И почти сразу начались анонимные звонки в штаб вермахта: хихикающие женские голоса выражали удовлетворение тем, что одна из них стала хозяйкой в доме военного министра. Оказалось, что Эдна Грюн - дама с прошлым. Она выросла в массажном салоне, содержательницей коего была ее мамаша. Порнографические фотографии самой Эдны конфискованы и хранятся в полиции, она зарегистрирована, как проститутка, а в 1933-м даже произошел скандал с клиентом, которого она якобы обобрала.

В деле явно было участие Геринга, мечтавшего о посте военного министра. Он же поднял ранее отвергнутые Гитлером инсинуации против фон Фритча. В жарком споре 5 ноября фон Фритч назвал взгляды Геринга дилетантскими, и рейхсминистр пылал местью. Да и Гитлер рвал и метал: его подставили, он опозорен, Бломберг обязан разойтись и подать в отставку, это провокация, это удар в него, в фюрера германского народа. И Фритч тоже, пусть уходят оба!

Они все большие актеры, эти политики…

Фон Фритчу устроили очную ставку с уголовником, и тот сказал: "Это он!" Фон Фритч ответил, что видит этого господина впервые. Гитлер не поверил главнокомандующему сухопутными силами, ему выгоднее было поверить подонку[18]. Фон Фритч потребовал суда чести, это ультимативный орган германской армии. Гиммлера, устроившего спектакль с уголовником, он вызвал на дуэль, но вызов так и не был передан секундантом, генералом фон Рунштедтом, который сохранил бумагу у себя, как сувенир: армия не желала унизить себя до дуэли главнокомандующего с гестаповцем.

Бломберг на аудиенции у фюрера, представ перед необходимостью как отставки, так и развода, развестись с женой отказался наотрез. Поняв, что скомпрометированный Бломберг все равно уйдет, Гитлер сбавил тон и даже посулил фельдмаршалу, что его снова призовут под знамена, когда потребуется рейху. С тем растроганный Бломберг и убыл - с полной пенсией и ста пятидесятью тысячами марок золотом, с женой куда-то в Италию, где и затерялся, к счастью для него, его след.

Дело Фритча тянулось. Суд чести под председательством Геринга в марте 1938 года признал Фритча полностью невиновным, но успешный аншлюс Австрии повернул к этому времени вопрос о руководстве вермахтом так, что Гитлер безопасно для себя отказался вернуть Фритча на пост главнокомандующего сухопутными силами. Он еще в феврале, когда Бломберг и Фритч были освобождены от постов "по состоянию здоровья", Верховным Главнокомандующим назначил себя. Пост военного министра был ликвидирован. 14 высших генералов вермахта были уволены вместе с Бломбергом и Фритчем, а на их место поставлены более молодые коллеги, конечно, обрадованные повышением и тем привязанные к новому главнокомандующему.

Так окончился гитлеровский переворот в армии.

В июне, после неадекватной реабилитации фон Фритча, немало генералов заявили о желании подать в отставку. Новый командующий сухопутными силами вермахта генерал-полковник Вальтер фон Браухич уговорил их не делать этого. Война с Чехословакией у порога, сказал он, вы не смеете уклониться от долга. Да и фон Фритч полагал так же. Во главе артиллерийского полка он участвовал в Польской кампании и был убит. Есть основания полагать, что он искал смерти.

Несколько слов об участниках драмы - о тех, кто ушел, и о тех, кто выжил, чтобы еще сыграть свою роль в истории.

Сразу по смещении фон Фритча Гитлер предложил его пост заместителю Фритча генерал-полковнику Людвигу Беку. Бек заявил, что отказывается занять пост, так как верит в невиновность своего командира. В связи с Судетским кризисом генерал-полковник Бек подал в отставку, не желая участвовать, как он заявил, в уничтожении своей страны. Впоследствии оппозиционеры именно его планировали поставить во главе государства по устранении Гитлера.

20 июля 1944 года генерал-полковник Бек застрелился после неудачного покушения, совершенного фон Штауффенбергом.

