Его физиономия расплывается в масляной улыбке, глаза хитро прищуриваются. Он притворно грозит мне пальцем:

— Я все знать, все знать. Я видеть, как жить ваш русский женщин, — он делает кому-то знак, и у него в руках появляется журнал. "Огонек"?

— Вот здесь. Разве это не правда?

Он демонстрирует мне разворот журнала. На развороте изображена молодая женщина, принимающая ванну. На полочке рядом стоят флаконы с шампунями, одеколонами и духами. А на переднем плане — огромный флакон с одеколоном «Любава». Ну и что он хочет этим сказать? Обычная реклама…

— Он купаться в одеколон. А потом пахнуть как самый низкий продажный шлюха. Так? — он опять ухмыляется, — Разве у Вас печатают снимки шлюха?

Понятно. Интересно как я ему объясню, что такое реклама? Такое ощущение, что Дэван живет во времена Чингисхана. Хотя, почему ощущение…

Вот! — он толкает ко мне одну из девиц, но не китаянку, а монголку, — Дочка сестра. Бери! Не развратный, чистый (ну это, вряд ли, с учетом запаха!), детей рожать много. Настоящий батуры будут. Бери!

Здравствуйте! Вот только наложницы мне и не хватало! Так, надо срочно придумать, как будем отказываться от подарка. Впрочем…

— Ваша светлость, я восхищен Вашим подарком. Но по законам нашей страны я не могу связать себя с женщиной другой веры. Завтра же я отправлю ее на Родину, в монастырь, где ее обучат нашему языку и введут в лоно Православной Церкви.

Вот так. В монастыре девчонку воспитают как положено, а потом она вполне сможет составить счастье какого-нибудь дарга из армии МНР. Глядишь, к тому времени и Дэван либо цивилизуется, либо погибнет, либо забудет о своей племяннице. А пока можно пьянствовать дальше. Как же я не люблю эти бессмысленные попойки!

Наконец их светлость впадает в прострацию. Правда, перед этим он успевает наградить всех присутствующих своими «орденами». Это сабли и кинжалы плохой стали с драгоценными эфесами в серебряных ножнах, украшенных кораллами. Так как никаких документов при этих орденах не полагается, то я решаю, что при первом же удобном случае продам аляповатое изделие местных ювелиров, которое если чем и ценно, так это немалым весом драгоценных материалов.

Мы грузимся в машины и отправляемся назад. Слава всем богам, мы выдержали этот визит!

В воздухе пахнет грозой, но несмотря на это — жизнь продолжается. Каждый день мы поднимемся в воздух и оттачиваем своё лётное мастерство. Я, по сравнению с остальными пилотами нашей эскадрильи — ветеран. Меня уважают не только молодые пилоты RAF, безусые юнцы, но и высокое начальство. Поэтому иногда дают поблажки. Например, внеочередное увольнение. Кстати, когда к нам приезжают всякие высокие комиссии и чины. Меня первым загоняют в небо, чтобы продемонстрировать высокий класс подготовки. В свободное время я занимаюсь учёбой, конспектирую труды товарища Бронштейна, те, которые, естественно, написаны ещё до его пленения. Но с особым рвением штудирую одного из величайших военных умов нашей Партии товарища Тухачевского. Его пророческие видения будущего поражают, ведь именно он сказал: "Будущая война будет войной моторов с классово неоднородным противником!" И испанские события это доказали полностью. Жаль, он погиб в Испании, приняв руководство на себя танковыми войсками Республики и сгорев вместе с ними во время битвы под Гвадалахарой, когда против ста республиканских танков вышло два взвода немецких танков(для тех, кто не знает — два взвода Т-4 -10 штук)…

Вот и сейчас мне дали три дня на поездку в Лондон. Первым делом я заехал к нашим в Сандхерст, взял новую литературу. Потом навестил свою хозяйку и заплатил за жильё. По моей просьбе она его резервирует за мной, благо, зарплата офицера позволяет и в деньгах я не лимитирован. В кино сходить, что ли? Вот и реклама в «Таймс» — новый фильм по бестселлеру Маргарет Митчелл "Унесённые ветром". Не читал, но там играет моя любимая актриса Лилиан Гиш. Пойду.

