- И сказал Моисей народу... - раздался с заднего сиденья дрожащий голос, - вооружите себя и людей на войну, чтобы они пошли совершить мщение Господне на Мидиан... и все города их и владения, и селения их сожгли огнем... и вместе с убитыми их убили и царей их и людей их и скот...

Гиббс осекся и замолчал. Текст вновь растаял, и - что самое худшее ему начало казаться, что он читал этот отрывок и раньше, но в тот раз все звучало немного по-другому. И уж не ему с его грехами было изменять слова Святого Писания... Но откуда тогда взялся в тексте Мидиан? Не сам же Гиббс выдумал его...

От всего этого бывшему священнику стало жарко, он откинулся на спинку сиденья и замер, хлопая рыжеватыми ресницами.

Гиббс и не догадывался, какое впечатление произвели эти слова на Эйкермана.

Вначале капитану показалось, что он просто ослышался. Одно дело слушать проповеди со стороны, но совсем другое - становиться самому как бы участником событий, упомянутых не где-то, а в ТАКОЙ книге. (Сам Эйкерман, как, кстати, и Дейкер, Библию никогда не читал.) От одной мысли об этом предстоящая операция приобретала особую окраску... Да, эта цитата едва ли не кричала, что их ждет отнюдь не веселая загородная прогулка-сафари.

- Черт! - изменившимся голосом произнес капитан. - Кажется, нам предстоит встреча с дьяволом...

- Я не верю в дьявола! - нервно и нетерпеливо вставил Дейкер, метнув в сторону ошалевшего священника презрительный взгляд. Психиатр догадывался, откуда могли выскочить эти "пророческие слова", - из дурной головы и фляги.

На лице Эйкермана появилась злая усмешка. Что ж, он сумел оценить, какой важности дело ему предстоит.

- Поверите! - и в голосе его звучала фанатичная убежденность.

58

Ничто не делает человека таким всесильным, как вера. Ничто не делает его таким твердолобым, как вера.

Пророчество легло под ноги бравому капитану, становясь тем трамплином, с которого он будет совершать свой великий прыжок - вряд ли даже при таких условиях его можно назвать взлетом: Эйкерман не принадлежал к тем людям, что способны летать. Его можно было сравнить скорее с танком, чем с самолетом-истребителем. Но почва под ногами его своеобразной морали - ибо и отсутствие таковой бывает иногда моралью - теперь была, и никто не мог ее вышибить.

Эйкерман всегда подозревал, что, следя за порядком, выполняет миссию, предначертанную свыше. Прочитанное Гиббсом окончательно убедило капитана в том, что он не ошибался, - так чему он должен был удивляться? Еще одному доказательству своей и без того очевидной правоты?

И все же сам факт наличия пророчества давал ему нечто большее: он помогал избавиться от противоречия между ЗАКОНОМ и частными закончиками, слишком бережно относящимися ко всяким выродкам. До сих пор Эйкерман имел право только избивать недочеловеков, попавшихся ему в руки, - цитата развязывала ему руки для большего. С кем он должен был сражаться?

С нечистью.

А где, укажите, в Конституции сказано, что нечисть истреблять нельзя? Все разрешено, что не запрещено, пусть даже и нет теперь старых добрых законов, не только позволявших истребление рода нечеловеческого, а благословлявших его. Да и был у него теперь за спиной такой закон - тот самый, что люди договорились считать законом божьим. Никогда еще Эйкерман не испытывал такого морального подъема.

Дейкер заметил перемену в капитане, но его занимали сейчас совсем другие мысли.

Мысли о высшей миссии - но уже о своей. А о ней окружавшие психиатра людишки и знать-то были недостойны...

Автомобиль Эйкермана и все остальные остановились напротив уже частично погруженных в вечерний полумрак ворот.

Солнце уходило быстро... Похоже, оно старалось избежать неприятных сцен, что вот-вот должны были разыграться под нахмурившимся небом.

- Здесь, - довольно проговорил Эйкерман.

Из машин начали выходить. Где-то возле кирпичной кладки жалась испуганная группка Джойса, на которую теперь было больно смотреть.