Для сравнительных жизнеописаний, подобных плутарховым, подходящую пару представили бы следующие две фигуры: генерал-полковник вермахта Фрейр Вернер фон Фритч и командарм первого ранга РККА Иона Эммануилович Якир. Как и Якир, фон Фритч был человеком чести и долга. Честь для германского офицера старой школы была дороже жизни. Слишком поздно фон Фритч понял гнусную роль, которую играл Гитлер в его деле. Было абсурдом верить подонку, которого умертвили впоследствии, и не верить фон Фритчу. Но сам фон Фритч верил в искренность Гитлера - до самого этого эпизода. "Это было не просто признаком хорошего воспитания, - замечает в книге о германском сопротивлении Питер Хоффманн, - это было наивностью". Это замечание отзовется болью в каждом, кто понимает трагедию лучших людей РККА, связанных долгом подчинения, честью да и сознанием безвыходности своего положения.

Гитлер подчинил себе вермахт уже после того, как Сталин решил проблему оседлания РККА по-своему - так же грязно, как Гитлер, но еще и кроваво. Оба преступника шли след в след друг за другом.

Жуков необоснованность репрессий в своих мемуарах подкрепляет еще и высоким процентом командиров-пролетариев, выходцев из рабочих и крестьян, а также большевизацией армии. С позиции Сталина это вряд ли играло роль, и положение в армии он считал катастрофическим не потому что "70 процентов комсостава рабочие и крестьяне", но 30 процентов комсостава не рабочие и крестьяне или "более половины командиров коммунисты и комсомольцы", но половина не коммунисты и комсомольцы. Катастрофическим положение было потому, что верхний эшелон армейского руководства не был предан ему лично. Там немало было людей, служившие не Сталину, а стране. Людей, умевших мыслить. Разумеется, это и были самые авторитетные в армии люди.

Такие ему не были нужны.

Он уже обладал единоличной властью. Но понимал, что на захватническую войну толкнуть командармов будет нелегко. Их мировоззрение отточилось в ходе Гражданской войны. Естественно, это было оборонительное мировоззрение. Мыслящая верхушка РККА, та, которую любили и которой верили бойцы, считала, что строительство на своей земле куда перспективнее захвата чужой. Из соображений международного престижа Сталин о крахе капитализма вынужден был говорить лишь как о результате войны, которую сами же капиталисты и развяжут. Руки его были таким образом связаны, и наступательных настроений в армии насаждать он не мог. Политработники и командиры легально воспитывали армию в духе несокрушимой обороны, а Сталин, скрипя зубами, вынужденно терпел это, подозревая, что и командармы терпят его лишь до поры, пока он верен кредо " Чужой земли мы не хотим, своей и пяди не дадим ". За этой чертой их послушание могло завершиться. Хищники рвали мир на куски. Япония свирепствовала в Азии, Гитлер в Европе, Муссолини в Африке, а он через головы своих миролюбивых командармов не мог даже подобраться к столу, за которым сговаривались о разделе планеты. (До утра 22 июня 1941 года он так и не понял, что Гитлер и не думал с ним делиться.) Чтобы добраться до стола, эти головы, этих гуманистов-интернационалистов надо было убрать. А заодно их друзей. А заодно всех, кто не поверит их виновности.

На этом выстроилась массовость репрессий.

Гитлер, захватив власть, не стал рассчитываться со всеми. Из массы социал-демократов и коммунистов в лагерях смерти он уморил одиннадцать тысяч функционеров. Остальные не осрамили германскую доблесть в "стальных когортах" вермахта. Там они гибли, а не в лагерях смерти. И в плен сдаваться не спешили: ведь фюрер сразу повязал их кровавой порукой и в глазах русских сделал всех на одно лицо. Он с самого начала повернул войну так, что сделал германский народ заложником. Творя то, что творили на просторах России, немцы обречены были драться насмерть. И убежденные нацисты и их убежденные противники. Так и дрались. Кому хотелось допустить в опрятные германские городки досыта напоенного ненавистью российского солдата…