- Она же ребенок! - выдохнула девушка.

Глория снова находилась между жизнью и смертью, и сердце ее замерло: на этот раз - не спастись...

На лице полицейского возникла насмешливая гримаса.

Глории казалось, что с того момента, как он начал целиться, прошли часы, - на самом деле сцена не заняла и нескольких секунд.

Неожиданно убийца вздрогнул, его лицо выражало теперь боль и страх, рот открылся и послышался отчаянный вопль.

Глория так и не тронулась с места - она словно вросла в землю перед съежившейся девочкой и лишь одни испуганные глаза жили сейчас на ее лице. С убийцей происходило что-то необъяснимое... Вопль стих и изо рта полилась кровь. Что-то задвигалось под одеждой полицейского в районе диафрагмы это пальцы, пронзившие его со спины, пролезали наружу. Полицейский обмяк, его голова склонилась набок, открывая возникшее у него за спиной решительное лицо Рейчел.

Рейчел выдернула руку из его внутренностей, и тело убийцы рухнуло.

Несколько секунд она молча смотрела на Глорию - лишь ребра ходили ходуном от тяжелого нервного дыхания, потом черты ее лица смягчились.

- Иди ко мне, - протянула Рейчел руки навстречу дочери, вытирая кровь о край одежды.

Бабетта посмотрела на Глорию, затем на мать и бросилась к ней в объятия. А Глория, вновь обретшая способность двигаться, смахнула слезинку: самое худшее для них, похоже, осталось позади.

Для них...

Бой, точнее, бессмысленное уничтожение всего и вся, перешел теперь и на второй ярус.

Все новые и новые потоки ночных жителей поднимались наверх в поисках спасения - и находили смерть.

Смерть была всюду: она падала на головы вместе с камнями, она плевалась автоматным огнем, громыхала гранатными взрывами, сверкала сталью... Она шла и сверху, и сбоку, она срывала людей с мостиков и переходов и швыряла их в пропасть, чтобы размазать о камни.

И не было от нее спасения...

Вот другой полицейский с пистолетом заметил припавшую к земле барабанщицу - рот ее был испуганно открыт, голые лопатки дрожали. Женщине удалось запрыгнуть сверху на свой "барабан", но и там ее настиг безжалостный взгляд захватчика.

- Эй! - окликнул он ее, прицеливаясь. Пуля заставила ее лечь, на миг окостенев от боли. А ее убийца уже шел дальше.

На глаза ему попалась деревянная загородка. Отшвырнув ее, он заметил сбившуюся в кучу толпу, состоявшую в основном из детей и женщин. Случайно в эту толпу попал и вернувшийся с поверхности Нарцисс. Теперь он стоял, держа на руках какого-то мальчика, которого собирался прикрыть своим почти бессмертным телом, когда начнется стрельба. И все равно - разве легко смотреть в глаза смерти, даже если знаешь, что она не последняя?

- А кто это у нас здесь, а? - иронически спросил полицейский, выбирая прицелом первую жертву.

"Что ж... я готов", - подумал Нарцисс, специально высовывая вперед свою ободранную голову.

Полицейский, похоже, и так был готов выбрать именно его в качестве первой жертвы - взгляд пистолета уперся человеку-обезьяне в лоб.

Сидящий у Нарцисса на руках мальчик негромко вскрикнул - и человек-обезьяна силой заставил его отвернуться, опуская ребенка вниз и закрывая маленькое, дрожащее от страха тельце.

"Ну, стреляй же! - метнул он в полицейского ненавидящий взгляд и приготовился к боли. - Ну?"

Палец на спусковом крючке дернулся, но пуля ушла в сторону: на руке полицейского повис Эрон.

Пистолет упал на пол, еще через секунду Бун обхватил шею убийцы в форме и швырнул его наземь, сворачивая позвонки.

Нарцисс мотнул головой навстречу другу и хотел сказать ему что-то ободряющее - но губы уже шептали совсем иные слова, обращенные к приникшему ребенку:

- Не бойся... Не бойся...

И шепот его был сильнее грохота взрывов и выстрелов.

65

Эйкерман был счастлив.

Именно так, ни много ни мало. Он не представлял себе раньше, какое наслаждение можно испытать, перешагивая через скорчившееся под ногами тело мертвого врага. Уничтоженного врага, жалкого, превращенного в прах...

