"Когда он почувствует запах крови, - всплыли вдруг из памяти слова Нарцисса, заставившие Глорию задрожать, - он превратится в дикого зверя".
Уж не это ли происходило сейчас с ее любимым? Похоже на то...
- Нет, я не уйду от тебя! - отчаянно закричала она.
Пусть даже Нарцисс не ошибся - она знала, что только ее присутствие может удержать Эрона от чего-то ужасного. Он же вырвался из Мидиана ради нее - значит, она обязана отбить его у сил ночи окончательно, чего бы это ни стоило!
- Уйди! - Бун развернулся, и Глория с трудом сдержала новый крик. На нее смотрело черное лицо, покрытое зигзагами шрамов. Глаза испускали зеленоватые лучи. Перед ней был даже не зверь - настоящий монстр.
Монстр-Эрон посмотрел на нее, и она закричала, будучи не в силах выдержать его горящий взгляд. Ее ноги начали подкашиваться, комната со стоящим посреди нее чудовищем поплыла перед глазами.
"Не надо, Эрон... Я ведь так тебя люблю", - успела подумать она, сползая по стене на пол.
Она не думала, что Эрон способен был услышать эти слова, но звери всегда чувствуют мысли лучше, чем высказанное вслух.
Услышав ее бессильную мольбу, Эрон чуть не взвыл: снова в его душе столкнулись две противоположные силы. Но кровь... Кровь с запахом, упорно лезущим в ноздри, была сильнее. Ему надо было срочно что-то сделать - об этом кричал новый, подаренный Мидианом инстинкт, но опыта ему не хватало, и Эрон мог только надсадно выть, чтобы хоть в вое выплеснуть излишек сжигающих его страстей...
А Дейкер в это время злорадствовал, наблюдая, как бегут по пожарной лестнице вверх люди в полицейских мундирах. Услышал он и крик. "Трупы обнаружила", - заметил он про себя.
- Быстро, вперед! - приказал молодой сержант, пропуская своих коллег в коридор. Крик Глории помог им определить место, где находились Эрон и девушка. Полицейские окружали комнату - и в каждом горела злость: отчего же может кричать девушка, оказавшаяся наедине с маньяком, как не от того, что он принялся сейчас и за нее?
"Что-то надо сделать... Надо стать собой..." - мучительно соображал Эрон, а рот его кривился сам по себе, испуская на свет глухое хриплое рычание.
"Кровь... Нужна кровь..."
Изменившимися - звериными глазами Эрон снова обвел комнату. Покрытый подсыхающей пленкой крови стол, как показалось ему, светился. Это свечение напоминало ему о чем-то... Но вот о чем?
Постепенно его мысли начали проясняться. Он вспоминал...
Большинство монстров Мидиана до поры до времени имели вполне человеческий вид, но попались по неопытности - на таком же вот недостатке знаний... Нет, Эрон не мог себе этого позволить. Выход был один вспомнить... Или хотя бы сообразить, что вообще может предпринять нечеловек в подобной ситуации.
"У тебя мало времени, так что думай быстрее!" - подгонял себя Эрон.
Так... Среди жителей Мидиана есть обыкновенные оборотни и вампиры. Им, для того чтобы прийти в норму, необходима чужая кровь... И кровь - не что иное - привела в такое ненормальное состояние его самого. Значит - в ней ключ, в ней - разгадка...
Пошатываясь, Эрон подошел к залитому кровью столу и провел по нему растопыренной пятерней. Светлые полосы остались на полировке, где он прикоснулся к поверхности.
То - или не то?
Эрон поднес руку к губам и лизнул. Тотчас приятное тепло разнеслось по телу.
Чужая кровь сработала как катализатор: Эрон почувствовал, что вновь становится собой. Он лизнул руку еще раз. В голове еще шумело, но уже не было ни убийственного для разума гудения, ни полушокового состояния. Он повернулся и заметил зеркало. Все еще пошатываясь - вкус крови вызвал эффект опьянения, - он подошел к стеклянному овалу, и оттуда на него глянуло бледное человеческое лицо.
Самое худшее осталось позади. Или нет?
"Опасность!!!" - снова заработал сигнал.
Прежде чем Эрон успел сосредоточиться, до его ушей донесся топот десятка ног. Что-то тяжелое ударило в дверь, и комната начала наполняться людьми в полицейской форме.
