- Змея ее укусила, змея, - испугалась за Парисовича Эвридика и уже самостоятельно, с нежностью почти, продолжала: - И Эвридика попала в Тартар, а Орфей за ней п-п… пришел, но Аид не хотел отпускать Эвридику, и тогда Орфей заиграл, т-т-тут Аид говорит: я отпущу, д-д… дескать, Эвридику… и-п-пусть она идет за т-т-тобой, т-т-только ты не оборачивайся.

Эвридика умолкла, ощутив просто-таки космическую глупость пересказа этого и думая о том, кто у Парисовича жена.

- А Орфей не обернулся?

И вдруг Эвридика заплакала. И закрыла лицо руками. И тушь, конечно же, потекла, но дело не в этом. Бабушка-на-краю-кровати-до-вольно-уже-я-наизусть-знаю-свою-историю-теперь-я-каменный-столб-оставьте-меня-в-покое… Безжалостно размазывая тушь, Эвридика заговорила жестко и монотонно:

- Орфей не обернулся, он хотел обернуться, но не обернулся, и Эвридика не стала каменным столбом, и…

- Вы свободны, - перебил Парисович, платком вытирая лысую голову. - Вы можете идти! Вы… я уже поставил Вам отлично… До свиданья!

- Нет-нет. Вы же просили, а потом Орфея не растерзали мойры, и голова его не была брошена в Гебр, и она не плыла по Гебру, и лира не уверяла: - мимо! а губы ей вослед: - увы, и Орфей вообще не сошел в Аид - сам, а послал лишь голос - свой! только голос послал во тьму, сам на пороге лишним встав, Эвридика же по нему, как по канату, вышла.

И она поняла, что ведет себя глупо. Поняла и сказала: - Извините. Извините, Сергей Борисович. - Взяла зачетку и вышла из аудитории.

- Что это с ней? - спросил Парисович у оставшихся.

- Она же Вам сказала, что ее зовут Эвридика, - охотно откликнулась Света Колобкова, безбоязненно засовывая шпаргалку в бюстгальтер. - Не надо было так. - Она повела плечиками, чтобы привести бюстгальтер в надлежащее состояние, и укоризненно покачала глупой своей головой.

Парисович сделался пунцов. Парисович тоже повел плечиками, словно и на нем был бюстгальтер.

А Эвридика шла по коридору и больше не плакала. Надо-смыть-тушь-стыдно-так-идти-с-тушью-на-лице-размазанной. Зашла, смыла, посмотрела в зеркало, сказала себе: - привет! - улыбнулась как могла; девушка-закурить-не-будет? Я-не-курю-к-сожалению; вот уж что верно - то верно: к сожалению; вышла, постояла, посмотрела в окно, там январь и ничего больше. Тряхнула головой и отправилась к телефону - как в костер. Набрала номер.

- Его нет дома. Что-нибудь передать?

Что ж тут передашь…

- Нет, спасибо. А когда вернется, Вы не знаете?

- Я этого никогда не знаю, - весело сказали там. Вы можете оставить свой телефон.

- У меня нет телефона. - "Не обманешь-не-проживешь-гм…" - Я позвоню сама. Позднее. Спасибо.

Надела пальто, - красивая-все-таки-шаль-молодец-Юра-Пузырев-улица-Юных-ленинцев-и-проч., шагнула под снег: холодно, сыро. Между прочим, худо-бедно сдала экзамен, можно поздравления принимать и кутить. Кутить пойдем в кафе "Мороженое", там и накрасимся: в ту-а-ле-те.

Вот так, значит. Ну что ж: очхорошо.

И красивая-прекрасивая Эвридика, забыв обо всем, вошла в зал. Сколько людей, оказывается, ест мороженое в январе, удивительное дело, а вон и наш молодой человек - и надо бы нам еще раз ему понравиться, тем более, что мы нынче в шали. Зачем он все-таки здесь работает, в этом кафе? Как-то оно несерьезно… хотя, конечно, ему решать, я-то тут при чем, мое дело - нравиться.