Стрелять - такова миссия. Стрелять - таково счастье...

Эйкерман позволил себе даже закурить сигарету - настолько легким показалось ему поглотившее его занятие. Почему бы и не получить двойное удовольствие, если имеется такая возможность?

Патроны его ружья взрывались с ласкающим слух грохотом.

Вот какая-то неловкая живая мишень застряла в конце коридора Эйкерман прицелился и был просто потрясен, когда чья-то рука толкнула его в плечо, сбивая прицел и позволяя жертве метнуться в сторону. Вне себя от возмущения - любая неожиданность вызывала у капитана только такую реакцию - Эйкерман повернулся.

То, что он увидел, потрясло его еще сильней, чем факт чьего-то вмешательства. Он увидел, кто именно отважился на такую дерзость. Капитана Эйкермана удивить было нелегко, но Гиббсу это удалось.

Бывший священник первое время пребывал в каком-то отупении. Он бормотал молитвы, постоянно путаясь в тексте, затем перестал: похоже, полицейские прекрасно обходились и без его помощи. Это чуть было не успокоило Гиббса, он был рад избавиться от столь странных и неприятных обязанностей, но стоило ему оказаться без дела, как его глаза словно открылись. Гиббс начал видеть и оценивать все происходящее вокруг него.

А вокруг был ад.

Забыв все когда-либо существовавшие законы, полицейские убивали беззащитных людей. При виде детей и женщин Гиббс как-то забыл, что перед ним всего лишь монстры.

Совсем еще недавно за такие же преступления он ненавидел Буна и наслаждался настигшим того возмездием. Теперь люди, чьими руками оно было совершено, творили преступление в сто раз худшее и принявшее поистине гигантские масштабы. Все это просто не укладывалось у священника в голове. Винные пары покинули его, оставив наедине с жуткой реальностью.

Гиббс был шокирован. Гиббс был убит морально. И это с такими людьми он пришел сюда? Это им он помогал? Чудовищно...

Некоторое время бывший священник мог только пялиться кругом, не узнавая ни себя, ни окружавшего его места. Голова шла кругом, мысли путались, раздавленные огромным, безграничным стыдом. Как мог он благословить этих полицейских на массовое убийство? Где были его глаза? Где разум?

Наверное, Гиббс сошел бы с ума, но тут что-то внутри подсказало ему, что теперь он должен хоть как-то постараться прекратить начавшийся беспредел.

Двигаясь как во сне, священник поднял с земли уроненный кем-то из полицейских пистолет и отправился на поиски вдохновителя и организатора этой кровавой бойни.

...Теперь он и Эйкерман стояли напротив друг друга.

"И все же я делаю что-то не то!" - вдруг подумалось Гиббсу, и пистолет в руке начал дрожать.

На его счастье, Эйкерман растерялся. Капитан ожидал увидеть в качестве нападавшего кого угодно, но только не Гиббса. Священник был жалок, бездарен, но у него было оружие, и капитан просто не мог понять, что этот дурак от него хочет.

- Вы должны прекратить это! - облегчил ему поиск ответа Гиббс. - Вы ведь убиваете детей!

"Ах, вот оно что! - отлегло от сердца у капитана. - Человеколюбие заело... Ну конечно же - чего еще можно ожидать от такого слабака! Кретин, идиот... И рождаются же такие!"

Он начал поворачиваться. Эйкерман знал, что ничем не рискует: во-первых, у Гиббса духу не хватит выстрелить в упор, а во-вторых... ну что может этот психопат против настоящего профессионала?

И в самом деле - Гиббс не успел даже понять, что произошло, как пистолет вылетел у него из рук, выбитый точным ударом капитана. Ярость исказила лицо Эйкермана. Он был готов заставить Гиббса дорого заплатить за собственный испуг и растерянность. Еще никто не осмеливался так оскорблять капитана.

"Он должен умереть", - мелькнула вдруг в его голове мысль. А почему бы и нет? Что значит одна смерть среди тысяч? Ну, не тысяч - сотен, какая разница... Чем, в конце концов, это ничтожество лучше остальных? Подумаешь - станет меньше на земле одним алкоголиком...