У парфян, например, как типичных туранцев, был на воинских значках змей вместо знамени, но, естественно, металлическая фигурка змея, а вовсе не настоящий змей. Но это было символическим обозначением их мировоззрения.

А с кем же мог бороться Митра? Эта система была тоже дуалистическая. Я на ней останавливаюсь только потому, что она получила чрезвычайно широкое распространение. И если я буду на будущий год читать, мне об этом придется говорить довольно много и подробно.

Митраистическая система распространилась по Тибету, Монголии, Восточной Сибири, по всей Центральной Азии. Врагом Митры (его другое название — Бог Белый Свет) был демон Длинные Руки (в персидском тексте это не сохранилось, это тибетское название). Демон Длинные Руки, вождь целого полчища демонов, — это обман.

Обман — это то противоестественное, чего нет и не должно быть в мире. Животные не обманывают друг друга. Они смело убивают, охотятся друг на друга, едят друг друга, но они никого не обманывают. Обман — это то, что приходит через человека, и ради чего Митра существует, и с чем Митра борется. Нарушение клятвы, предательство, обман доверившегося — это все дело демона Длинные Руки. И поэтому это является — врагом.

Таким образом, мы видим вторую систему дуализма, распространившуюся за пределами Ирана, в землях которого восторжествовал зороастризм.

А вот здесь, вот таким образом (Л. Н. Гумилев подходит к географической карте и показывает районы распространения. — Прим. Ред.) восторжествовал бон — религия, почитавшая Бога Белого Света, то есть Митру, сохранившаяся в Тибете до XX в. Последние бонцы убежали из Тибета в 1949 г. сначала в Индию, потом в Норвегию, а сейчас даже в Швейцарии поселились. В Индии им жарко показалось: они привыкли там, где горы. И так как это были интеллигенты, работать грузчиками им было очень тяжело, то они начали издавать свои бонские древние книги (потому что они рукописи вывезли) и продавать их тибетологам. И на это существовали скудно, но в общем прилично. А заграничные тибетологи покупали эти книги и меняли на наши, советские издания. А у меня был друг — тибетолог,[403] на Восточном факультете работал, он брал мои книги, им посылал, получал от них бонские на тибетском языке, переводил их, и мы вместе с ним печатали работы. Вот таким образом концепция бона получила известность в советской литературе.

Как видим, и задачи и постановка вопросов в иранском, ирано-туранском и эллинском мире были диаметрально противоположны. Их разные вещи интересовали.

Обратимся к Индии, посмотрим, что их интересовало. Оказывается, индусам было абсолютно наплевать, как устроен мир, и кто — друзья, и кто — враги. Они великолепно знали, что придут враги и их убьют, и сопротивляться они уже в то время могли очень слабо. И поэтому их больше интересовало, как спасти свою душу и бессмертна ли она. Потому что на Востоке (к востоку от Ирана) было распространено учение о переселении душ — о метемсихозе. — Ну, убьют человека, и если он был грешный, то его душа воплотится в теле крокодила (что, конечно, уже мало приятно), или в теле асура, или дэва — это лучше, а если в теле беса какого-нибудь или демона подземного, так это совсем плохо.

Так вот, и вопрос: какие принять меры, чтобы обеспечить себе перерождение в тело человека и имеет ли это смысл? И вообще, что с этим делать?

В это время здесь уже были йоги, были всякие отшельники-аскеты, и всем этим очень заинтересовался гениальный мальчик — сын княжеского рода Шакья. Звали его Сиддарта, или Шидарта. Он обошел всех этих учителей, не удовлетворился их учениями и создал свое собственное. Учение его было до крайности простое вначале и стало невероятно сложным через 2000 лет.