Полицейские... Прожекторы... Выстрелы... Боль... Смерть...
Эрон задрожал. Неужели снова ему придется пережить все это?
- Не двигаться!
Эрон сел и вжался в пол, закрывая лицо руками.
- Вставай! - Эрона схватили сразу с нескольких сторон. - Вставай!
"Вот и все..."
Сильный рывок заставил его встать на ноги. Наручники защелкнулись вокруг запястий. Кто-то из полицейских с размаху двинул его в спину, направляя к выходу. Кто-то склонился над Глорией...
- Пошел!
- Надо же, вонь какая...
Эрон оглянулся, ища взглядом поддержки у Глории, - но его уже вытолкнули из комнаты...
Усмехался наблюдавший за этой сценой Дейкер...
46
Гиббс не знал, заключенный он или нет. С одной стороны, его привели в участок (увы, он так и не мог вспомнить, за что именно), но с другой дверь в камеру закрывать не стали. Такая неопределенность порядком смущала бывшего священника. Бывшего - потому что совсем недавно с немалым скандалом его лишили права называться святым отцом. Мириться Гиббсу с таким положением не хотелось, тем более что он совершенно не представлял себе, чем еще можно заниматься в этой жизни, чтобы заработать себе на пропитание. Поэтому он, во-первых, протестовал против такого решения, не желая расставаться со ставшей привычной одеждой, а, во-вторых, запил совершенно по-черному. Собственно, с пьянства все его беды и начались. И не то чтобы Гиббс прикладывался к бутылке слишком часто или пил помногу наоборот, ему обычно хватало одной небольшой рюмки. Но после нее Гиббс совершенно терял самоконтроль, и лишь на следующий день узнавал, что раздевался догола, метал в люстру тарелки или делал нечто не менее экстравагантное.
Карьера священника оборвалась для него после драки, затеянной на свадьбе одного из прихожан. Сам Гиббс совершенно не помнил, кто начал первым, но для его позорного изгнания всего этого оказалось достаточным и без выяснения мелких обстоятельств. В конце концов, даже если побитый свидетель первым распустил кулаки, теоретически Гиббс должен был подставить вторую щеку...
Теперь он сидел в камере и мучительно соображал, чего же такого он натворил вчера. Ребра болели, на руках темнели синяки - выходило, он снова участвовал в потасовке. Но, с другой стороны, наставить синяки ему могли и полицейские: нравы блюстителей порядка Шир-Нека не отличались особой деликатностью.
Вообще-то, узнав утром о своих похождениях, Гиббс обычно искренне в них раскаивался и подолгу молился, прося прощения за свои грехи, пока совесть не унималась. Тогда он давал себе обещание больше не пить, но жизнь снова и снова ставила его в такие ситуации, когда не принять рюмочку было невозможно, а приняв, он сперва забывал о том, что больше не пьет, а затем из памяти вылетало вообще все - и цикл повторялся. Теперь ему было особо стыдно и тяжело еще и потому, что он не знал, как именно нагрешил. А ведь в участок просто так не сажают... Ох не сажают!
Неудачливый бывший священник ерзал на жесткой койке, принимаясь время от времени нервно и невнимательно перечитывать Святое Писание. Обиднее всего было то, что дежурный охранник его вины тоже не знал, а все остальные полицейские отправились на какую-то массовую облаву еще до того, как Гиббс проснулся.
Когда по коридору затопали, он прямо-таки воспрял духом: вот, сейчас все прояснится!
Гиббс вскочил и приоткрыл дверь.
По коридору шла группа полицейских во главе с самим Эйкерманом. Толстая сигара подпрыгивала у капитана во рту - он уже едва сдерживал накопившуюся в душе ярость. Когда Гиббс увидел, кого ведут, его лицо тоже исказила гримаса ненависти.
Гиббс никогда не мог смириться с тем, что прощать необходимо всех. Сколько бы ему ни говорили, что мстительность, злопамятность, да и вообще ненависть к ближним - грех, стоило ему услышать о том, что какой-то мерзавец поднял руку на женщину, тем более - на ребенка, он знал, что такого человека не простит ни за что. А перед ним был не просто убийца маньяк, уничтоживший не одного невинного человека. Пожалуй, если бы Гиббс встретил Буна в пьяном виде, никто не смог бы удержать его от убийства но и в трезвом виде бывший священник не стеснялся себе в этом признаться.