потому, что кто-то забыл этот излишек на заводе срезать. Вообще, когда познакомилась ближе с устройством Тотошки, то прониклась его живучестью и ремонтопригодностью, которыми он едва ли сильно уступает Удвасику, вопрос только в том, что некоторые уникальные немецкие узлы на заводе не закажешь. А использование тех же привычных материалов только увеличивает этот актив. И если на Барбосе изначально стоял полковой номер двадцать шесть, то теперь получив полную свободу в этом вопросе, я попросила нарисовать на Тотошке девятку, как у капитана Титаренко в фильме. Панкратов хотел семёрку, или двадцать семь, дескать цифра красивая, да и у Ивана двадцать четыре на самолёте, но потом сошлись на девятке, которая красуется теперь сразу за звёздами на хвостовой части.

Ушла в пилотажную зону, покрутилась там. Самолёт оказался более строгим, чем учебный аппарат Поликарповского бюро, в штопор слетел моментально и пришлось из него выводить, но при этом летучесть не намного меньше, хотя планировать почти как на планере на нём не выйдет, то есть заходы на посадку с планирования возможны, но не с таких расстояний, как на Удвасе. Закрылки и предкрылки значительно увеличивают подъёмную силу, но требуют скорости, которую съедают, вот и выходит, что планирование за счёт увеличения подъёмной силы этих приспособлений не такое же эффективное, как у четырёх крыльев Удвасика.

В кабине Удваса в голову не могло прийти, что-то просто в ноги бросить, выпадет при перевороте, а тут кабина закрытая, и когда стала крутить бочки и петли, оказалось, что по кабине начала летать всякая мелочь, на что тоже придётся обратить внимание, сама не доглядела. При дальнейшем обвыкании выяснила, что значительно улучшившаяся обзорность вперёд и назад, расслабила меня в плане обзорности в стороны, которая при непривычных крыльях стала даже хуже. Хотя обзорность вниз выше всяких похвал, ведь мешающих этому нижних крыльев нет. В общем, полетала, насладилась полётом и полетела обратно с кучей появившихся дополнений и замечаний.

Подумала, что летом в кабине-аквариуме будет жарковато, но зато зимой гораздо теплее, хотя совершенно непонятно, как поведут себя стёкла кабины зимой в мороз и не начнут ли отпотевать и замерзать, ведь в выдохе всегда много воды. А немецкие конструкторы едва ли продумали такой жёсткий зимний вариант эксплуатации, при их мягких зимах, максимум какой-нибудь обдув от запотевания… В общем, результатами первого облёта я осталась довольна. Правда при посадке чуть сама всё не испортила, когда резко дала тормоза – едва не скапотировала, от кувырка через нос спасло только отсутствие достаточной скорости, но хвост задрало и со всей силы приложила дутик об землю, даже стрингера взмявкнули. Ой! Стыдно-то как! Евграфович ничего не сказал, но посмотрел выразительно, а я стала чего-то лепетать, мол, кто же знал, что у него такие резкие тормоза…

Взлетать с раскисшей земли Тотошке не очень нравилось, но теперь я свободно могла взлетать с НАПов, что я и сделала со второго полёта. В итоге, за два дня облетала самолёт полностью, и теперь уже была практически уверена, что могу выполнять все ранее выполнявшиеся мной задачи. Митрич приехал знакомить меня с пулемётом. Все постреляли, почистили со снятием и разборкой, снарядили ленту в две с половиной сотни патронов с каждым четвёртым трассирующим. Стоявший сзади красивый генеральский диванчик выкинули, вернее отдали в штаб бомберам, вместо него установили два кресла по бокам. Выяснили, что сзади кабины есть ещё трюм-багажник, до которого пехота не добралась, а вот Панкратов нашёл там несколько ремкомплектов, инструменты и коробку с личными вещами пилота, надо полагать. С ними пришлось ехать в отдел и писать рапорты, потому, что в личных вещах обнаружили шкатулку с ювелирными изделиями из золота и серебра, но это бы ладно, но на одной серёжке явно обнаружился засохший кусочек уха, а на других пятна, скорее всего крови, и два нарядных платья, одно из которых со следами тоже похожими на замытую кровь. Даже обнаруженный там же в вещах Люггер Панкратов себе оставлять отказался и вообще, после этой находки лицо у него стало какое-то закаменелое. Одно дело слышать от Соседа, что творили эти цивилизаторы на нашей земле, и совсем другое, взять в руки колечки и серёжки, которые срывали с кого-то, возможно убив перед этим. Хорошо, что хоть коронок зубных не оказалось.