- Здравствуйте: маленький двойной, пожалуйста, - и улыбнемся. А в очереди за ней никого нет, и молодой человек тщательно варит маленький-двойной, от смущения повернувшись спиной к Эвридике, между тем как ему спиной кофе варить неудобно. Эх-ма!.. Надо что-то менять в жизни, давно уже надо что-то менять: очень тоскливая жизнь.

Кофе сварен и протянут.

- Спасибо. Вам, простите, сколько лет?

- Двадцать, - с трепетом в голосе. А самому, конечно, восемнадцать, если не меньше. Сразу после десятого класса варит человек кофе. И в ус себе не дует.

- А мне двадцать два. - Эвридика кисло улыбнулась. - Вас как зовут? - С ним можно не заикаться: все равно что с детьми.

- Александр. (Хм… царское имя).

- Очень приятно. Галя.

- Га-аля?

- Галя. - Она попробовала кофе: кофе, видимо, тройной. - Что-нибудь не так?

- Да нет… Только мне казалось, что у Вас должно быть какое-то очень… очень необычное имя. - И - спеша исправиться: - Но и Галя - очень хорошо.

- Спасибо. - Эвридика опять улыбнулась, теперь веселее. - А знаете что, Александр… Я вот подумала, почему бы Вам не предложить мне выйти за Вас замуж?

- С Вас двадцать четыре копейки. Если больше ничего не берете. - И стал прилавок вытирать: дитя дитем.

- Тут двадцать пять. - И, подмигнув ему: - Сдачу оставьте себе, богатым будете.

За столиком - мама с ребенком: сюда и сядем.

- Тетя пришла.

- Ешь спокойно!

Ну вот, села, называется… Но сесть ведь больше некуда. Впрочем, ребенок ест - спокойно, как велели, тетей больше не интересуется, мама смотрит ему в рот - красота. В окне все то же: январь. Бармен-или-как-его-там обиделся, чудак человек. Почему его на эту работу приняли, он же профнепригоден, он же дитя - вроде вот… который с мамой и ест спокойно. Другой бы на его месте - вечерочек, телефончик, разговорчик… И было бы с ним все ясно: бармен он и есть бармен… простите, пожалуйста, я пошутила неудачно, настроение плохое, а вообще-то я замужем и у меня восемь детей: мать я героиня… и все такое. А тут - с Вас двадцать четыре копейки, и давай прилавок вытирать. Конфуз. Странно: нормальная человеческая реакция, э-ти-че-ски со-сто-я-тель-на-я. Притом что кругом все мерзко и мерзко. Надо будет подойти к нему: пусть не думает, что я серьезно. Как-то это даже принципиально важно, чтобы он так не думал.

Эвридика открыла сумку - неизвестно зачем. Ах, вот зачем: там жвачка португальская - отец принес откуда-то, сказал: жуй… смешной отец.

- На тебе, ребенок, жвачку португальскую.

Хороший все-таки ребенок: ест - спокойно, ручку протянул - ладошкой кверху, жвачку сразу маме отдал.

- Ой, спаси-ибо! - это мама, конечно. - Что надо сказать девушке? Ну!

- Ничего не надо сказать девушке, - подмигнула Эвридика ребенку, а ребенок ей подмигнул. Мама в это время спрятала жвачку к себе в карман: сама она, что ли, ее сжует?

- До свиданья, - Эвридика щедро улыбнулась обоим, быстро подошла к стойке, облокотилась на нее. Александр взглянул исподлобья. - Вы не огорчайтесь, что так по-дурацки получилось: на самом деле я немножко лучше, чем кажусь. - И пошла к выходу. Обернулась: Александр улыбался во все лицо и махал рукой - дескать, еще приходите, всегда приходите… Дитя дитем. Надо было и ему жвачку, да больше нет. Привет, Александр, который-абсолютно-не-интересует-меня! Пока.