В кинотеатре полно народу. Громадная очередь, напоминающая мне Испанию. Тем не менее лондонцы, завидев «птички» в моих петлицах расступаются и я подхожу к кассе и спокойно беру билет. Ещё есть время выкурить сигарету, и проделав это поднимаюсь в зал. Места рядом со мной заняты. Слева сидит рыхлого вида багроволицый толстяк, справа — миловидная брюнетка в беретике и пальто. Я вежливо извиняюсь, затем сажусь на своё место. Вначале демонстрируют хронику. Этот порядок заведён лордом Черчиллем. Я смотрю жестокие кадры. Показывающие кровавые злодеяния союзных интервентов в Нанкине. Отрубленные головы на брёвнах, женщин со вспоротыми животами. Даже несмотря на отсутствие цвета видно, что улицы города залиты кровью. Но что это? Случайно в кадр попадает календарь и на нём вполне различима дата: 14 декабря 1937 года… Это же… Помню, что японцы вошли в город тринадцатого… Но нет! Вот японский офицер на вполне правильном английском языке даёт пояснения, что это сделали русские. Странно. Хотя… А вот и Испания! Моя бедная, униженная страна! Победители на улицах, веселятся, гады. Горы трупов. Повешенные. А это что? Не может быть! Я узнаю деревню и труп на фонаре. Это же тот самый доктор! Между тем диктор объявляет, что это повешенный фашистами коммунист. Внезапно замечаю, что моя соседка беззвучно плачет. Как истый джентльмен лезу в карман и предлагаю ей платок. Она на ломаном английском благодарит и отказывается. Достаёт свой, украшенный кружевами. Ладно. Не хочет — не надо. Наконец начинается фильм. И даже — цветной! Нет, конечно, снято потрясающе! Какая игра! А Лилиан — Скарлетт — вообще вне всякой критики! Так великолепно обыграть и показать всю ограниченность буржуазии! Всё их мещанство! Браво! Наконец зажигается свет, все покидают зал. Замечаю, что у многих женщин на глазах блестят слёзы… сениментальны, чёрт возьми! Но кино — великолепно. Выхожу из здания «Глобуса» и закуриваю, в этот момент чувствую сзади толчок и слышу бормотание на русском: "Извините. Sorry". Резко разворачиваюсь и вижу свою соседку по фильму.

— Вы — русская?

Брюнетка поражена не меньше моего.

— Нет. Я просто жила в России. Я — иудейка.

Облегчённо улыбаюсь ей в ответ.

— Позвольте представиться: флаинг-капитан Фриц Штейнбаум.

Тепрь, я уже вижу, что это молодая девушка, она поражена до глубины души:

— Вы — немец?!

— Я — член III Интернационала!

— О! Левина, Мария. Можно просто — Маша. Тоже Интернационалистка.

С наслаждением перекатываю на губах её имя: "Маш-ша. Мария". Мне нравится её имя! Да и сама она… Глубокие чёрные глаза, правильный овал лица, характерные чувственные губы…

— Вы знаете, не подумайте плохого, но не согласились ли бы скрасить вечер товарищу по партии и офицеру в увольнении?

С замиранием жду ответа и он следует незамедлительно:

— Конечно, товарищ!

…Мы сидим в небольшом пабе и пьём пиво. Это единственное, что я могу пить у англичан. Выясняется, что мы оба были в Испании, Мария — военным переводчиком в бригаде имени товарища Троцкого, я — вначале в "Чрезвычайной Комиссии", затем стал лётчиком. Это ещё больше сближает нас. Через два часа мы оказываемся в моём пансионате. Со мной пакет с бутылкой настоящей водки и даже кусочком шпига. Утром я просыпаюсь от того, что кто-то взъерошивает мне волосы. Это Маша. Вспоминаю, как нам было хорошо. Затем, после повторения ночных занятий мы одеваемся, завтракаем и идём гулять по городу, я провожаю товарища Левину на работу, она и здесь исполняет обязанности переводчика. Мне тоже пора ехать обратно в часть. Торопливо пишу ей адрес и телефон, по которому меня можно найти. Затем она скрывается в метро, я же еду на вокзал. Меня ждёт служба.