Изначально оно заключалось в том, что в мире у людей есть желания, которые порождают при неудовлетворенности — страдания, а страдания ведут к смерти. Следовательно, для того чтобы избавиться от смерти, надо не страдать, а чтобы не страдать, надо ничего не желать и тогда избегнешь и страданий, и смерти. Будда сложил ноги калачиком, сел под пальмой и стал ничего не желать. Но это оказалось дьявольски трудно. Говорят, что ему, царевичу Сиддарте, это удалось. Он даже учил, как это делать, и чудеса творил, — двенадцать чудес сотворил, потому что демон Мара (не демон Длинные Руки, а демон Мара, то есть обман, иллюзия) насылал на него всяких чудовищ, например бешеного слона, которого он усмирил, и всякие другие неприятности, но он и с этим легко справился.

Гораздо труднее ему было справиться со своими ближайшими учениками. Был такой Девадатта, который, усвоив его учение, решил сделать побольше. Он ввел, наряду с отречением от желаний, строгий аскетизм. Ну, сам Будда считал, что человек должен для спасения — не страдать ни в коем случае, то есть получать достаточно пиши. И у него была чашечка такая, ему туда клали рис или овощи, заправленные постным маслом. Он питался чашечкой в день. Этого хватит, если с постным маслом, да еще хорошим, так и действительно достаточно. Будда запрещал прикасаться к золоту, серебру и женщинам, — ибо это соблазны.

А Девадатта еще сказал: «Нет, мы еще и поголодать можем».

А это было уже искушение, и это было уже ни к чему. Хоть ты и можешь перенести голод, но зачем? Это же страдание! Это влечет вкус к разрушению чувства жизни. Аскетизм категорически противопоказан идее Будды.

И поэтому община Будды раскололась еще при его жизни, но ученики все-таки слушали, что он говорит. Дамы знатные приглашали его и говорили: «Ладно, не прикасайся, но ты и нам хоть что-нибудь расскажи» — и давали ему взносы на общину. Он ни к чему не прикасался, там ученики брали и использовали на благо дела.

А учил он многих. Так что после него осталась довольно большая память, но ни одного записанного текста — не публиковали в те времена. Но кончилось все это для него очень печально, потому что, понимаете ли, хотя он и построил свою систему абсолютно логично и, казалось бы, непререкаемо, и действительно не впадал, видимо, ни в какие соблазны и искушения, тем не менее судьба ему уготовила такое искушение, от которого он не мог удержаться, — сострадание.

Пока он сидел под пальмой и пользовался уважением всей Бенгалии, соседнее племя напало на его княжество Шакья и перебило всех его родственников. И вот ему об этом сообщили. И восьмидесятилетний старик, самый уважаемый в Индии человек, с палочкой пошел. И прошел, понимаете ли, по саду, в котором играл ребенком, по дворцу, где его воспитывали, — и везде лежали его родственники, его слуги, его няньки, его друзья, разрубленные пополам, искалеченные, изувеченные. Кровью все было залито. Он это все прошел, не смог остаться равнодушным и … вошел в нирвану.

Кстати, все ли знают, что такое нирвана? Нирвана — это понятие, которое исключено на Западе, вследствие логического закона «исключенного третьего». У нас три закона логики:

— закон тождества: «а» это «а»;

— закон противоречия: «а» это не «б»;

— и закон исключенного третьего — основной. Согласно ему, нет ничего такого, что может быть одновременно и «а», и «не а». То есть, в данном случае, вещь или существует, или не существует.

Так вот, нирвана исключает этот закон. Нахождение в нирване означает одновременно существование и несуществование. У индусов своя логика. Как видите, все совершенно по-иному. У нас «вошел в нирвану» — значит, скончался, но по буддийским учениям (и индусы это признают), Будда не умер, он только переменил модус своего состояния, место своего обитания: из Сансары, вечно двигающегося мира, он перешел в нирвану и там сейчас обитает. То есть он ничего не знает, ничего не видит, ничего не слышит, ничего не хочет. Он находится в вечном покое. Он не счастлив, и он не несчастлив, потому что счастье и несчастье — понятия относительные, а их в нирване нет. В общем, что он есть, что его нет — совершенно одинаково. Сохранилось только его учение и память. Ну, потом, три века спустя, его учение восстанавливалось по памяти, из уст в уста передача шла. И получился первый источник, называемый Трипитака — три корзины текстов, то есть три корзины мемуаров.