Эйкерман подошел к воротам, остановился на миг у входа, испытывая странную щекотку по всему телу, очень напоминающую возбуждение, и, вздохнув, шагнул вперед, словно переступил для себя какой-то невидимый жизненно важный барьер. Сигара колыхнулась в его губах - почему-то при пересечении этой границы ее вкус изменился.

- Ладно, пошли, - сказал Эйкерман, обращаясь в первую очередь к самому себе, и сплюнул.

Сигара упала на камень и через секунду потухла, придавленная увесистым полицейским каблуком.

Вместе с ней погас и последний, задержавшийся на верхней перекладине, солнечный блик.

Начиналось преддверие ночи...

59

Что же ты спишь, Мидиан? Где твои защитники?

Твои руины молчат, но где-то в глубине уже затевает свою песнь боевой барабан. Но не к бою он зовет - к бегу. А куда бежать, если вокруг дверей твоих - засада? Если под них уже закладывают шашки динамита, если выгружают из машин базуки и огнеметы?

Не скроешься, не сбежишь...

Через могилу ведут входы твои, но и сам ты сейчас - как огромная братская могила. Видно, судьба твоя - оставаться под землей. Широка могила, глубока, удобна - жить бы в ней и жить, но для другого выкопана она. Смерть - вот ее хозяйка. И не знающие жизни могут умирать...

Проснись, Мидиан! Подними на защиту своих сыновей! Рано ведь мириться с судьбой...

Но не слышит город. Пусть страх уже бродит по верхним его этажам, пусть уже выступают на чьих-то глазах мертвые слезы, пусть загораются протестом чьи-то глаза - все это лишь зачатки того, на что ты способен. Проснись, Мидиан, оживи!

Но молчат руины, и лишь люди бродят по твоим улицам, пока ты молчишь.

И сказал себе правитель Мидиана: "Такова судьба" - и сдался без боя. Знаешь ли ты об этом, чудо-город? Не знаешь - иначе не спал бы... Так что же разбудит тебя, кроме смерти, огнем и пулей врывающейся в твои катакомбы?

Ночь?

Она уже пришла.

Страх?

И он давно распустил свои крылья.

Так что же? Уж не эти ли твои дети, что мчат сейчас в полуразваленном автомобильчике? И глаза их горят, и руки дрожат от нетерпения: быстрее!!!

На помощь! Туда, где ждут. Туда, где кое-кто еще верит в чудо. Туда, в Мидиан!

Спешат... И тяжела та дорога!..

- Еще миля или две, не больше! - с надеждой шепчет Нарцисс. Летит навстречу серая лента дороги, только пятна деревьев мелькают по бокам.

Быстрее!!!

Как знать, может, и успеют, может, повезет им... Как знать!..

60

Двое полицейских протопали по камням надгробий, разматывая ведущий к взрывчатке кабель: выбить железную дверь своими силами не удалось...

Дейкер равнодушно наблюдал, как они устанавливают сохранившийся еще с войны ключ взрывного устройства, потом отвернулся. Красный край горизонта уже начал терять свой цвет, сообщая доктору, что его час пробил.

Сильная это штука - звездный час. Как только человек понимает, что это произошло, все его мысли, все действия сосредоточиваются на чем-то одном, составляющем суть его души, на том, ради чего он и явился на этот свет. Призванием Дейкера было спасать мир путем уничтожения особей, недостойных в нем жить.

Дейкер огляделся по сторонам: никому не было до него дела. Куда-то скрылся Эйкерман, уволокший за собой трясущегося Гиббса, сосредоточились вокруг железной двери, ведущей в подземелье, полицейские... Все благоприятствовало для начала основной "работы".

Дейкер бросил в сторону города еще один взгляд и заторопился к машине, где в багажнике дожидались своего часа нож и полотняная маска.

Обе эти вещи находились на месте. Дейкер проверил лезвие, спрятал нож в рукаве и собрался было взять маску, но тут за его спиной раздался знакомый голос.

- Ну что, доктор, вы не хотите посмотреть на штурм? - поинтересовался подошедший к нему Джойс.

Дейкер выпрямился и развернулся, захлопывая перед носом инспектора дверцу.

Джойс, наверное, даже не догадывался, насколько некстати угораздило его подойти. Внутри у Дейкера что-то оборвалось, сердце бешено заколотилось - никогда еще он не был так близок к разоблачению.