Впрочем, куда мы несемся? Ведь еще остается последний, но законный случай сместить некоронованного государя и спасти страну от слишком дорогих его услуг. Впереди XVII съезд ВКП(б) и возможность избавиться от генсека путем голосования. Для этого одно лишь и нужно: трезвая оценка достижений. Коллективизацию и индустриализацию увидеть и с точки зрения их реальности, и с точки зрения их стоимости. Белое увидеть белым, черное черным. Еще не разверзлась пропасть, отделяющая Россию от остального мира. Еще возможна остановка дальнейшего кровопускания в стране и реабилитация ее в глазах других стран. Чистки и военные потери еще за горизонтом, но кормчие умеют заглянуть за горизонт, не так ли?
11. Опрокинутый мир. Cъезд победителей
XVII съезд ВКП(б) - величайший позор той партии на все времена. Плюрализм и коллективность начисто отсутствовали в ней изначально. Не в меру заботясь о дисциплине, партия с самого начала стала орудием единоличной власти. А смещение лидера бесцельно там, где нет плюрализма.
XVII съезд показал это с позорной наглядностью.
Делегатов, свежеиспеченных партийцев из провинции, ждала столичная сытость и незнакомый им гостиничный комфорт. Их кормили и развлекали, их приветствовали и обслуживали так, что они сразу по прибытии почувствовали себя нужными, остро причастными делу, на которое их созвали: праздновать победу социализма, одобрить путь, по которому они к этой победе пришли и по которому пойдут в будущем. Путь, устланный костьми миллионов лучших людей России, пытавшихся этому пути препятствовать. Но в том-то и дело, что на съезде доминировали те, кто всего этого вовсе не понимал и восторженным ревом глушил все голоса. Они и не прозвучали, что не удивительно. Порядок отбора делегатов изначально оставил в меньшинстве тех, кто мог использовать трибуну в деловых целях. Сталин позаботился о том, чтобы этого не случилось. Пышный прием с самого начала настроил делегатов голосовать за все, что угодно, даже недослушав, лишь бы это исходило от адептов Сталина.
Мы родились и выросли в атмосфере обожания вождя и ничего иного не знали, для нас это была данность жизни, привычная, как голубизна небес, и неизбежная, как смена дня ночью. Но установилось-то все до нас, при поколении революционном, свергшем привычное и поставившем под сомнение не только голубизну небес, но даже веру в Бога.
Перестать верить в Бога - и поверить в человека! Бесцельно спрашивать, как это случилось, ибо это случится на Земле еще не раз. Одна из задач книги - дать хотя бы частичный ответ на вопрос о пассивности жертв чистки, включая тех, кто заранее предвидел роковой поворот событий.
Съезд был самороспуском партии. Он показал, что главной ее функцией стало любование вождем и славословие столь унизительное, что в перспективе истории на это как-то неловко даже глядеть. Существование партии уже не бессмысленным стало, оно стало вредным. Подчинение дисциплине сковало лучших людей, тех, кто еще мог влиять на ход событий. В бурном море сложнейших политических течений ХХ века кормчий повел судно, сбросив за борт штурманов с их лоциями и обсервациями и не слушая впередсмотрящего. Тот, кто сразу после съезда не поставил целью убрать Сталина, - до того, как он начал серию открытых убийств, их можно было предвидеть, если мыслить бесстрашно и не прятать голову в песок, - тот, кто стерпел принятие чрезвычайного законодательства, обрек себя своей участи.
Несчастье в том, что не только себя. Но они, осознав себя обреченными, далеко вперед уже не смотрели…
Съезд показал, что партия покорна воле генсека и полна энтузиазма, которым, с его подачи, готова накачивать страну. И армия, потенциально сильнейшая в мире, повиновалась вождю. Но армия ему нужна была агрессивная, готовая к захватам. А верхушка РККА в лице ее командармов все еще руководствовалась идеей несокрушимой обороны. Это был последний рубеж неподчинения воле вождя, рубеж достаточно мощный, чтобы отсиживаться за ним до какого-то удобного случая. Армия, последняя надежда пассивной оппозиции, стала также последним оплотом независимого политико-стратегического мышления. И порядочности, по строгим международным меркам.
И вот ведь еще что: армия в лице ее идеологического и стратегического руководства следовала мирным прокламациям коварного сталинского правительства всерьез. Впрочем, нельзя исключать, что военные на самом верху, те, кто уничтожены были первыми, понимали удобство своего простодушия и серьезного отношения к миролюбивым лозунгам и всяческим мирным инициативам. В такой позиции было то неоспоримое преимущество, что вождь никак не мог осудить ее публично. Оборонительная поза армии воспевалась в стране и с международной точки зрения была неуязвима, а перевооружение ее оправдано: если полезут, дать по зубам так, чтобы зубов не осталось.
Такая армия вождю не была нужна. (Нужна ли она была стране, показала война.) Намерения Гитлера стали очевидны. Предстоял передел Европы, а он, вождь, оставался в стороне со своей миролюбивой армией, ведомой к тому же людьми, которые его самого всего лишь терпели и ждали удобного момента, чтобы сместить… От них надо было отделаться любой ценой, пусть даже ценой всей армии, если она так их чтит и так к ним привязана. Притом поскорее, пока армия не осознала, что осталась последним бастионом, и не стала действовать соответственно.
Но для начала надо было освободиться от остатков так называемых порядочных людей в правительстве и от задавленных оппозиционеров. Не арестовать, арестованных освобождают и ставят во главе. Их надо убить. Убитых никуда уж не поставить, практической работы они не выполнят и массы за собой к указанной ими цели не поведут.
Но для такой чистки ох какой нужен повод…
12. Повод
Кажется, этой главе суждено быть кратчайшей. Суть (и жуть) ее смысла читателю, уже подготовленному к этому, представлена будет единственной фразой: нет в мировой истории страницы подлее, коварнее, кровавее по последствиям, чем задуманное и осуществленное Сталиным убийство Кирова. Именно такая популярная фигура и нужна была тирану для разжигания все еще сырых дров всенародного остервенения и подозрения.
Конечно, от политического деятеля не потребуешь быть совестью эпохи или эталоном благородства. Но ведь и в подлости есть мера.
Не в сталинской. Его подлость была безмерна.
13. Съезд как пролог
Читатель уже понял, что кукушка из часов закуковала на XVII съезде. А обстоятельства были таковы:
Когда Киров был секретарем Ленинградского обкома, Иона Якир в качестве члена ЦК, по просьбе Кирова, уделял внимание Ленинградскому военныму округу. Якир и Киров подружились - факт малоизвестный.
Итак, в январе-феврале 1934 г. состоялся XVII съезд ВКП(б) - Съезд победителей. Все шло парадно, гладко, но при голосовании против кандидатуры Кирова в состав ЦК было подано 17 голосов, а против Сталина 111 - известный факт[16]. У Кирова был человеческий облик, а за Сталиным, после ряда загадочных смертей, включая смерть участника врачебного консилиума В.М.Бехтерева, уже потянулась репутация страшного человека. Популярность Кирова росла. Было даже внесено предложение избрать его Первым Секретарем, что Киров решительно отверг. Сталин понял: неведомо для себя самого подрос преемник. Дав самоотвод и восхваляя Сталина, не готовый к браздам власти Киров подписал себе смертный приговор.
Летом того же года у Сталина произошел конфликт с военными по поводу утечки за границу через посредство самого Сталина важной информации о реформе армии. Вероятно, он играл свою игру - устрашал Гитлера. Но не знал и не спросил, чем можно пользоваться для устрашения, а чем нет. В конфликт втянулись и штатские - В.Куйбышев, Предсовнаркома, и Серго Орджоникидзе, Наркоммаш, ближайший друг Сосо. На политбюро летом 1934 года Сталину задали вздрючку. Куйбышева конфликт буквально взбесил, и он резко осудил Сталина за вмешательство в дела, в которых тот ничего не смыслит. Возможно, этот рабочий эпизод не переносивший критики параноик-генсек воспринял как шаг к его смещению.
[16]На 17-м съезде партии, где перед Сталиным униженно каялись прежние оппозиционеры и свирепствовала свистопляска славословий, умный Блюхер понял, что к чему, и согласился фальсифицировать протокол, в котором значилось, что против Сталина подан якобы лишь один голос. Это косвенно, зато убедительно развенчивает версию заговора военных. Прослужив под командованием Якира и находясь несомненно под его влиянием, как и все военные страны, не исключая Тухачевского, Блюхер не мог не посчитаться с мнением Якира, если бы тот хоть как-то высказал в прошлом свое отношение к Сталину.